На всю жизнь - Леонид Николаевич Радищев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За несколько дней до Нового года народному комиссару Коллонтай доставили записку из Смольного. Прочитав ее, Александра Михайловна подумала с огорчением: «Значит, уже вернулся».
Вот что было в этой записке:
«Посылаю Вам с благодарностью и в полной сохранности шубы из инвентаря Вашего Наркомата. Они нам очень пригодились. Нас захватила снежная буря. В самом «Халила» было хорошо. Финских марок пока не посылаю, но я приблизительно подсчитал, что составляет это в русских деньгах, то есть 83 рубля, их и прилагаю. Знаю, что у Вас неважно с финансами. Ваш Ленин».
В одном из томов собрания сочинений Ленина помещены статьи: «Запуганные крахом старого и борющиеся за новое», «Как организовать соревнование», «Проект декрета о потребительской кооперации».
При жизни Ленина эти статьи не печатались. Он считал их незаконченными, незавершенными. Но закончить так и не удалось — не хватило времени. Писал их Владимир Ильич в том самом финском домике, где провел свой короткий отпуск.
— А решение о том, чтобы не заниматься? А пребывание на свежем воздухе? — напоминали ему Надежда Константиновна и Мария Ильинична.
— Второй пункт я, во всяком случае, выполняю. Форточка у меня открыта днем и ночью — и свежий воздух поступает непрерывно. А насчет первого пункта… гм… тут возможны кое-какие оговорки: решение вынесли в отсутствие того лица, которого оно касалось, а это уже есть отступление от устава. Вот и я позволяю себе некоторое отступление, — лукаво улыбнулся Владимир Ильич. — Однако я надеюсь, что вы не будете на меня жаловаться.
НОВЫЙ ГОД
На исходе старого, тысяча девятьсот семнадцатого года почту, которая приходила на имя Ленина, сравнивали с нескончаемым, все возрастающим потоком.
Бывало и так, что письма, доставленные за сутки, не помещались в трех больших мешках. Но ни одно письмо не оставалось непрочитанным, нерассмотренным; эту работу Ленин считал наиважнейшей.
Все, что было значительным в этой гигантской почте, все, что требовало внимания, ответа, докладывалось Председателю Совнаркома и устно, и в виде сводок. Он сам прочитывал сотни писем и почти всегда этим начинал свой рабочий день.
Незадолго до Нового года, в числе многих других писем, Владимиру Ильичу передали письмо в роскошном кремовом конверте, какие были уже тогда не в ходу. В конверте находился пригласительный билет, отпечатанный на старорежимной веленевой бумаге.
Вечером, на заседании Совнаркома, показывая товарищам роскошный конверт с билетом, Владимир Ильич, очень довольный, сказал:
— Выборжцы зовут Надежду Константиновну и меня на встречу Нового года. Обратите внимание на программу: концерт, танцы под духовой оркестр. И даже ухитрились отпечатать билет в типографии. Вот они какие, выборжцы…
В те напряженно-суровые дни эта повестка, обсуждавшаяся на заседании Выборгского районного Совета выглядела не совсем обычно.
Слушали: О встрече первого советского Нового года.
Постановили: 1) Организовать встречу так, как это достойно великой исторической даты; 2) местом встречи избрать актовый зал бывшего Михайловского юнкерского училища; 3) послать приглашение товарищам Ленину и Крупской; 4) казначею райсовета И. Гордиенко отпустить необходимые средства; 5) составление программы поручить председателю культкомиссии райсовета Лебедеву К. и поставить его отчет на ближайшем заседании.
Председатель культкомиссии был страстный театрал, поклонник всех искусств. Был он очень молод — даже в официальных бумагах его запросто именовали товарищем Костей.
Уже через несколько дней товарищ Костя представил проект грандиозного новогоднего вечера. Программа была такая: опера «Сорочинская ярмарка» в концертном исполнении артистов бывших императорских театров; инсценировка «Прощанье со старым годом»; праздничная елка; танцы под духовой оркестр.
Программа была одобрена, но не полностью. Сомнение вызвали два пункта: праздничная елка и танцы. Насчет елки мнение присутствующих было единодушным: ввиду того, что этот обычай связан с религиозным праздником бывшего рождества, считать подобное мероприятие неуместным.
Танцы вызвали жаркую дискуссию. Нашлись товарищи, утверждавшие, что танцы являются наследием недавно свергнутого буржуазно-помещичьего строя. Другие доказывали, что и народ любит потанцевать. Эта точка зрения нашла поддержку большинства, но тут один из присутствующих выступил с заявлением такого рода: если товарищи Ленин и Крупская смогут откликнуться на приглашение выборжцев и будут присутствовать на вечере, как взглянется им на все эти вальсы, польки и краковяки?
— Очень хорошо взглянется! — решительно заявил Иван Чугурин, старый партиец, встречавшийся с Лениным еще в парижской эмиграции. — Ильич любит жизнь, и этим все сказано. Пусть молодежь танцует!
Так решился этот вопрос, который особенно волновал товарища Костю, яро защищавшего интересы молодежи. Теперь можно было вплотную браться за выполнение порученной ему задачи.
Нам, жителям шестидесятых годов, почти невозможно представить, как трудна была эта задача. В городе, объявленном на военном положении, голодном и промерзшем, с наглухо заколоченными витринами магазинов, почти не имеющем света, воды, топлива и средств передвижения, требовалось сотворить чудо: добыть хоть из-под земли доски, гвозди, краски, сценический реквизит, материал для занавеса, дрова для отопления огромного концертного зала и для типографии — иначе не напечатают пригласительные билеты. А ведь все хотелось устроить по-настоящему, широко, празднично.
И еще нужно было найти плотников и полотеров, электриков и музыкантов, художника и настройщика и вести сложные переговоры с артистами бывших императорских театров, быть и дипломатом, и агитатором, и расчетливым хозяйственником. Деньги почти ничего не значили в ту пору, а возможности для вознаграждения продуктами были у Кости весьма мизерны…
Наиболее легко и благополучно разрешилось дело с музыкантами: выручили боевые товарищи из Московского пулеметного полка, расквартированного на Выборгской стороне, — обещали прислать духовой оркестр. И с художником на редкость повезло: нашелся художник — представитель нового, революционного искусства, как его отрекомендовали, — мрачный юноша с дикой шевелюрой и в блузе из мешковины, который согласился совершенно безвозмездно оформить и зал и сцену.
Единственное его условие было такое: он рисует при закрытых дверях, иначе говоря, никто не должен видеть его труды до их полного завершения. Товарищ Костя с готовностью согласился. Лично ему, единственному, было дозволено заглядывать изредка в зал и на сцену.
Остальные товарищи из культкомиссии, разумеется, проявляли законный интерес к тому, как продвигается художественное оформление. Особенно напирал казначей Илья Митрофанович Гордиенко, он же батько — так его прозвали еще в подполье за черные запорожские усы. Дело тут было не в каком-то недоверии к товарищу Косте, но все же батьке хотелось узнать, каковы результаты израсходования государственных средств.
Всем этим любопытным товарищам председатель культкомиссии со значительным видом объяснял:
— Творческий процесс. Понимать надо. Нельзя вторгаться.
