Домби и сын - Чарльз Диккенс

— Бенсби! — воскликнулъ капитанъ, торжественно обращаясь къ непогрѣшимому оракулу. — Что ты на все это имѣешь сказать? Вотъ ты сидишь здѣсь, какъ человѣкъ, привыкшій ломать голову съ нѣжнаго младенчества по сіе время, и самыя головоломныя мнѣнія тебѣ ни почемъ. Итакъ, что ты на все это имѣешь сказать?

— Если случилось, — отвѣчалъ Бенсби съ необыкновенной торопливостью, — что онъ дѣйствительно умеръ, то мое мнѣніе такого рода, что ему никогда не возвратиться назадъ. A буде случилось такъ, что онъ еще живъ, то мнѣніе мое будетъ то, что, пожалуй, онъ и воротится. Сказалъ ли я, что онъ воротится? Нѣтъ. A почему нѣтъ? A потому, что смыслъ этого замѣчанія скрывается въ примѣненіи его къ дѣлу!

— Бенсби! — сказалъ капитанъ Куттль, уважавшій мнѣнія своего друга именно за трудность дѣлать изъ нихъ примѣненіе въ какомъ бы то ни было случаѣ, — Бенсби, глубоки твои мысли и неизмѣримы для людей съ обыкновеннымъ умомъ, но что касается до воли, здѣсь изложенной, я не могу и не хочу вступать во владѣніе имуществомъ, сохрани Богъ! Я буду только хранить и опекать для законнаго владѣльца и, надѣюсь, что этотъ законный владѣлецъ, старикъ Соль, еще живъ, и воротится назадъ, несмотря на то, что до сихъ поръ нѣтъ о немъ никакихъ извѣстій. Теперь, Бенсби, надо знать твое мнѣніе относительно этихъ бумагъ; не должно ли намъ обозначить на конвертахъ, что такіято бумаги въ такой-то день вскрыты въ присутствіи Джона Бенсби и Эдуарда Куттля?

Не пріискавъ никакого возраженія, Бенсби прищурилъ глазъ и, взявъ перо, подмахнулъ на конвертѣ свое имя, избѣгая съ замѣчательною скромностью употребленія заглавныхъ буквъ. Капитанъ Куттль, послѣ такой же подписи, заперъ конверты въ желѣзный сундукъ и попросилъ своего гостя выпить еще стаканъ грогу и выкурить еще трубку американскаго табаку; потомъ, угостивъ и себя точно такимъ же образомъ, облокотился на каминъ и принялся размышлять о чудныхъ судьбахъ бѣднаго инструментальнаго мастера.

Размышленіе было прервано такимъ ужаснымъ и непредвидѣннымъ обстоятельствомъ, что капитанъ Куттль безъ помощи друга Бенсби, считалъ бы себя погибшимъ навсегда съ этого рокового часа.

Какимъ образомъ капитанъ, озабоченный пріемомъ знаменитаго друга, позабылъ затворить и запереть дверь, — вопросъ совершенно непостижимый для самыхъ геніальныхъ знатоковъ человѣческаго сердца. Но въ эту самую минуту, съ необыкновеннымъ гвалтомъ, ворвалась въ маленькую гостиную безпардонная м-съ Макъ Стингеръ, съ маленькимъ Александромъ въ своихъ материнскихъ объятіяхъ. За нею, съ такимъ же шумомъ и съ явнымъ намѣреніемъ мести, слѣдовали Юліана Макъ Стингеръ и нѣжный ея братецъ Карлъ Макъ Стингеръ.

Мгновенно капитанъ Куттль понялъ всю опасность своего положенія. Юркнувъ въ маленькую дверь, которая вела изъ гостиной къ лѣстницѣ погреба, капитанъ стремглавъ бросился впередъ, какъ человѣкъ, занятый одною мыслью искать спасенія въ нѣдрахъ земли отъ угрожающей бѣды. Но, къ несчастью, онъ не успѣлъ привести въ исполненіе своего отчаяннаго плана, потому что въ то же мгновеніе, съ раздирающими воплями, ухватились sa его ноги Юліана и старшій ея братецъ, употребляя неимовѣрныя усилія удержать на поверхности земли своего стараго друга. М-съ Макъ Стингеръ между тѣмъ, бросивъ юнаго птенца на полъ, съ остервененіемъ ухватилась за капитана, какъ будто угрожая изорвать его въ куски передъ глазами изумленнаго Бенсби.

Крики двухъ старшихъ Макъ Стингеровъ и отчаянный вопль младшаго, Александра, довершили ужасную суматоху этой сцены. Наконецъ, воцарилось молчаніе, и капитанъ, задыхаясь отъ страшнаго волненія, съ кроткимъ и смиреннымъ видомъ остановился передъ м-съ Макъ Стингеръ.

— О, капитанъ Куттль, капитанъ Куттль! — возопила м-съ Макъ Стингеръ, выставляя впередъ свой подбородокъ и приводя его въ гармоническое согласіе съ тѣмъ, что могло бы быть названо кулакомъ, если бы учтивость позволяла намъ приписать это орудіе прекрасной дамѣ. — О, капитанъ Куттль, капитанъ Куттль! какъ вы можете смотрѣть мнѣ прямо въ глаза и тотчасъ же не провалиться сквозь землю!

— Держись крѣпче, Недъ Куттль! — бормоталъ капитанъ, объятый судорожнымъ трепетомъ.

— О, я была слишкомъ слаба и довѣрчива, когда приняла васъ подъ свою кровлю, капитанъ Куттль! — продолжала кричать м-съ Макъ Стингеръ. — Какихъ благодѣяній не испыталъ отъ меня этотъ человѣкъ! какими милостями я не осыпала его! Мои дѣти любили и уважали его, какъ отца, и ни одинъ жилецъ въ нашей улицѣ, даже ни одинъ хозяинъ не пользовался въ своемъ домѣ такими льготами! Онъ обжирался, опивался, и я, какъ набитая дура, сыпала для него деньги горстями, содержала въ чистотѣ его комнату, выметала полы каждое утро и готовила для него чай съ материнскою заботливостью… a онъ,…чѣмъ же, спрашивается, онъ награждаетъ бѣдную женщину?

М-съ Макъ Стингеръ остановилась перевести духъ, и ея лицо запылало полнымъ сознаніемъ своего торжества и побѣды надъ обвиненнымъ преступникомъ!

— A онъ… онъ бѣжитъ отъ меня прочь! Онъ пропадаетъ безъ вѣсти цѣлые двѣнадцать мѣсяцевъ! И отъ кого бѣжитъ онъ? Отъ женщины, которая была ему благодѣтельницей! Вотъ его совѣсть, вотъ его благодарность! Онъ не смѣетъ даже поднять на меня свои безстыжіе глаза и увертывается какъ подлѣйшій трусъ!.. Да если бы, — чего Боже избави! — увернулся отъ меня мой собственный дѣтенышъ, я бы взбудоражила его спину такими пузырями, какихъ бы онъ вѣкъ не позабылъ.

Молодой Александръ счелъ, съ своей стороны, необходимымъ принять эту выходку за положительную угрозу, за которою должно было послѣдовать немедленное исполненіе, и, на этомъ основаніи, вздернувъ свои ноги кверху, завизжалъ такимъ отчаяннымь голосомъ, что м-съ Макъ Стингеръ принуждена была взять своего птенца на руки и успокоить его энергическимъ качаиіемъ.

— Чудо что за человѣкъ, этотъ капитанъ Куттль! — продолжала м-съ Макъ Стингеръ, дѣлая особое удареніе на первыхъ слогахъ капитанскаго имени, — онъ изволитъ преспокойно засыпать въ своей постели, прибираетъ свои вещи, пускается въ глухую полночь, какъ отъявленный воръ, a бѣдная женщина, сломя голову, бѣгаетъ за нимъ изъ конца въ конецъ, какъ сумасшедшая, и разспрашиваетъ о своемъ жильцѣ! О, чудо, что за человѣкъ этотъ капитанъ Куттль! ха, ха, ха, ха! Онъ слишкомъ заслужилъ всѣ эти безпокойства, и поневолѣ сойдешь по немъ съ ума. Награди васъ Богъ! ха, ха, ха! Однако, почтенный капитанъ Куттль, я желаю знать: угодно вамъ воротиться домой?

Встревоженный капитанъ посмотрѣлъ на свою шляпу, какъ будто собирался немедленно выполнить строгое приказаніе своей неумолимой властительницы.

— Капитанъ Куттль, — повторила м-съ Макъ Стингеръ тѣмъ же рѣшительнымъ голосомъ, — я желаю знать: угодно вамъ воротиться домой, сэръ?

Капитанъ, казалось, совершенно готовъ былъ идти, и хотѣлъ только устроить это дѣло безъ шума и безъ огласки.

— Стоять смирно! — заревѣлъ, наконецъ, Бенсби оглушающимъ голосомъ. — Погодите, матушка моя! Чего вы хотите?

— A вамъ чего угодно отъ меня? — возопила м-съ Макъ Стингеръ. — Что вы за человѣкъ, желала бы я знать? Развѣ вы квартировали когда-нибудь въ девятомъ номерѣ, на Корабельной площади? Я еще, слава Богу, не выжила изъ ума и хорошо комню, вы никогда не были моимъ жильцомъ. Прежде меня жила въ девятомъ номерѣ м-съ Джолльсонъ, и, быть можетъ, вы принимаете меня за нее.

— Ну, ну отваливай прочь! — завопилъ м-ръ Бенсби, — я заставлю васъ замолчать, взбалмошная баба!

Куттль, несмотря на высокое мнѣніе о могуществѣ своего друга, едва вѣрилъ своимъ глазамъ. М-ръ Бенсби смѣло подошелъ къ м-съ Макъ Стингеръ и обхватилъ ее своею рукою. Къ величайшему удивленію, храбрая дама потеряла все свое мужество, залилась горькими слезами и объявила, что теперь изъ нея можно все сдѣлать.

Обомлѣвшій капитанъ увидѣлъ потомъ, какъ его другъ вывелъ неумолимую женщину въ магазинъ, какъ воротился черезъ минуту въ гостиную за ромомъ и водою и какъ, наконецъ, усмирилъ ее совершенно, не произнеся ни одного слова. Вслѣдъ за тѣмъ Бенсби надѣлъ свою мохнатую бекешь и сказалъ: "Куттль, мнѣ надо теперь проводить подъ конвоемъ эту сволочь". Эти слова поразили капитана гораздо большимъ изумленіемъ, какъ если бы его самого хотѣли сковать въ желѣзо и спровадить на Корабельную площадь. Черезъ нѣсколько минутъ м-съ Макъ Стингеръ, кроткая какъ овечка, побрела со своими агнцами изъ дверей въ сопровожденіи всемогущаго командира "Осторожной Клары". Капитанъ Куттль едва имѣлъ время вынуть изъ комода свою жестянку и украдкой всунулъ нѣсколько монетъ въ руки Юліаны Макъ Стингеръ, которую онъ всегда любилъ съ отеческою нѣжностью. Затворяя дверь, Бенсби проговорилъ своему другу, что черезъ нѣсколько минутъ онъ зайдетъ къ нему опять.

Когда капитанъ Куттль воротился въ маленькую гостиную и попрежнему остался одинокимъ, безсвязныя мечты толпами зароились въ его головѣ, и казалось ему, какъ будто онъ освободился отъ тяжелаго сна, полнаго фантастическихъ видѣній. Затѣмъ передъ его фантазіей предсталъ во всемъ величіи колоссальный образъ командира "Осторожной Клары", вызвавшій въ немъ неописуемое благоговѣніе.