На всю жизнь - Леонид Николаевич Радищев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уфа была взята.
Тысячи людей с красными знаменами вышли навстречу победителям. Но была еще одна задача у нашего командования. Согласно личному распоряжению Председателя Совнаркома, первая воинская часть, которая ворвется в Уфу, должна разыскать детей товарища Фофановой Маргариты Васильевны и немедленно отправить их в Москву.
Первой ворвалась в Уфу прославленная Чапаевская дивизия.
Распоряжение Ленина было выполнено в точности.
КРЕПКАЯ ПОДПИСЬ
Это был день второй или третий от Октябрьской революции — в точности установить невозможно. К парадному подъезду огромного казенного дома на Гороховой улице подошел мужичок в армяке, опоясанном бечевкой, с торбой за плечами.
Тяжелые двери оказались полуоткрыты, и это выглядело необычно. Такие двери всегда бывают внушительно затворены, так что не всякий решится подойти к ним с первого раза.
Потоптавшись у входа, мужичок настороженно вошел в беломраморный вестибюль и огляделся. У стены, рядом с высоченным зеркалом, как и полагается, сидел непременный страж присутственных мест — в синей ливрее с золотыми галунами и с роскошной бородой веером.
Мужичок глянул на швейцара с выжидательной опаской, но тот даже не шевельнулся. Положив ладони на ручки кресла, глядя прямо перед собой, он как бы окаменел.
Покашляв тихонько, мужичок спросил:
— Которое начальство… из новых… тут оно?
Швейцар не ответил. Он сидел так же неподвижно. На его мясистом лице застыло странное выражение — и оскорбленное и растерянное.
Мужичок постоял, изучающе поглядывая на швейцара, потом произнес с растяжечкой: «Да-а-а… дела-а-а…» — оглянулся еще раз и шагнул к мраморной лестнице.
И здесь тоже был явный непорядок: ковровая дорожка с медными прутьями сдвинулась вбок, валялись исписанные бумаги, на белых ступенях расплывались мокрые следы. Подымаясь по лестнице, мужичок оставлял такие же следы за собой, и похоже было, что он оттискивает их со старанием, точно желая, чтобы они подольше сохранились.
В длинном коридоре слышались голоса. Навстречу шел высокий, плечистый матрос с деревянной кобурой на боку. Поравнявшись с мужичком, поглядел с высоты своего роста на мятый картуз, на торбу, на пегую бороденку и спросил молодым баском:
— Ты, батя, кого-нибудь дожидаешься?
— Узнать требуется… который назначенный из нового начальства… Здесь они будут?
— Народный комиссар, что ли?
— Во-во! — обрадовался мужичок. — Допустимо пройти к нему? Дело есть!
Матрос осторожно взял его под локоть:
— Шагай, батя, вот до той двери с дощечкой. Там спроси товарища Коллонтай. Она и есть народный комиссар.
Мужичок озадаченно посмотрел на него:
— Стало быть, комиссар… вроде бы… — Он замялся, подыскивая подходящее слово. — Вроде бы… из женского сословия?
— Совершенно правильно, батя, — матрос широко улыбнулся. — Но ты не сомневайся! Это сословие еще покажет себя…
Подтянув торбу, мужичок зашагал по коридору, но у двери с дощечкой круто остановился, точно перед ним возникло неодолимое препятствие. Смотревший ему вслед матрос сложил руки рупором:
— Батя! Смелее! Не опасайся!
Услышав бодрую команду, мужичок толкнул дверь и оказался в темноватом, холодном кабинете с пугающе огромным письменным столом. Он не сразу увидел, что у другого стола — небольшого, обыкновенного — сидела женщина с пышными светлыми волосами, в пальто, накинутом на плечи, и писала.
— Вы ко мне, товарищ?
Мужичок произнес нерешительно:
— Мне бы… комиссара от народа…
Она улыбнулась:
— Это я! Садитесь, пожалуйста… Садитесь, садитесь, — настойчиво повторила она, — в ногах правды нет…
Он неловко сел на краешек кожаного кресла, снял картуз, порылся в подкладке и протянул ей клочок бумаги. Там было написано в одну строку знакомым бисерным почерком:
«А. М.! Выдайте ему сколько там причитается за лошадь из сумм госпризрения. Ленин».
Александра Михайловна Коллонтай долго разглядывала бумажку, глаза у нее улыбались. Маленькая записка хранила интонацию, взгляд, жест ее автора. Наверно, писал на ходу, положив клочок бумаги на подоконник или прижав его к стене…
Можно было ожидать, что сейчас последует длинный, сбивчивый рассказ со всяческими подробностями и отступлениями. Но мужичок говорил кратко и складно и даже такие трудные слова, как «реквизиция» и «компенсация», произносил почти без запинки. Ясно было, что эту историю он рассказывал уже не раз. Сам-то он из недальних крестьян — новгородский. В шестнадцатом году реквизировали у него лошадь для военной нужды. Дали бумагу, что выплатят компенсацию. Покуда дожидались той компенсации, скинули Миколу-царя. Что тут делать? Решил отправиться в питерскую столицу. Больно хорошая лошадь. Жалко. Сколько годов копили, отдали за нее полсотенную бумажку. Вот с той поры и ходим. Полоска незапаханная, прохарчился до последнего. А ответ такой со всех сторон: «Кончим войну с победою — и получишь свое…» А в иных местах вовсе не желают разговаривать и не допускают. Особенно дворники эти с бляхами, писаря да швейцары становятся поперек.
— А здешний швейцар вас не задерживал?
— Не-е-е… Сник! Одна борода осталась! — на морщинистом темном лице явилась неожиданная озорная улыбка. — А борода что? Она и у козла растет! Так что тут хвастоваться нечем!
У народного комиссара в голубых ярких глазах засветились смешливые искорки. Вопрос о швейцаре был задан неспроста. Не далее как вчера осанистый, бородатый страж не пустил в министерство государственного призрения только что назначенного народного комиссара Коллонтай: «Не велено принимать прошений!»
Напрасно Александра Михайловна объясняла, что пришла сюда не с прошением, — он твердил свое: «Знаем, знаем, все вы не с прошениями, а потом за вас нагоняй от начальства!»
Так было вчера. А сегодня даже чуть привстал, когда она вошла в вестибюль. Как говорится, сдвиги налицо…
— А как вы с товарищем Лениным повстречались?
— В караулке повстречались! Я там у земляков ночевал! Нынче вроде бы идет замирение с германцем, так земляки прибыли с фронту и состоят в смольном карауле. Ленин туда и зашел. Поздненько было, ребята меня за ноги с нар: «Вот Ленин тут, обращайся!..» Поговорили мы с ним честь по чести. Хотя, говорит, это и царский долг, а мы не собираемся за их отвечать, но этот выплатим! — Мужичок испытующе поглядел на свою внимательную слушательницу. — Какое будет решение? Выплатят?
— Товарищ Ленин — Председатель Советского правительства. Его распоряжение должно быть выполнено… Идемте, товарищ!
Мужичок едва поспевал за невысокой, стремительно двигавшейся женщиной. Они прошли через несколько пустых комнат с беспорядочно сдвинутыми столами и стульями, раскиданными повсюду бумагами. «Да-а-а, — бормотал мужичок, оглядываясь по сторонам, — дел-а-а…»
В просторной комнате, куда они вошли,
