Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

Как и планировалось, встреча с магистратом города и теми денежными мешками, что не занимали никаких должностей, но были приглашены в ратушу, состоялась утром следующего дня.

Встретили русского вельможу ожидаемо: наглым "наездом" некоторых сановников за явно агрессивные действия в отношении граждан и территории города, но под грузом предъявленных доказательств они вынуждены были вскоре сконфужено умолкнуть. Да и что им оставалось? Ведь если вся операция и проводилась на грани фола, то расчет-то Андрея строился не на пустом месте. А на том, что хотя Руси, занятой войной с Литвой, а с недавних пор ещё и с Крымом и Казанью, и не до ливонских проблем, но ведь и Ганза с Ливонией тоже не готовы были сейчас активно влезать в проблемы ради Ревеля. Плеттенберг от того, что умён, и понимает, что не выстоять Ордену один на один, без союзников, а для Ганзы главным в данный момент был проект под названием "Густав Ваза", под который Любек и Гданьск, эти два разновекторных центра силы внутри союза, даже объединили свои усилия, забыв о былых распрях. О чём довольно прозрачно и намекнул Андрей в своей речи. Мол, пока Ганза напрягает все силы в борьбе, русские всегда готовы протянуть руку помощи прибалтийским городам и очистить округу от наглых разбойников, так мешающих взаимовыгодной торговле. И не надо благодарностей, мы это сделали от чистого сердца, а если разбойники со временем появятся вновь, то всегда готовы опять помочь своим ганзейским партнёрам. В общем, мир, дружба, жвачка и спасибо за помощь, что город отправил для совместного удара по разбойникам.

Что там думали почтеннейшие граждане о "совместной" операции по очистке морских просторов, так и осталось тайной в веках, но жаловаться они явно перехотели. Хотя завуалированную угрозу поняли правильно, в этом-то Андрей ни капельки не сомневался. Как и в том, что пиратское гнездо они вскоре заново отстроят, ведь это было так выгодно, скупать добычу вне городских стен и тем самым выводя сам город из-под удара за действия морских разбойников. Ну да ничего, они отстроят, а мы заново сожжём. И людишками вновь разживёмся. Вон ныне сколь душ разбойных в плен взяли. Работнички из них те ещё, зато у татар на русский полон выгодно сменять можно будет. А уж свои-то мужички в любом хозяйстве пригодятся.

Потеря отца заставила Никитку резко повзрослеть. Намедни справили ему десятилетее, и вот уже судьба оставила его самым старшим мужчиной в большой семье. Понятное дело, что основной груз лёг на плечи матери, и той теперь пришлось самой гонять приказчиков, раздавать распоряжения, общаться с кредиторами и должниками, в общем, кроме домашнего уклада вести и ту работу, что раньше всегда лежала на отце.

Перемену в своём статусе Никитка ощутил сразу же. Теперь ему некогда стало бегать по улицам и играть с пацанами в лапту или горелки. Мать, занятая делами, все чаще перекладывала на него хозяйственные заботы. К примеру, съездить на то же покосье и привезти в город воз сена быстро стало для него обыденностью. И не беда, что с ним постоянно ездил кто-то из домашних прислужников, старшим-то считался он. Он же вывозил и сестёр в лес, по грибы да ягоды. Купец не купец, а покупать лесные дары ради солений в доме почитали блажью. Тем более при двух-то девках.

Зато зиму пережили вполне сносно. Более того, у матки нашлись деньги на учителя, который неплохо подтянул Никитку в чтении и счёте. Хотя писал он всё также с ошибками, за что был многажды порот прилежания ради.

А вот по весне заявился к ним в дом дядька Чертил да и сказал, что, мол, пора парня к торговому делу приучать. Мать взбрыкнула, говоря, что начинать надо с ближней округи, а Чертил собирался к чёрту на кулички, аж в заморье, на что дядька лишь покачал головой и просто стоял на своём. В конце концов, мать поникла плечами и сдалась, после чего ринулась готовить дитё в дальний путь, как собирала ещё год назад мужа.

Выезжали поутру. Мать, держа в руках семейную икону, благословила сына, который молча склонился перед ней. И всё же не доиграл он до конца серьёзного мужа, после благословления привычно потянул за нос старшую сестру и, хохоча, выбежал за ворота, на ходу натягивая охабень.

Сам обоз собирался на окраине города. Чертил был уже там, когда запыхавшийся Никитка отыскал его среди сгрудившихся возков и возов, и сновавших туда-сюда людей. Ржание и гомон оглушили паренька, но спокойный вид дядьки придал и ему уверенности. На двоих у них было восемь возов с различным товаром, но дядька определил его на конкретную телегу, в которой лежали серые мешки, опечатанные печатью на неизвестном Никитке материале. Мальчишка даже не догадывался, что видит перед собой обычную сургучную печать, ведь сургуч ныне и в Европе-то был неизвестен, так как экспедиция Магеллана только-только вернулась из кругосветного вояжа. А уж в Россию он и вовсе должен был попасть только в конце семнадцатого столетия. Но печати из воска и глины князю-попаданцу не показались надёжными, так что пришлось тому напрячь мозги и вспомнить, как баловались реконструкторы, изготавливая собственный сургуч по рецептам, которых в интеренете было пруд пруди. Вот результат этих экспериментов и наблюдал ныне Никитка на холщовых мешках.

– А что тут, дядька Чертил? – спросил он.

– То, что потерять нельзя ни в коем случае, – серьёзно ответил тот. – Потому и будешь следить за ними ты, а то мне и так дел много привалило.

И оставив Никитку одного, поспешил куда-то в голову формирующегося обоза. Пожав плечами, мальчшика забросил свою торбу со снедью на телегу и тут же примостился возле возницы – хмурого дядьки с копной нечесаных волос.

– Подь поспи пока, – буркнул тот, позёвывая и прикрывая рот широкой ладонью. И добавил: – Не скоро ещё тронемси.

Дважды упрашивать себя Никитка не позволил и тут же зарылся в сено, накинув на себя свободный конец дерюги, которой укрывали странные мешки. И верно, он успел даже немного выспаться, когда весь большой обоз наконец-то зашевелился и возы, запряженные в основном одвуконь, потянулись друг за другом по дороге.

Приподняв голову, мальчишка с интересом смотрел, как возница успел до того, как дошла его очередь трогаться, ещё раз осмотреть упряжь и, взгромоздившись на своё место, тронуть поводья. Однако правый конь, вместо того, чтобы сразу начать движение, строптиво махнул головой, всхрапнул, и оросил мостовую желтой струей. И только после этого потянул с места тяжелый воз.

– У-у, скотина безмозглая, – беззлобно ругнулся возница и принялся править за впереди идущими возами.

Последующие дни не отличались разнообразием. Позавтракав, возы трогались в путь и тащились по дорогам до обеда. Потом, наскоро сварив горячего, ехали до вечерних сумерек и уже тут, отыскав хорошее место, вставали на ночёвку, раскидывали шатры, разводили костры, на которых варили кашу. Обиходив и стреножив коней, пускали их пастись.

В такие минуты Никитка крутился возле дядьки, который обстоятельно пояснял мальцу, что и как надобно было делать, и почему он отдал именно такое рапоряжение. А вот в дороге Никитке было скучно: вся обязанность – следить за возами и прислугой, дабы не стянули чего невзначай.

Преодолев Оку, торговый караван медленно потащился по землям бывшего рязанского княжества. Дядько Чертил ворчал вечерами, что можно было бы и на стругах дойти до Переяслава-Рязанского, а там уже по накатанному гостями-сурожанами пути переволочь товары и суда в верховья Дона. Однако старый купец Тонило Дмитрич обмолвился, что ныне легче струги прям на Дону строить, чем на своём горбу переть, а дорогу и перетерпеть можно. С этим дядька был отчасти согласен, а когда Никитка спросил отчего, пояснил.

Оказалось, что всё просто: лесопильни, что когда-то первыми начали строить князь и его складники, ныне на окском окоёме стали явлением довольно широким, особенно в тех городах, где имелись большие верфи. Ведь они резко повышали количество и одновременно понижали стоимость досок, из которых обшивались корабельные борта. А это уже вызвало удешевление стоимости самих кораблей, отчего они стали доступнее и покупать их стали больше. И там, где раньше хаживали всего два-три дощаника, ныне могли проплыть и пять-шесть, а дальнейший рост их численности сдерживался только наличием доступного для перевозки товара.