На всю жизнь - Леонид Николаевич Радищев

— Что делается, а?.. Сам Ленин тут!

Старшой строго посмотрел на своего подчиненного, как бы желая установить, все ли у того в порядке. Скуластое лицо маленького красноармейца выражало восторг и удивление.

— Вот! — шептал он. — Который с бородкой… который с начальником станции.

Полный мужчина в добротном романовском полушубке, в папахе с молоточками, стоя навытяжку, говорил округлым басом:

— Разрешите, товарищ Предсовнаркома, еще раз рекомендовать вам вызвать локомотив. Мы тотчас же свяжемся с центральным депо. Я не вижу другого способа, который позволил бы вам быстрее и удобнее доехать до Москвы. А пока что мое помещение всецело к вашим услугам. Могу вас заверить, товарищ Предсовнаркома, что там достаточно тепло и чисто.

«Товарищ Предсовнаркома», — медленно произнес старшой про себя, и сердце у него толкнулось под шинелью. — Значит, факт… действительно!»

Он несмело взглянул на невысокого плечистого человека в барашковой ушанке, с лицом, точно загоревшим на зимнем солнце.

— Вызывать специальный паровоз для двоих?! — Ленин в упор посмотрел на начальника станции. — Абсурднейшая затея! Не понимаю, почему нельзя уехать вот этим поездом. Ведь он движется на Москву, а не в обратном направлении!

— Товарищ Предсовнаркома! — почти простонал начальник станции. — Разрешите доложить. Кроме этой теплушки, мы ничего не можем вам предоставить. Здесь содержится охрана!.. Неподобающие для вас условия. Как же вы поедете?!

— Как? Очень просто! Как все, так и мы! Когда отправляется поезд?!

Круглое лицо начальника станции стало медленно багроветь.

— В настоящее время, товарищ Предсовнаркома, мы продвигаем составы вне графика. Разрешите выяснить и доложить вам.

Он приложил руку к папахе с молоточками и побежал на станцию. Даже спина у него была какой-то ужасно озабоченной.

Ленин проводил его сощуренным взглядом и отвернулся.

— А как вы себя чувствуете, товарищ? — обратился он к длинному парню в фуражке. — Все-таки не следует так рисковать собственными ушами! Вы не боитесь обморозиться?!

— Не обморожусь, товарищ Ленин! — радостно закричал парень. Голос его срывался на мальчишеский дискант, на щеках рдел румянец. — У меня имеется шапка, товарищ Ленин! Кенгуровая, теплая! Просто не попалась под руку. Схватил чью-то фуражку — и скорей за вами… Я ведь самый первый вас узнал, как вы только вошли в Совет… Еще никто не узнал, а я узнал.

Слушая его, Ленин неодобрительно покачивал головой, но глаза у него улыбались.

Подскочил запыхавшийся начальник станции:

— Товарищ Предсовнаркома, поскольку вами выражено желание следовать данным составом, разрешите доложить: отправляем через шесть-семь минут… Кто тут у вас командует? — отрывисто спросил он у красноармейцев.

Старшой как-то не понял сразу, что вопрос относится к нему. Потом, точно опоздавший на перекличке, неуверенно отозвался:

— Я!

— Так что ж вы тянете! Потрудитесь обеспечить…

— Ничего не надо обеспечивать, — нетерпеливо произнес Ленин. — Абсолютно ничего!

Уже не слушая, что ответит начальник станции, старшой с силою рванул двери теплушки. Густо пахнуло прогорклым махорочным дымом, подгоревшей пищей. Половина вагона была забита досками, а в другой едва размещались двухъярусные нары, грубо сколоченное подобие стола, полка-самоделка; ближе к выходу стояла «буржуйка» с проржавленной трубой и десятка полтора отпиленных чурбаков. Осторожно, точно боясь прищемить голову, начальник станции заглянул внутрь теплушки; плечи у него приподнялись.

— Что это вы так расстраиваетесь, товарищ?! — насмешливо спросил Ленин. — Отлично доедем, уверяю вас!

Он взялся за поручни, с удивительной легкостью подтянулся на руках, шутливо поторапливая своего спутника:

— Поспешайте, поспешайте, батенька! Мы же пускаем на ветер драгоценное тепло.

Раздался дробный свисток. Уже на ходу старшой влез в вагон, притянул двери и, поспешно схватив обструганную доску, начал пристраивать ее возле печурки.

Ленин дотронулся до его плеча:

— Убедительно прошу, товарищи, ничем меня не обеспечивать. Никаких усовершенствований! Поедем так, как вы ехали до сих пор. Да и ехать-то нам осталось немного.

Он придвинул к себе чурбак, снял задубевшие на морозе рукавицы.

— Ну и попали мы с вами в историю! — обратился он к своему спутнику. — Каково?!

— Да уж! — не сразу ответил тот и, взяв рукавицы, стал пристраивать их вместе со своими поближе к теплу. От его полушубка запахло бензином. «Шофер, — подумал старшой. — Видать, что-то у них произошло! Переживает».

А Ленин, подшучивая над своим помрачневшим спутником, уже рассказывал о «путешествии с приключениями». Пришлось сегодня побывать под Москвой, а на обратном пути взял да отказал мотор — замерз. Кое-как доползли до поселкового Совета, оставили машину на хранение, а сами — на станцию…

Красноармейцы молча смотрели на своего необычного пассажира. Всего лишь в шаге от них сидел вождь революции, чье имя пришло к ним в окопы еще на германском фронте, и с той поры с этим именем связано все: и конец жестокой войны, и терзаний голода, и начало другой жизни, в которую так пламенно поверили миллионы…

Внимательно поглядывая на них, Ленин стал расспрашивать, кто и откуда родом, пишут ли кому-нибудь из деревни, какие грузы везут, сколько дней в пути. Он крепко и с удовольствием потер руки, когда услышал, что в этом составе следуют из Сибири вагоны с обмундированием, медикаментами и консервами из числа трофеев, взятых у Колчака. Еще не очень давно все эти припасы поступали в адрес белого адмирала, но Красная Армия направила их совсем по другим адресам…

Во время этого разговора не обошлось и без казусов: очень уж трудно было усидеть, когда Ленин обращался с вопросом. Точно какая-то пружина подбрасывала с места. И каждый раз он настойчиво повторял: «Сидите, товарищ, зачем вы встаете!»

Разговорчивее и бойчее других оказался маленький приземистый солдатик. Он почти один отвечал на все вопросы.

— А вы, товарищ, ранены на фронте? — спросил Владимир Ильич у высокого, очень худого красноармейца с забинтованной шеей.

Тот вскинул растерянные глаза на старшого, потом вскочил, с грохотом повалив чурбак, на котором сидел:

— Так точно, товарищ Предсовнаркома! — выкрикнул он окающим тенорком. — Имею полученное касательное ранение правой нижней конечности под Воронежем… А касательно шеи, — голос у него сник, лицо приняло сконфуженное выражение, — на шее у меня… фирункели…

— А почему вы все-таки встаете, товарищ? — Ленин укоризненно покачал головой. — Это совершенно лишнее. И зачем перечислять все чины и звания, хватит и фамилии… Вы же не начальник станции! — добавил он, усмехаясь.

Высокий красноармеец опять растерянно поглядел на своего начальника. Старшой вспыхнул, потянул его незаметно за шинель: «Садись». Ему казалось, что все получается как-то очень нехорошо, неловко. Он никак не мог совладать со своим волнением, говорил сдавленным голосом и больше шуровал в печурке, все время подкладывая в нее сухие коротенькие