Одиннадцатый цикл - Киан Н. Ардалан

Мой клинок филигранно снял ей голову с плеч. Она даже не успела шелохнуться.

Я продвигался вперед. Меч превратился в мельтешащую косу, неслышно распарывал глотки, словно убийственный шепот Кэйлу. Акарский предводитель же, наоборот, буйствовал, как неукротимая стихия, расшвыривая моих солдат.

Движения его были отточены до совершенства, удары – столь выверенны, что пробирал трепет. Они завораживали своим неистовством, задающим темп схватке. Чувствовалась в его манере боя и доля хитроумия. Сбоку на вождя бросились двое. Круглым щитом он закрылся от правого, а удар левого блокировал палицей и крутанулся, чтобы их по инерции пронесло вперед. Оба зашатались, и он обрушил вес оружия на правого.

Спереди атаковала еще пара. Акар отбил первый удар и взял палицу двумя руками, вдарил по солдату. Сокрушительный удар откинул его прямо в товарищей, сшибая весь ряд.

И вновь на него бросились. Молодой вожак ухнул солдатам под ноги. Взрыло воронку, и, протянув палицу по земле, он взметнул ее снизу вверх, подбрасывая врага.

Тут вождь прервался и обратил взгляд на меня. Мои люди отступились. Вся земля кругом алела от крови, стоны и рев смешивались в какофонию. Ростом мы с ним были равны. Нагой по пояс, он имел только щит и палицу, а я стоял в помятом, заляпанном доспехе. Немногие чистые участки, еще не утратившие блеска, отражали зарево пожара. Палица, успел я заметить, тускло светилась под обсидиановой поверхностью. Ее внутреннее сияние, пульсируя, мерно гасло, покуда не иссякло совсем.

Я потянулся снять шлем и слишком поздно увидел мчащего сбоку акара. Он бы тотчас рассек меня топором, если бы вождь на него не рявкнул. Тот остановился и заворчал, но пошел на попятный – а напоследок, пусть недовольно, еще и поклонился ему.

Я кивнул.

– Благодарю. – Пришлось прикрикнуть. Не знаю, понял ли он.

– Ты сильный и честный воин. Я обязан оказать тебе должное уважение.

Как бегло он говорит по-байрски, пусть и с грубым утробным произношением.

– Довольно проливать кровь. Отведи войска.

– Я могу сказать то же самое, – ответил он. Мы оба не сдадимся, и оба это понимали. – Назови имя. Я должен знать, кого убью.

– Эрефиэль Нумьяна.

Вождь кивнул.

– А я Сун’ра, сын Мукто. Предводитель всех акар. – На этих словах он занял низкую стойку, подняв щит и палицу.

Мукто… знакомое имя. Сейчас некогда о нем думать: все мысли были только о войне. Я всмотрелся в черную палицу, прикидывая ее свойства. Это оружие – полная противоположность моему. Взмахи придают Берениэлю быстроты и легкости, а палица с каждым ударом набирает вес и мощь.

Мы стояли друг напротив друга, объятые сиянием пожара и стоном воинов, с которым жизнь окончательно покидает тело, и все кругом застилало запахом пота, крови и гари. Танцующее полымя рождало вокруг нас красивый рисунок теней.

Я тоже занял стойку, перехватывая щит и меч, пока все расступались, освобождая нам место.

И я ринулся на врага.

Глава девяностая

Эрефиэль

Не все прославленные реликвии созданы руками Кузнеца. Где-то на просторах Минитрии таятся семь легендарных орудий, сотворенных из первородной краски. Однако есть реликвии более священные и загадочные – например, Ломаный посох. Витиеватой формы, созданный из перекрученного дерева, он якобы таит разряд первородной молнии, что, не настигнув цели, застыла в твердой оболочке. Страшно представить ее неимоверную мощь и что будет, если молнию выпустить.

– О первородном оружии

Я атаковал поверху, где враг не успеет закрыться. Вождю пришлось нырнуть под клинком; я воспользовался этим и перенаправил меч, полоснул акару правое плечо, тут же усиливая напор.

Сун’ра не отшатнулся, а, наоборот, дерзко сомкнул расстояние, размахиваясь сплеча. Я выставил щит – и слишком поздно осознал свою глупость.

От второго удара в ушах зазвенело, но меч не утратил скорости. Сун’ра отразил очередную атаку над головой.

Обсидиановая палица опять мелькнула с того же бока. Чувствовалось, как растет ее сверхъестественный вес, но вместо того чтобы отступаться, я вверил клинку власть над своими движениями. Прислушивался, куда он ведет руку, понимая: отведу ее, и меч вдвое замедлится. Нужно всецело отдаться этому ошеломительному шквалу атак. Наше оружие пролетало в дюйме от тел; мы оба понимали, что малейшая ошибка приведет к гибели.

Я в гладком стремительном вольте припал к земле и провернулся, выбросил меч вверх, набирая еще больше скорости.

Врагу ничего не оставалось, кроме как отпрянуть, но он быстро подстраивался под меня. Пятясь, он с размаха устремил палицу в землю. Удар оставил небольшую воронку, придавая лишнего веса оружию, и отбросил акара еще дальше.

Он остановился на месте и как бы подразнил меня, постучав молотом о щит, а на деле нарочно подтянул его к груди. Огоньки внутри обсидианового байка мерно вспыхивали, словно томящееся в ожидании сердце.

Мне тоже есть чем щегольнуть. Я замахал мечом, закрутил вокруг себя, увлекая ветер, пока всю длину клинка не покрыло оболочкой размытой дымки.

И вновь я ринулся в бой. Сун’ра тут же ответил замахом – но слишком рано. Неужели просчитался?

Нет.

Палица рухнула прямо перед ним в кучу земли и пыли, взмела их в воздух, скрывая вождя и в то же время выбивая у меня опору из-под ног.

Отступать поздно. Размахнувшись над головой, я рубанул сверху вниз. Рассеченная пыль завихрилась вслед за мечом.

Ответный удар пришелся сбоку. Я заметил его в самый последний миг и едва успел закрыться.

Тут же вспомнился наш с Норой бой и как меня отбросило через всю площадь. Голова пошла кругом.

Я хватал ртом воздух, приходя в себя; перед глазами все плыло. Пожар, эта полыхающая занавесь на фоне нашего инфернального действа, нарастал, освещая схватку. Протяжные, как ленты, языки пламени трепетали, наблюдая за происходящим, и вот на их фоне вычертило силуэт молодого вождя.

Сун’ра стоял на месте, совершенно непоколебимо постукивая по щиту.

Я встал и опустил взгляд на свой щит, которому пришел конец. Рельефное отцовское лицо было глубоко промято. И тут на меня снизошло озарение: а зачем он нужен, если только играет на руку противнику, утяжеляя палицу?

Я отпустил рукоять, и он соскользнул, вонзился заостренным низом в землю и опрокинулся.

Ему же щит на пользу, как и все, что тормозит мои удары, лишая преимущества в скорости, покуда палица становится лишь опаснее.

Мне мешает и еще кое-что.

Воткнув меч в землю, я принялся стягивать латы. Вначале отвязал некогда реющий белоснежный плащ, ныне выпачканный и драный. Он плюхнулся в грязь. Затем стянул одну за