Одиннадцатый цикл - Киан Н. Ардалан

Молодцы. Выжили все-таки, возвратились. Я вздохнул с облегчением.

Сун’ра вознес палицу над головой. Акары торжественно взревели, и рев их пробрал все мое искалеченное тело.

Час пробил. Я закрыл глаза и даже не почувствовал, как палица обрушивает на меня всю свою мощь.

Глава девяносто первая

Далила

Говорят, часть духов при жизни так стремились исполнить свою последнюю волю, что не отступаются от нее и в смерти – оттого и блуждают по Минитрии, не в силах обрести упокоение. Если сведет вас путь-дорога с призраком, лучше миновать его стороной.

– «Ума не имею, готов путешествовать: дорожные советы». Глассиус Адамс

Вид отбывающих на Седой холм полков оставлял в душе предчувствие большой беды. Слухи расползались по городу, точно шепот, принесенный ветром с другого конца света. Война? Разгром? Опасность осады? Клерианцам все это столь чуждо, что вести они обсуждали, как общего семиюродного родственника, которому никто никогда не рад, зато мнение о нем имеют все.

Теперь я еще больше утвердилась в решении. Мне просто необходимо навестить прежний дом.

И все же я как никогда колебалась. Примут ли меня с распростертыми объятьями? Какой след оставило время в душах – нежные морщинки или уродливые борозды? Улыбнется ли мне мать с любовью, как прежде? Отца, кроме как за работой в поле, я и не представляю. Надеюсь, Фредерик во всем ему помогает. А не женился ли он на дочери Табунноров? Как ее там? На ум, к моему стыду, пришло только слово «крысомордая». Сколько же все-таки воды с тех пор утекло.

Я подумала о Бене. Он, должно быть, так вырос! Забавляется ли еще с пером Эрефиэля? Я с улыбкой представила, как встретить меня выходит «белый маг». Тома же я даже вообразить не в силах. Помню его грудным младенцем, а увижу мальчика, который уже ходит и говорит. Непоседа ли он, как Бен? Или же противный, как Фредерик? Наверное, ни то ни другое.

А обо мне ему известно? Мать с отцом поведали о старшей сестре или сочли, что мое существование лучше вычеркнуть из памяти? От этой мысли сомнение взыграло с новой силой.

Солнце стояло в зените. На фронте еще только готовятся к битве.

Экипаж вез меня вместе с Иеварусом, сидящим напротив. Все внутри скручивалось от предвкушения вперемешку со страхом. Страхом быть отринутой, услышать, что лучше бы не возвращалась. Это мой худший кошмар – от него я так трепетала, что невольно стиснула руку добела.

Тяготило меня и еще кое-что, а именно – чувство вины. Тысячи людей встали бок о бок на защиту Бравники, готовые сложить голову в бою, – а я бегу от фронта, чтобы повидаться с семьей. Дар исцеления на войне на вес золота. Я могу спасти всех.

В воздухе витало ощущение того, что война разверзнется уже ночью. Однако мысль больше никогда не увидеть родных ужасала куда сильнее. Что ж, хотя бы сегодня, надеюсь, я вправе пренебречь всеми.

Покачиваясь на сиденье экипажа, я думала об Эрефиэле и молилась о его благополучии. Мелькнула в мыслях и Нора. Судьба ее исполнена мучений и горя. Вспомнился Хрома – акар с большим сердцем. Ему я тоже не желаю ничего дурного. Как жаль, что так и не удалось поблагодарить его лично. Любопытно, помнит ли он меня вообще?

Мы катили мимо Вороньего городка. Акарский лагерь был закрыт его стенами. Где-то вдалеке лежал Басксин.

Судя по ржанию, доносившемуся от конюшни Табунноров, мы уже недалеко.

Наконец в окне показалось хозяйство Ридов, пребывавшее в непривычных тишине и спокойствии. У меня перехватило дыхание и внутри все сжалось. Неужели из-за близости встречи? Задавленный страх вырвался на волю и сковал меня с новой силой. Быть может, это просто ветер разносил по окрестным землям миазм смертельного ужаса с Седого холма.

Вскоре экипаж остановился. Мы с Семенем вышли и зашагали по дорожке из гальки к дому, что некогда был мне родным. Все кругом казалось меньше, чем в воспоминаниях. Помню наш старый полуразваленный колодец, где обитала зловещая сила, затаенная сущность, что чуть было не утянула меня в его черное чрево. Колодец обветшал еще сильнее и смотрелся совсем убого. Даже поля в детстве казались обширнее, а поспевающий урожай – тучными зарослями, где рыщет хищный зверь. Теперь всходы просто качнулись нам навстречу под дуновением ветерка. До чего, оказывается, здесь все маленькое!

Я со стыдом в душе посмотрела на козлятник поодаль, где провела не одну ночь, пополняя коллекцию шрамов. Козлятник – единственная частичка ушедшего детства, что выросла вместе со мной.

Иеварус вышел вперед и, против обыкновения, заговорил первым.

– Это твой дом?

– Да. Я жила здесь раньше с семьей.

– Семьей… А что это? – спросил он в привычной заторможенной манере.

– Семья – это… семья. Не знаю, как объяснить. Мы связаны кровным родством. У нас с братьями одни отец и мать.

– У меня тоже есть отец. Верховный Владыка.

Да уж, как это все-таки однообразно – объяснять небожителю то, что смертные принимают за данность.

– Когда мужчина и женщина сходятся… – И все же, поняла я, неудобно говорить с таким простодушным созданием о соитии. – Они вступают в связь. Считай, исполняют обряд, после которого мать производит на свет ребенка. Твоя связь с Верховным Владыкой намного сложнее.

– Производит на свет? Как носительница?

Я кивнула, хотя не вполне понимала, о чем речь.

– Наверно, да.

– Далила. А я мужчина или женщина?

Я задумчиво посмотрела на Семя. Его глаза светились жгучим любопытством.

– В тебе есть женские черты, но мужских больше. А вообще, Владыки бесполы, если только сами не выберут, кем быть.

– А почему?

– Деление на мужчин и женщин – это исключительный удел смертных. Вам, высшим существам, разграничивать себя ни к чему. Не мне судить, какого ты пола, – решай самостоятельно. Или не решай, как прошлое Семя, Кэйлу.

– А как мне определить, кто я?

Оставалось только пожать плечами.

– На какие-то вопросы даже у меня нет ответа, Иеварус.

* * *

Чем ближе мы подходили к дому, тем сильнее обстановка меня настораживала. Что-то не так. Солнце уже начало садиться, и вдалеке над Серым холмом вздымались столбы дыма. Я помолилась про себя и закрутила на груди спираль. Там, далеко-далеко, тучнело тошнотворное облако страха, эта неусыпная сущность, столь навязчивая, что беспрестанно владела толикой моего внимания. Битва наверняка уносит уже сотни жизней, но здесь вопли гибнущих безмолвны, а мои уши – глухи к ним.