Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

— Да.

— Ты заметила, сколько времени длились схватки?

— Я заметила, — первой отреагировала Барбара. — Сорок пять секунд.

Карен возмутилась.

— Барбара, да в своем ли ты уме! Они длились никак не меньше часа.

— Ладно, пусть будет сорок пять секунд, — согласился Хью. — В дальнейшем фиксируйте частоту и длительность схваток.

Семь минут спустя начался следующий приступ. Карен постаралась последовать совету отца и дышать глубоко. На сей раз она только слегка вскрикнула. Но когда боль отодвинулась, Карен уже не в состоянии была шутить: она только отвернулась лицом к стене. Схватки были долгими и сильными. Хотя агония дочери и потрясла Хью, он немного приободрился — роды как будто обещали быть короткими.

Но получилось совсем наоборот. Весь этот жаркий и трудный день женщина на кровати старалась избавиться от своей ноши. Лицо ее побелело, то и дело она вскрикивала, с каждой потугой живот ее напрягался, мышцы на руках и на шее вздувались. Как только схватки отступали, она откидывалась на подушки, усталая и дрожащая, не в состоянии разговаривать, слушать, понимать.

Дальше стало хуже. Схватки теперь шли с трехминутными интервалами, причем каждая следующая была длиннее и мучительнее предыдущей. Наконец Хью разрешил ей не пользоваться ремнями: в них было мало толку. Она тут же попросила их, как будто не слыша, что он сказал. Казалось, ремни позволяют ей чувствовать себя немного удобнее.

В девять часов вечера началось кровотечение. Грейс перепугалась до смерти — она много раз слышала, как опасны кровотечения. Хью уверил ее в том, что так и должно быть и что это свидетельствует о скором появлении ребенка. Да он и сам поверил в это, потому что крови было немного, и вскоре кровотечение прекратилось. Чудовищной была мысль, что роды могут произойти еще не скоро.

Грейс, похоже, рассердилась и встала. Барбара тут же опустилась в освободившееся кресло. Хью надеялся, что жена решила отдохнуть — женщины дежурили по очереди.

Но через несколько минут Грейс вернулась.

— Хьюберт, — сказала она высоким срывающимся голосом. — Я собираюсь вызвать врача…

— Послушайте меня, Хьюберт Фарнхэм. Вам следовало вызвать врача с самого начала. Вы убиваете ее, слышите? Я намерена вызвать врача, и вам меня не остановить!

— Конечно, Грейс, о чем речь. Телефон вон там. — Он указал пальцем на соседнее крыло.

Грейс, казалось, была слегка озадачена, но затем она резким движением повернулась и вышла.

— Дьюк!

В комнату торопливо вбежал сын.

— Да, отец?

Хью с усилием выговорил:

— Дьюк, твоя мать решила позвонить врачу. Пойди, помоги ей. Ты меня понял?

У Дьюка расширились глаза.

— В маленьком помещении на столе. Большой пакет не трогай, только маленький — он стерилизован.

— Ясно. А сколько ей ввести?

— Два кубика. Только смотри, чтобы она не видела иглы, а то она дергается… — Хью вздрогнул и почувствовал сильнее головокружение. — Нет, лучше введи три кубика. Я хочу, чтобы она пришла в себя и выспалась. Она может справиться с этим…

— Иду, иду, — сказал поспешно Дьюк и последовал за матерью.

У Карен как раз наступил перерыв между схватками, и она, видимо, впала в полузабытье. Наконец она прошептала:

— Бедный папочка. Твои женщины доставляют тебе столько огорчений.

— Успокойся, милая.

— Я… О Боже, опять подступает!

В перерывах между мучениями она вскрикивала:

— О, какая боль! Я больше не могу! Ох, отец, я хочу врача! Ну, пожалуйста, папочка! Пусть придет врач!

— Ты тужься, доченька, тужься!

Схватки все продолжались и продолжались до самой ночи. Облегчения не было, а становилось только хуже и хуже. Уже не было смысла фиксировать в журнале их, они стали почти непрерывными. Карен уже не могла говорить. Среди стонов можно было только с трудом различить невнятные просьбы о помощи. Она находилась в полубредовом состоянии.

Перед рассветом — Хью к тому времени стало казаться, что эта пытка длится по меньшей мере неделю, хотя часы утверждали, что схватки длятся всего восемнадцать часов, — Барбара сказала с тревогой в голосе:

— Хью, она больше не выдержит.

— Я знаю, — согласился он, глядя на дочь.

Сейчас как раз она была вся охвачена болью, лицо ее посерело и исказилось, рот искривился в агонии, сквозь зубы вырывались сдавленные стоны.

— И что же дальше? — в отчаянии спросила Барбара.

— Я думаю, что необходимо кесарево сечение. Но я, к сожалению, не хирург.

— Так что же делать?! — В голосе Барби была мольба.

— Не знаю. Я не могу.

— Но ведь ты знаешь об этом гораздо больше, чем первый человек, который решился сделать подобную операцию. Ты знаешь, как обеспечить стерильность. У нас есть сульфонамиды, а ее можно напичкать димедролом. — Она говорила громко, не боясь, что Карен может услышать: Карен уже ничего не интересовало.

— Нет.

— Хью, но ты просто должен. Она умирает.

— Я понимаю. — Он тяжело вздохнул. — Но кесарево сечение делать уже поздно, даже если я бы и мог. Я имею в виду — мог спасти Карен с его помощью. Мы должны спасти хотя бы ребенка. — Он прищурился, и голос его дрогнул. — Но нам не спасти и ребенка. Где мы возьмем кормилицу… Ты кормить не можешь, по крайней мере сейчас. А коров у нас нет…

Он сделал глубокий вдох и попытался взять себя в руки.

— Осталось одно: попробовать эскимосский способ.

— А что это такое?

— Поставить ее на ноги и предоставить действовать земному притяжению. Может быть, это поможет. Позови мужчин, они нам потребуются. Мне нужно вымыться. Вероятно, придется делать надрез. О Боже!

Пока Карен бессильно лежала после очередной схватки, Хью попытался объяснить, что им предстоит сделать. Слова с трудом доходили до нее, но все же в конце концов она слегка кивнула и прошептала:

— Мне уже все равно…

Хью подошел к столу, на котором были разложены его принадлежности, взял единственный скальпель в одну руку, а в другую — фонарь.

— Ну, ребята, теперь, как только у нее снова начнется, берите ее под руки и поднимайте.

Схватки возобновились буквально через несколько секунд. Хью заметил это и кивнул Дьюку:

— Давайте!

— Джо, помогай.

Они принялись поднимать ее, держа руками за плечи и за бедра.

Карен вскрикнула и стала вырываться.

— Нет, нет! Не трогайте меня… я не вынесу этого! Папочка, пусть они отпустят меня! Папа!..

Они остановились.

— Так что будем делать, отец? — спросил Дьюк.

— Я сказал — поднимайте! Ну!