Голоса - Борис Сергеевич Гречин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После второго или третьего возгласа «Христос воскресе!» Марта шепнула мне на ухо:
«Мы можем выйти?»
Я кивнул, и мы поспешили на улицу.
«Душно?» — спросил я с беспокойством.
«Нет, не душно… Мне просто уже достаточно на сегодня. Сердце так бьётся, что больше уже не надо, хватит. Я вернусь одна…»
Разумеется, я не мог отпустить её одну и, невзирая на все протесты, пошёл провожать девушку до гостиницы. Таким образом мы оба в пасхальную ночь остались без причастия. Догматически оно было и верно, пожалуй: мы оба не исповедовались накануне, а без исповеди к причастию подходить дурно, как знает даже ребёнок. Впрочем, нам ведь не в чем было исповедоваться! Оговорился просто так, на всякий случай…
Марта взяла меня за руку, а я не препятствовал: после воскресения Христа, после «Смерть, где твоё жало? Ад, где твоя победа?», после короткого вовращения человека в освобождённое от греха состояние — единожды в году — невозможно возбранить такую малость.
В нескольких метрах от входа в гостиницу Марта остановилась и, отпустив мою руку, стала напротив меня. Её безмолвный взгляд говорил: неужели сейчас всё закончится? И не только это он говорил, конечно: до сих пор с неким трепетом я вспоминаю всю глубину этого взгляда, весь его объём совершенно незаслуженной мной любви.
Я сделал к ней шаг вперёд — она послушно, радостно шагнула навстречу — я её обнял. В конце концов, как говорят британцы, I owed her that much.[144] Мы стояли так верных три минуты. Сердце у неё действительно билось совершенно неистово, это было почти слышно… Я отпустил её наконец — она освободилась с мягким вздохом.
Молча мы вернулись в свой номер, где я заснул, даже не успев раздеться. У меня не было сил идти в двенадцатый, стучаться к моим студентам и просить меня приютить где-нибудь на полу. Ах да: и Марта ведь тоже предупредила меня, засыпающего, что смертельно обидится, если я только попробую это сделать…
* * *
Собеседник замолчал и откинулся на спинку кресла, смежив веки.
— Это очень трогательная история — заметил автор. — Очень трогательная, но, кажется — простите меня великодушно! — кажется, не вполне правдоподобная.
Историк открыл глаза и уставился на меня с весёлым изумлением.
— Вот, например, сколько времени у вас занял путь от гостиницы до храма? — спросил я.
— Двадцать минут или, может быть, полчаса, обратно немного дольше, потому что шли медленней… Почему это важно?
— И неужели… о, извините ещё раз! — оговорился я. — Говорю без всякого желания поймать вас на противоречиях. Но… вы позволите?
— Да, конечно! — подтвердил Могилёв.
— Я всего лишь хотел спросить: неужели девушка, которая стёрла ноги в кровь, была способна пройти пешком всё это расстояние в домашних тапочках?
— Не обе ноги, а только пятку на одной ноге, — возразил собеседник. — У этих босоножек не было задника и они не могли натереть ногу, о чём я, кажется, уже вам говорил…
— Я понимаю ваши причины, Андрей Михайлович: они такие рыцарские, такие возвышенные…
— Вам кажется, что я что-то скрыл?! — поразился он. — Исказил реальность?
— Нет, нет, Боже упаси! — запротестовал я. — Даже если и так, в вас за это никто не кинет камня…
— Ну, вот и я так думаю, — подтвердил историк.
— … Но предчувствую, — закончил я мысль, — что читатель будет немного разочарован.
Могилёв хмыкнул.
— А какое мне дело до вашего читателя и его нелепых фантазий? — спросил он с юмором.
— Вам, действительно, никакого, — согласился я. — А вот книге надо продаваться…
— Что же вы предлагаете?
— Позвольте мне написать вторую версию событий того вечера! — попросил автор. — И я бы вставил её в текст как «альтернативную гипотезу». Пусть именно читатель гадает, чтó на самом деле произошло.
— Тут и гадать не надо: то, что я вам рассказал, и есть чистая правда, полная, без изъятий… Воображаю себе эту «гипотезу», однако!
— Я покажу вам текст второй версии и без вашего разрешения включать её в роман не буду, — пообещал я.
— Мне-то зачем? — поразился Могилёв. — Отправьте его Марте!
— Марте?!
— Ей, кому же ещё! Я дам вам адрес её электронной почты. И если уж она не возбранит вашу «историческую фикцию» — вот ещё глупость придумали! — тогда будь по-вашему.
Как вы можете уже догадаться, Марта Александровна не возбранила моё отступление от исторической правды, в связи с чем и появился следующий фрагмент за номером 18/2.
[18/2]
Предупреждение от автора: тем, кого устраивает версия событий, изложенная во фрагменте 18/1, читать 18/2 совершенно не обязательно.
— За моей спиной раздался шум открываемой двери: Марта вышла из душа.
Назвать её Мартой оказалось бы ошибкой, конечно. На девушке было новое платье, приталенное, расширяющееся книзу, оставляющее открытым плечи и шею, почти полностью белое, но с тёмно-красной каймой по подолу. Губы она чуть тронула помадой, веки — тенями и ресницы — тушью.
Иными словами, это была Матильда Феликсовна собственной персоной. Или, может быть, особый, невиданный сплав их обеих: девять частей Матильды и одна — Марты, так, как это происходит в бронзе, где девять частей меди и одна олова дают амальгаму с не бывшими ранее качествами металла. Я, обернувшись, так и застыл на месте.
«Вам нравится моё платье?» — спросила девушка тихо, серьёзно — или почти серьёзно: краем губ она всё же улыбалась.
«Очень необычное», — ответил я, не говоря ни «да», ни «нет».
«Неужели? — она склонила голову набок. — А знаете ещё кое-что? В Иерусалиме уже был полдень. Уже сошёл Благодатный Огонь, уже совершилось чудо. Христос воскресе!»
«Воистину воскресе, — пробормотал я. — Христосоваться[145], наверное, всё-таки не будем…»
Матильда звонко рассмеялась и бесстрашно подошла ко мне. Протянула мне какую-то бумагу.
Я, взяв, развернул её. Это было моё собственное письмо, написанное ей от имени последнего государя где-то две недели назад, в начале апреля. «Что бы со мною въ жизни ни случилось…» и далее по тексту. Как много времени прошло с тех пор! Целая вечность…
«Ваше величество, вы признаёте всё, что вы здесь написали?» — спросила меня девушка.
Я ещё раз перечитал текст. Ничего крамольного, кажется… Кивнул.
«Всё-всё? — уточнила она. — До последнего слова?»
«Ну да, а как же!»
«В таком случае… можно мы просто сядем и посидим немного?» — попросила она.
Мы так и сделали: я присел на
