Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Увлекшись, Дарменбай разделся до рубашки. Но его хватило ненадолго, и скоро он уступил колотушку хозяину.

— А где сам Жалмен? — спросил Темирбек у старика с густой бородой.

— Нынче день перекрытия — так он пошел искать угощение, чтобы отметить это дело.

Жиемурат улыбнулся:

— О! Выходит, мы в самый раз поспели!

Слова его были встречены с непонятной настороженностью.

Многозначительно переглянувшись, старики уставились на него с опаской и подозрением.

Один из них, весьма почтенного возраста, пробормотал, будто стараясь оправдаться:

— Ты, сынок, не суди нас строго. Так уж велит обычай.

Другой старик проговорил таким тоном, словно хотел оправдать уже Жиемурата:

— Какой с него спрос, дорогие, он тут человек новый, наш гость.

Жиемурат ничего не понимал, только переводил с одного на другого недоумевающий взгляд:

— О чем это вы?

Пошептавшись с Темирбеком и, видно, успокоившись, старик с густой бородой сказал, обращаясь к Жиемурату:

— Видишь ли, сынок, наш Жалмен, дабы мы благословили его на дальнейшее строительство, порешил устроить небольшой той. Так уж полагается по обычаю. А вы, районные, старые-то обычаи не слишком жалуете. Как нагрянет кто из города в сапогах и фуражке, так сразу же за карандаш хватается: акт составлять.

— Какой акт? — Жиемурат, снизу вверх, вопросительно смотрел на пешмена.

— А вот такой. На тех, кто следует старым обычаям.

Жиемурат попытался успокоить стариков:

— Клянусь, уважаемые, я не из таких. Не надо меня бояться!

Но, видно, ему не удалось их убедить, они зашушукались, недоверчиво косясь на Жиемурата.

— Чужак-то зачем к нам заявился?

— Бог его знает... Верно, насчет колхоза.

— Силой нас не загонишь!

— Э! Пусть попробует — мы ему затылки покажем.

— На худой конец бросим этот аул, переселимся в Маржан — бог даст, и там проживем — не подохнем.

— Можно перебраться и в рыбачий аул.

— Да что зря гадать! Поглядим сперва, с какого боку возьмется за нас этот, из района.

— Ежели будет тащить в колхоз — не случится ли с ним то же, что с Айтжаном?

До Жиемурата долетели лишь обрывки фраз, и трудно было определить — кто что сказал. Но одно не оставляло сомнений: кто-то успел заранее настроить людей против колхоза. Жиемурату все яснее становилось, какие трудности его ожидают. Нет, в этой обстановке нельзя действовать с кондачка. Нельзя идти напролом. Так легко и дров наломать. Мало того, что тебя самого могут прикончить, но, того гляди, разрушится то единство, которое, как это видел Жиемурат, уже начало складываться между крестьянами. Надо, конечно, учитывать все эти разговоры, но и виду не подавать, будто они насторожили.

Послышалось жалобное блеяние. Жиемурат обернулся и увидел приближавшегося Жалмена с перекинутым через седло козленком. Выражение лица у Жалмена было довольное: спрыгнув с коня, он с видом победителя поставил козленка на землю — нелегко было, видно, его раздобыть!

Но стоило ему заметить Жиемурата, как краска сошла с его щек, он смущенно опустил глаза.

Догадываясь о причинах его замешательства, Жиемурат, тепло с ним поздоровавшись, сказал:

— Удачи тебе в добром деле, товарищ батрачком!

Не уловив в тоне гостя и тени осуждения, Жалмен поднял голову, щеки его вновь разрумянились. С упреком глянув на Темирбека, он произнес:

— Что же в дом-то не зашли?

— Люди тут трудятся, не покладая рук, а мы на кошму, к чаю? — шутливо ответил Жиемурат. — Э, нет, мы тоже решили внести в общее дело наш скромный вклад. Негоже отрываться от народа!

Раздался недружный смех. Улыбнулся и Жалмен, совсем оправившийся от недавнего смущения.

— Тогда и мне стыдно от вас отставать.

Жиемурат с удовольствием наблюдал за Жалменом. Он еще при первом знакомстве залюбовался могучим сложением батрачкома. И сейчас, следя за тем, как тот ловко, легко орудовал лопатой, с восхищением подумал:

«Силен!.. Прямо богатырь!..»

Жалмен, вернув лопату джигиту, повернулся к Жиемурату:

— А теперь — ко мне. Прошу отведать хлеба-соли.

Понимая, что отказом он обидел бы батрачкома, поставив его в неловкое положение, Жиемурат весело обратился к Темирбеку и Дарменбаю:

— Как не зайти к такому радушному хозяину? Пошли.

В комнате он взял с сундука, накрытого скатертью, лепешку и передал ее другим. Каждый, откусив от лепешки, проводил ладонями по лицу, следуя старому религиозному обычаю. Когда очередь дошла до Жиемурата, он тоже попробовал лепешку, на минуту задумался — не последовать ли и ему примеру других, — но все же не поднес к лицу ладоней, хотя и чувствовал на себе выжидательные взгляды. В душе, верно, крестьяне осудили его, как безбожника, — что ж, зато он не пошел против совести.

Выйдя из дому, он тихо сказал Жалмену:

— Жалеке, вечером я жду вас у себя. Есть разговор.

— Ладно, — кивнул Жалмен. — Вот отпущу своих помощников — сразу и приду.

5

Жалмен ждал этого приглашения.

Вот уж полтора года, как он приехал в этот аул. Охотно рассказывал всем, как пас байских коров на берегу озера Каллы-кол, как однажды из стада пропал теленок. Хозяин, жадный и жестокий, до полусмерти избил своего батрака, и Жалмен целую ночь искал пропажу.

Рассказчиком он был бойким, веселым, умел найти общий язык и с молодыми, и со стариками, надо — развлечет, надо — приободрит, а при случае и высмеет без пощады... На тоях молодые джигиты выбирали его тамадой, как завзятого острослова и смекалистого организатора. Он был очень находчив, и не проиграл еще ни в одном состязании острословов. Когда же дело касалось работы, Жалмен никому не давал спуску, но, несмотря на требовательность, ему уже вскоре удалось расположить к себе чуть ли не весь аул. К баям же он был непримирим и если узнавал, что какому-либо бедняку не уплатили за его труд, то горячо вступался за обиженного.

Потому-то в первый же год Жалмену доверили пост батрачкома. Он проявил себя энергичным, добросовестным работником, вникал в каждую мелочь, был в курсе всех аульных дел и происшествий.

Аул, маленький, безвестный, прежде не имевший даже названия, постепенно разрастался, в нем прибавлялись новые хозяйства, их число за два