Домби и сын - Чарльз Диккенс

— Время, надѣюсь, образумитъ васъ, сударыня, и возвратитъ къ своему долгу. Совѣтую вамъ успокоиться.

Эдиѳь не отвѣчала. М-ръ Домби не замѣтилъ въ зеркалѣ никакого вниманія къ его особѣ, какъ будто онъ былъ невидимымъ паукомъ на стѣнѣ, или тараканомъ на полу, или, наконецъ, такою гадиною, о которой не стоитъ думать, какъ скоро ее раздавили своими ногами.

Выходя изъ дверей, онъ оглянулся еще разъ на роскошную и ярко освѣщенную комнату, посмотрѣлъ на драгоцѣнные, въ безпорядкѣ разбросанные предметы, фигуру Эдиѳи въ ея богатомъ платьѣ и на лицо Эдиѳи, отражавшееся въ зеркалѣ. Постоявъ съ минуту, онъ побрелъ въ свою храмину философическаго размышленія, унося въ душѣ живой образъ всѣхъ вещей и несказанно удивляясь, какъ все это случилось въ его присутствіи.

Впрочемъ, м-ръ Домби ни мало не уронилъ своей важности и надѣялся, что всѣ дѣла устроются къ его благополучію. При такомъ мнѣніи онъ и остался.

Онъ не располагалъ провожать лично свою семью въ Брайтонъ; но поутру въ день отъѣзда, случившагося очень скоро, онъ граціозно извѣстилъ Клеопатру, что не замедлитъ въ скоромъ времени личко освѣдомиться о ея здоровьи. Клеопатра должна была торопиться къ цѣлительнымъ водамъ, такъ какъ ея грѣшное тѣло разрушалось слишкомъ замѣтно.

Не было покамѣстъ никакихъ признаковъ второго паралича, но старуха еще не оправилась отъ перваго удара. Ея немощи увеличивались со дня на день, и въ ея умственныхъ способностяхъ происходила страшная путаница. Потемнѣвшая память выворачивала передъ нею всѣ предметы на изнанку, и съ нѣкотораго времени она получила странную привычку перемѣшивать имена двухъ своихъ зятей, мертваго и живого. Иной разъ м-ръ Домби являлся ей подъ фигурой покойнаго воина, и она безразлично называла его «Грэйнжби» или "Домберъ".

При всемъ томъ м-съ Скьютонъ была молода, даже очень молода, и въ день отъѣзда явилась къ завтраку въ щегольскомъ дѣвичьемъ нарядѣ. На ней была новая, нарочно для этого случая заказанная шляпка и дорожное платье, вышитое въ магазинѣ первой модистки. Не легко было устраиватьвъ приличномъ видѣ цвѣты на ея дѣвственномъ челѣ или поддерживать шляпку на затылкѣ ея головы, качавшейся безъ всякой надобности. Шляпка страннымъ образомъ сваливалась всегда на одинъ бокъ, и горничная Флоуэрсъ должна была безпрестанно поправлять головной уборъ своей госпожи.

— Любезнѣйшій Грэйнжби, вы должны непрем… обѣщ… — м-съ Скьютонъ получила привычку сокращать большую часть своихъ словъ, — повидаться съ нами какъ можно скорѣе.

— Я уже сказалъ, сударыня, — отвѣчалъ м-ръ Домби съ обыкновенною важностью, — что дня черезъ два я пріѣду въ Брайтонъ.

— Спасибо, Домберъ!

Въ завтракѣ принималъ участіе и майоръ Багстокъ, который пришелъ проститься съ отъѣзжавшими дамами. Онъ сказалъ:

— Помилуй Богъ, сударыня, вы совсѣмъ не думаете о старомъ Джоѣ и не хотите, чтобы онъ заѣхалъ навѣстить васъ.

— "Таинственный" злодѣй, кто ты такой? — пролепетала Клеопатра.

Въ это время горничная Флоуэрсъ стукнула по ея шляпкѣ, какъ-будто хотѣла пособить ея памяти. М-съ Скьютонъ прибавила: — о, это ты, негодное созданье!

— Чертовски странная исторія, — шепталъ майоръ м-ру Домби, — плохая надежда, сэръ; никогда она не закутывалась, какъ слѣдуетъ. — Майоръ былъ застегнутъ до подбородка. — Какъ вы могли, миледи, позабыть Джоя Багстока, старичину Джозефа, вашего всегдашняго раба? Онъ здѣсь налицо, къ вашимъ услугамъ. Его мѣхи раздуваются для васъ, — кричалъ майоръ, энергически ударяя себя по груди.

— Милая моя, Эдиѳь Грэйнжби, — запищала Клеопатра, — диковинная вещь, что майоръ…

— Багстокъ! Джозефъ Багстокъ! — вскрикнулъ майоръ, увидѣвъ, что она не можетъ припомнить его имени.

— Ну, все равно, о чемъ тутъ хлопотать? — сказала Клеопатра. — Эдиѳь, мой ангелъ, ты знаешь, я никогда не могла запоминать именъ — о, какъ бишь это? — диковинная вещь, что всякій собирается навѣщать меня. Я ѣду не надолго. Я скоро ворочусь. Можетъ подождать, кто хочетъ меня видѣть.

Говоря это, Клеопатра осмотрѣлась вокругъ стола, и ея видъ выражалъ крайнюю встревоженность.

— Зачѣмъ мнѣ гости? не нужно мнѣ гостей, я хочу быть одна. Немножко покою, да поменьше всякихъ дѣлъ, — вотъ все чего я желаю. Гадкія твари не должны ко мнѣ приближаться, пока я не освобожусь отъ этого состоянія.

И, кокетничая, она хотѣла ударить майора своимъ вѣеромъ, но вмѣсто того опрокинула чашку м-ра Домби, которая стояла далеко отъ майора.

Потомъ м-съ Скьютонъ подозвала Витерса и строго приказала ему смотрѣть за ея комнатой. Тамъ, говорила она, нужно сдѣлать нѣсколько мелочныхъ перемѣнъ до ея возвращенія. Витерсъ тотчасъ же долженъ былъ приняться за выполненіе этого порученія, такъ какъ могло статься, что она на этихъ же дняхъ воротится изъ Брайтона въ удовлетворительномъ состояніи здоровья. Витерсъ выслушалъ приказаніе съ приличнымъ подобострастіемъ и обѣщалъ совершенное повиновеніе; но, отойдя на нѣсколько шаговъ отъ своей госпожи, онъ невольно взглянулъ страннымъ образомъ на майора, a майоръ невольно взглянулъ страннымъ образомъ на м-ра Домби, a м-ръ Домби также невольно взглянулъ страннымъ образомъ на Клеопатру, a Клеопатра невольно тряхнула головой и, забарабанила по тарелкѣ ложкой и вилкой, какъ будто эти инструменты были игральными кастаньетами.

Одна Эдиѳь во время завтрака ни на кого не подымала глазъ и, казалось, не была огорчена ни словами, ни поступками своей матери. Она слушала ея безсвязную болтовню или, по крайней мѣрѣ, когда нужно, обращала къ ней свою голову и давала лаконическіе отвѣты. Когда м-съ Скьютонъ слишкомъ завиралась или забывала начатую рѣчъ, Эдиѳь однимъ словомъ выводила ее на настоящую дорогу. Несмотря на страшную запутанность идей, немощная мать была, однако, вѣрна себѣ въ одномъ пунктѣ — въ томъ, что постоянно наблюдала за дочерью. Она смотрѣла на ея прекрасное, строгое лицо или съ видомъ боязливаго удивленія, или съ судорожными гримасами, которыя должны были представлять улыбку, и тутъ же, воображая ея презрѣніе, она начинала хныкать и мотать головой. Все это показывало, что преобладающая мысль глубоко запала въ ея душу и ни мало не утратила своей энергіи. Отъ Эдиѳи иногда она обращалась къ Флоренсѣ, но тутъ же опять голова ея кивала на Эдиѳь.

Послѣ завтрака, м-съ Скьютонъ, поддерживаемая съ одной стороны горничною Флоуэрсъ и подпираемая сзади долговязымъ пажемъ, кокетливо оперлась на руку майора и побрела къ экипажу, который долженъ былъ отвезти въ Брайтонъ ее, Флоренсу и Эдиѳь.

— A развѣ Джозефъ подвергается совершенному изгнанію? — сказалъ майоръ, вспрыгнувъ на ступени кареты и выставляя впередъ свое багровое лицо. — Чортъ побери! неужели жестокосердая Клеопатра запретитъ вѣрному Антонію показываться на ея глаза.

— Отойди прочь, — воскликнула Клеопатра, — терпѣть тебя не могу. Можешь навѣщать меня, когда я ворочусь, только веди себя хорошенько.

— Позвольте вѣрному Джозефу питать надежды, миледи, или онъ умретъ съ отчаянія, — воскликнулъ майоръ.

Клеопатра вздрогнула и отпрянула назадъ.

— Милая Эдиѳь, — запищала она, — скажи этому человѣку…

— Что?

— Какъ онъ смѣетъ!.. о Боже мой, какъ онъ смѣетъ въ моемъ присутствіи произносить такія страшныя слова.

Эдиѳь движеніемъ руки приказала ѣхать, и карета двинулась впередъ. Осгавшись наединѣ съ м-ромъ Домби, майоръ, закладывая руки назадъ, воскликнулъ съ таинственнымъ видомъ:

— Сэръ, вы должны услышать отъ меня непріятную истину: нашъ прекрасный другъ переѣхалъ въ странную улицу.

— Что вы хотите этимъ сказать, майоръ?

— Да то, что вы скоро осиротѣете, почтеннѣйшій Домби, бѣдный сынъ!

Это шуточное обращеніе, казалось, вовсе не понравилось Домби, и майоръ, кашлянувъ два, три раза, счелъ необходимымъ принять серьезное выраженіе.

— Чортъ побери, — сказалъ онъ, — безполезно было бы скрывать истину. Старина Джо, сударь мой, видитъ насквозь человѣческую натуру, и это, прошу извинить, его всегдашній талантъ. Если вы понимаете старика, вы должны понимать его такимъ, каковъ онъ есть. Старина, сударь мой, тертый калачъ и перебывалъ тысячу разъ во всякихъ тискахъ. Домби, мать вашей жены — на порогѣ вѣчности!

— Конечно, м-съ Скьютонъ очень разстроена, — возразилъ м-ръ Домби съ глубокомысліемъ философа.

— Разстроена, Домби! — сказалъ майоръ, — она сокрушена и разбита вдребезги.

— Перемѣна воздуха и медицинскія пособія, надѣюсь, еще могутъ возстановить ея силы.

— Нѣтъ, сэръ, не надѣйтесь. Чортъ побери, сэръ, она никогда не закутывалась какъ слѣдуетъ; a если человѣкъ не закутывается какъ слѣдуетъ, — продолжалъ майоръ, застегивая верхнія пуговицы своего сюртука, — то ему не на что опереться впереди. Умретъ она, сударь мой, должна умереть, и нѣтъ для нея никакого спасенія. Я говорю безъ прикрасъ, Домби, безъ фигуръ, безъ утонченности. Продувной старикашка видѣлъ свѣтъ, и желалъ бы я знать, въ чемъ и когда ошибался великобританскій майоръ, Джозефъ Багстокъ.