Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

Но Андрей, и сам знавший узкие места своего наместничества, решительно прервал этот поток из переплетённых жалоб и славословий, сообщив, что этот вопрос уже решён и в ближайшее время земли по Овле-реке будут заселены крестьянами довольно густо. Ведь только с ним для этих целей прибыло почти две сотни семей.

– А остальные? – удивился Бажен, собственными глазами видевший, что на кораблях прибыло куда больше народа.

– А остальные будут селиться в других местах, – усмехнулся князь. – Мне ведь не только Овлу поднимать надобно.

Разобравшись с делами города, он занялся инспекцией многочисленных строек, начав с таможенной избы и мерных весов. По здравому рассуждению, государь отменил-таки для тех овловских купцов, кто собирался плыть в немцы, обязательное захождение в Ивангород и отныне взимание с них положенных пошлин будет проводиться прямо в Овле местными дьяками, контроль над которыми был возложен, разумеется, на наместника. Старший таможенный дьяк – Пятой Волк – прибыл в город вместе с княжеским караваном, так что на изучение нового подчинённого у Андрея было достаточно времени. Как, впрочем, и у дьяка – приглядеться к новому начальнику. Само же строительство шло сноровисто и ладком, не то, что строительство собора, инспирированного овловским епископом.

Отец Варсонофий, занявший эту должность, был человеком своеобразным, но при этом достаточно умным и начитанным. Коротконогий толстячок, на тучном лице которого пушистая и окладистая борода скрывала тонкие губы, он непроизвольно вызывал у Андрея ассоциацию с суровым дедом, возможно, из-за пристального взгляда блеклых глаз из-под седых, кустистых бровей. Своё служение новоиспечённый епископ начинал в пермских лесах и прославился тем, что не только нёс пермякам свет истинной веры, но ещё и изучал языки тех народов, среди которых проповедовал. Вот только в развернувшейся церковной борьбе он поставил на иосифлян и после Собора 1518 года, наблюдая, как одного за другим его былых соратников отстраняют от власти, ссылая в дальние монастыри, не ждал для себя ничего хорошего. И уж тем более вовсе не гадал примерить наряд епископа. Однако митрополит имел на него свои виды. Так что, едва образовав новую епископию, он тут же рукоположил отца Варсонофия возглавить её, чем разом решал несколько задач. Во-первых, удовлетворял пожелание молодого наместника прислать грамотного специалиста, которому не нужен меч для крещения инородцев. Во-вторых, показывал, что не сводит ни с кем счёты, а лишь раздаёт каждому по делам его: кого в холодную келью, а кого и в епископы. Ну и, в-третьих, пытался тем самым перетянуть на свою сторону Варсонофия, уже успевшего хорошо зарекомендовать себя и как проповедник, и как администратор. Возможно, у московских старцев были и ещё какие резоны, но Андрею за глаза хватало и этих трёх. Потому что епископ Варсонофий, при всех своих положительных качествах, был в общении отнюдь не белый и пушистый, особенно если вопрос касался дел Церкви.

Вот и тут, узнав, что князь собирается перенести город на другой берег, он сразу же потребовал построить и новый собор, достойный епископской службы. Причём самым достойным вариантом считал только каменное строение. И его ничуть не смущало, что у князя и без его собора голова от проблем раскалывается. Мы призваны принести местным язычникам свет истинной православной веры, невзирая на все невзгоды и преграды, говорил он, и любой язычник, попавший в главный храм наместничества, должен быть поражён красотой и фундаментальностью новой веры. Тем более католики ведь смогли построить в этих землях свои каменные кирхи, а чем же православные хуже?

В общем, своего он добился, тем более что и князь вовсе не собирался отказывать в его просьбе, прекрасно понимая, что город без церкви в это время не город. Да и против каменного строения он тоже ничего не имел, кроме одного – лишние проблемы на его голову! Ведь древоделей на Руси было много, а вот мастеров каменных дел значительно меньше. А лично ему овловская крепость была куда важнее какого-то собора. Однако и епископ тоже оказался не прост и сумел добиться того, что основное финансирование этого строительства брали на себя церковь и купцы, которых за прошедший год в Овле значительно прибавилось. Он же организовал и приезд мастеров, понимая, что крепость тому куда нужнее, но взамен выпросив у наместника отдельные ловли для церкви. И всё одно умелых рук сильно не хватало, и собор строился довольно медленно, что вызывало у церковного деятеля некоторое раздражение.

Которое, впрочем, не мешало ему заниматься главным делом – расширением собственной паствы. Фигурально выражаясь, новый епископ закатал рукава и отправился свершать благое дело – нести нехристям и тем, кто уже был крещён по католическому обряду свет православной Истины. И достаточно быстро сумел добиться на этом поприще первых успехов. Ведь церковник смотрел на местных аборигенов, как на бесхозное богатство, и относился к их крещению с основательностью нового хозяина, понимавшего, что чем больше будет верующих, тем больше они заплатят при исполнении церковных обрядов. А потому думал не только об их душах, но и об их бренном теле, пытаясь научить не только молитвам, но и какому-нибудь достойному ремеслу. Ведь чем богаче будут молящиеся, тем богаче будет и приход! Причём князь, как наместник, полноценно поддерживал подобное миссионерство уже из своих меркантильных интересов.

Вот только если те, кто уже был раз крещён куда легче воспринимали новые веяния, то многие нехристи были упорны в своих заблуждениях. А в дальних заимках и вовсе не стеснялись применять силу, выдворяя жрецов чужого бога. Но Варсонофий и его ученики были упорны в своём служении. Хотя и сильно давить не спешили, действовали больше уговорами и легко отступались, если видели, что дело идёт к бузе, видимо в святые им не очень-то и хотелось. Но как бы то ни было, а дело с крещением понемногу спорилось.

Не меньших забот князь отводил строительству гавани. А то Русь, владея большим куском побережья, так и не заимела на нём ни одного удобного порта, кроме приграничного Норовского (Невское Устье из-за глубин мало походило на хороший порт). К тому же снабжать новое наместничество было легче всего именно по морю. По карельскому-то пути получалось не очень, ведь каждый пуд груза поставлялся с большими трудностями и стоил дороже, так что морской путь выходил и быстрее и дешевле. Хотя без внутренних дорог тоже не обойтись, не получиться без них создать процветающий край. А большое удаление Овлы от основных центров вовсе не может считаться удовлетворяющей причиной бедственного положения этих достаточно богатых земель.

Сидя верхом на спокойном мерине, князь, вдыхая полной грудью морской воздух, внимательно рассматривал мужиков, занятых каждый своим делом: кто бил сваи в речное русло деревянной бабой-колотушкой, кто ссыпал кули земли в пространство между берегом и рекой, отгороженное плотиной, а кто-то и просто кашеварил, ибо работа – работой, а обед по расписанию.

Рядом с ним застыл розмысл, что руководил всей стройкой, поясняя на ходу многие моменты и выслушивая замечания. Впрочем, крупных нареканий у Андрея быть не могло, в этом деле он был любитель, а пристань строилась грамотно, ведь розмысл был опытный, нанятый в германских землях и оскомину набивший на строительствах и ремонтах гаваней. Да и механизмы, заимствованные Андреем в Европе, были ему тоже знакомы, так что это сильно облегчало их изучение мужиками из строительных артелей. Зато тачки, железные заступы и лопаты пришлись немецкому розмыслу очень даже по душе, так как позволили в разы ускорить некоторые работы. В общем, пристань Овлы представляла собой этакую площадку, где многое на Руси применялось впервые. Это одновременно и облегчало и тормозило работу, но Андрей крепился, понимая, что нельзя разом объять необъятное. Главное тут – положительный результат. Вот его-то он и добивался.