На всю жизнь - Леонид Николаевич Радищев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно! Проверим! Оставьте квитанцию.
— Так ведь это когда же будет? — заволновался товарищ Иванов. — Сколько же ждать? Мне чемодан нужен!
— Раньше времени не будет. Тут надо всю кладовую перетасовать!
Товарищ Иванов круто повернулся и пошел через заледеневшую платформу на вокзал. В ожидании посадки люди сидели и лежали, где придется. От дверей с истершейся медной дощечкой, где написано было с твердым знаком «Начальникъ вокзала», тянулась длинная путаная очередь.
Не рассчитывая на удачу, товарищ Иванов обратился к женщинам, толпившимся у двери: «У меня, товарищи женщины, застрял чемодан в здешнем багаже. Жду два месяца. А мне сегодня уезжать. Хочу спросить начальство!»
Слова эти вызвали неожиданное сочувствие, и товарищ Иванов приоткрыл дверь в кабинет. Человек в форменной шинели сидел за письменным столом и смотрел изучающе в какие-то бумаги.
Товарищ Иванов потоптался, покашлял. Неловко чувствуешь себя, когда должностное лицо видит, что к нему пришел посетитель, и все-таки продолжает заниматься своим делом.
— Что у вас? — спросил начальник, не отрываясь от бумаг. — Говорите, говорите, я слышу!.. Квитанция цела? Оставьте заявление в багажной кассе… Не можете больше ждать? Но мы тоже не можем все бросить и заниматься вашим чемоданом. Я вам сказал: оставьте заявление в багажной кассе. Разберутся.
«М-да-а, — мысленно протянул товарищ Иванов. — Тут у них застрянешь, как в болоте». Потом он поглядел на часы и испугался: что-то очень уж много они показывали. Все было мгновенно позабыто: и приемщик, и начальник, и чемодан. Через несколько минут он уже бежал по неосвещенным улицам, натыкаясь на снежные сугробы.
Кремль. Нижний пост. Верхний пост. Коридор Совнаркома. Мимо прошел человек в солдатских обмотках, неся на вытянутых руках длинную телеграфную ленту.
Секретарша в приемной взглянула на часы (без семи шесть!), потом в тетрадку.
Сердце у товарища Иванова билось так, как будто он быстро поднимался в гору. Он был здесь единственный посетитель. Значит, именно его ожидали ровно в шесть и никому другому не было назначено прийти в это время. И он вспомнил свой разговор с товарищем Милютиным, когда тот поручил ему срочно отвезти доклад Ленину и быть готовым ответить на вопросы Председателя Совнаркома. Видя волнение, охватившее молодого сотрудника, Милютин сказал:
— По-моему, нет на свете человека, который чувствовал бы себя неловко при встрече с Владимиром Ильичем. Вы сами убедитесь. Запомните только одно: упаси вас боже не явиться в назначенное время. Ленин никогда не заставит ждать себя, но и другим не прощает опозданий. Это в его глазах очень тяжкий проступок… Ну вот, кажется, все, — улыбнулся Милютин. — Полагаю, что вы теперь вполне подготовлены…
Секретарша вернулась из кабинета:
— Вы можете пройти к Владимиру Ильичу!
Товарищ Иванов вынул конверт из нагрудного кармана, взялся за ручку двери и переступил порог кабинета. Ленин уже шел к нему навстречу, протягивая руку.
— Из Казани? От товарища Милютина? Садитесь, пожалуйста! Долго ехали? Четыре дня. Немало, немало… Как себя чувствуете?
— Чувствую? Хорошо… отлично, — еще не очень владея собой, ответил товарищ Иванов.
Ленин усмехнулся чуть заметно, как бы говоря: «Понимаю, понимаю, разве вы ответите иначе?» — и, взяв конверт, осторожно распечатал.
Пальцы его держали наготове карандаш с длинным, остро заточенным грифелем. Казалось, он не просто читает, а вглядывается в каждую строчку. На столе зажглась лампочка, загудел телефон. Сняв трубку, Ленин коротко ответил: «Да, обязательно», — и, точно опасаясь малейшего перерыва, тотчас же снова погрузился в чтение. Карандаш забегал по листку, делая какие-то пометки.
— А теперь у меня вопросы к вам! — Ленин слегка передвинулся вместе со стулом.
Товарищу Иванову казалось, что он видит, как напряженно работает мысль за этим высоким лбом, ищет выход, решение. Никогда еще не чувствовал он в такой мере, что является участником огромной государственной работы, которую делает вместе с Лениным.
— Казанские дела вы, что называется, знаете назубок, — одобрительно сказал Владимир Ильич. — А как нынче показалась Москва?
— Москва — она всегда хорошая, — улыбнулся товарищ Иванов и совершенно неожиданно для себя добавил: — Только вот не хочет она заняться моим чемоданом. Осенью, когда уезжал из Москвы, сдал его багажом на Казанском вокзале, а он так и не доехал…
Если бы товарищу Иванову, перед тем как он сюда вошел, сказали, что в кабинете Председателя Совнаркома возникнет разговор о его чемодане, он никогда бы этому не поверил. Но так обаятельно прост и приветлив был человек, сидевший напротив, что это получилось как-то само собой.
— Что же отвечают на сей счет работники Московско-Казанской дороги? — спросил Владимир Ильич. — Вы к ним обращались?
Товарищ Иванов спохватился: «Говорить с Лениным о каком-то дурацком чемодане! Это надо же!»
— Все в порядке! — заторопился он, испытывая тягостное смущение. — Никуда не денется. Найдут!
— Найдут, говорите? — Ленин пристально посмотрел на него. — Ну ладно… Вы когда выезжаете в Казань?
Товарищ Иванов незаметно вздохнул (слава богу, покончено с чемоданом) и ответил с готовностью:
— Обещали отправить сегодня в полночь с товаро-пассажирским.
Ленин кивнул головой. Видно было, что именно такой ответ хотелось ему услышать.
Товарищ Иванов взглянул на часы. Прошло около тридцати минут, но какой огромно значительной была каждая минута.
Держа в руке запечатанный конверт, Ленин вышел из-за стола:
— Письмо прошу сразу же передать товарищу Милютину… А это вам! — добавил он, протягивая сложенный вдвое листок. — Желаю доброго пути…
В приемной комнате уже дожидались другие посетители. Два бородача неловко сидели на краешках стульев, положив на колени тяжелые, натруженные руки. Лица у них были и торжественные и встревоженные. Когда товарищ Иванов вышел из кабинета, они привстали.
«Не волнуйтесь, все будет хорошо! — захотелось сказать ему, когда он проходил мимо. — Я уже это испытал!»
А рука нетерпеливо сжимала сложенный вдвое листок. Что там может быть?
* * *
Больше сорока лет хранился этот листок у товарища Иванова, хотя он, конечно, сознавал, что ленинскую записку следует передать в музей. Что ж, можно понять человека, которому трудно было расстаться с такой дорогой сердцу памяткой о Владимире Ильиче.
Но вот в Государственном казанском музее среди драгоценных реликвий, связанных с именем Ленина, появился пожелтевший от времени листок, на котором стремительным ленинским почерком написано:
«Ст. Москва. Станция Московско-Казанской ж. д. Прошу принять к перевозке вещи, принадлежавшие подателю, служащему Казанского Губпродкома Александру Васильевичу Иванову. Прдс. СНК В. Ульянов (Ленин)».
