Буря Жнеца - Стивен Эриксон

Каждый раз, когда Тралл глядел на Онрека, в нем заново пробуждалось чувство удивления перед чудом. Обретший плоть друг стал настоящим откровением. А он-то думал, что давно пережил способность глубоко и долго волноваться. В тот день, когда родной брат устроил «отсечение», ему казалось – сердце умерло в груди. Он стоял, прикованный к камням, ожидал наступления холодной воды и неизбежной после этого медленной гибели – и мышца, порождающая приливы и отливы в жилах тела, билась благодаря простой инерции.

Явление иссушенного трупа, которым был набредший на него Онрек, показалось ему невероятным, а спасение – случайным. Тралл припомнил, что пришлось спорить с Т’лан Имассом, доказывая свое право на свободу. Это воспоминание до сих пор заставляет его улыбаться.

Скрипящие сухожилия, тугие мускулы, перекрученные кости – Онрек был тогда воплощением безразличия. Столь равнодушным к жизни и борьбе за выживание, что казался неодушевленной вещью.

Тралл просто шагал рядом с ним, не желая признавать, что спасен, что начинает медленно, неохотно возвращаться к жизни в компании неупокоенного воина, который тоже начал открывать собственное бытие, возвращать память, прежде отброшенную ради жестокого ритуала. Возвращать всё, добровольно потерянное на пути в сотни тысяч лет.

Что привязало их друг к другу? Что за немыслимый зверинец кратких разговоров, нежданных переживаний и опасных битв столь прочно связал их воедино, что Онрек стал братом более близким, чем любой из братьев по крови? «Мы стояли плечом к плечу, ожидая неминуемого поражения. Только чтобы получить благословение робкой руки существа, отдаленно напоминающего человека. О, я узнал ее, узнал.

Но она – тайна, которую не разделить даже с другом Онреком. Если бы он остался скрытным, замкнутым. Не… не такой открытый взгляд, не отречение от всех естественных и разумных видов защиты. Такая детскость… ради Сестер, Тралл, найди более подходящее слово! Но он кажется таким юным. Не годами, а душой. Он воплотил незапятнанную невинность. Разве такое возможно?»

Что же, очень скоро он узнает ответ. Они уже находили следы в этом мире юности. Стоянки, очаги, кострища. Места, в которых изготавливались каменные орудия – плоские булыжники, на которых сидели Имассы, откалывая кремни от желвака (мелкие осколки покрывали все вокруг). Находили выгребные ямы с хрупкими костями, жжеными или вываренными ради получения жира, с кусками тыкв, в которых кипятили воду, бросая в нее раскаленные камни. По мнению Онрека, знаки говорят, что Имассы проходили здесь несколько недель назад.

Догадались ли Имассы о присутствии чужаков? На это не знал ответа даже Онрек. Он говорил: его сородичи стеснительны и хитры. Они могут уже долгие дни и ночи следить за ними из укромных мест. Лишь когда они подойдут очень близко, острые чувства Онрека прошепчут истину. Он скажет: «За нами следят, друзья. Пришло время».

Тралл ожидал услышать эти слова очень скоро.

Котята эмлавы запищали, выказывая голод.

Тралл (он шел впереди, а Бен с Онреком тащили мешок) остановился и повернулся.

Пора их кормить. Иначе – ни одного спокойного мгновения.

Быстрый Бен со стоном опустил свой конец носилок и с интересом проследил, как два котенка выкарабкиваются из шкуры, шипят друг на дружку, а потом и на Онрека, который вынимает из крупных листьев куски мяса антилопы. Мясо успело протухнуть, но для устремившихся к нему эмлав это, очевидно, не имело особого значения.

Имасс бросил мясо на землю, освобождая руки, и отошел со странной улыбкой.

«Слишком много в эти дни странных улыбок», подумал колдун. Как будто ослепительная радость от созерцания чудес начинает меркнуть – не быстро, едва заметно – но Быстрый Бен был уверен, что уловил в улыбке Имасса оттенок разочарования. Он не удивлялся. Никому не дано вечно поддерживать в себе чистую радость. Хотя вокруг простерся рай – хотя бы по меркам Имассов – этот рай остается каким-то не вполне реальным. Кажется – это иллюзия, уже выцветающая по краям…

Хотя явных доказательств нет. Маг ощущал в этом месте полное благополучие. Оно сильно – и оно растет. А вот Омтозе Феллак со всех сторон слабеет. Итак, конец эпохи. Эпохи, что окончилась в большом мире уже очень, очень давно. «Но разве Телланн не мертв везде, кроме этого мирка? Возможно, и нет. Возможно, он попросту изменился, вырос внутренне. То, что мы видим во всех иных землях – то, в чем мы живем – это Телланн, претерпевший возвышение, его потомок, победитель тысячелетней войны, доминирующий, уверенный в своей зрелой силе. Возможно ли такое?»

Но тогда как понять, почему Онрек здесь изменился? Разве что… о боги! Этот фрагмент Телланна, в отличие от всех прочих, лежит вне Ритуала. Вот почему Онрек обрел здесь плоть и кровь. Здесь не было Ритуала Телланна, не было отделения имасских душ. Значит, здешние Имассы могут даже не знать об Ритуале.

Что произойдет, если Логрос приведет сюда тысячи своих воинов? Если Крон… нет, Серебряная Лиса не позволит. Они нужны ей для чего-то иного. Для другой войны.

Интересно было бы понять, как этот фрагмент связан с тем, что создан для Волков в конце Паннионской войны. Насколько знал Быстрый Бен, Оплот Зверя – или как теперь его называть – засеян душами Т’лан Имассов. Или хотя бы воспоминаниями душ – возможно, это и есть сущность души. Она – клубок сплетенных воспоминаний о чьей-то жизни. Слишком много жизней, слишком много различных полос сплетены нынче воедино…

Тралл Сенгар отошел в поисках воды. Ручейки булькали среди скальных выходов почти везде – камень будто напился воды после отхода льдов.

Онрек еще немного поглядел на котят – и повернулся к Бену. – За теми холмами протянулся ледник, – сказал он. – Я чувствую его гниение. Это древняя дорога, по которой когда-то брели Джагуты. Убегающие от резни. Колдун, вторжение льда меня тревожит.

– Почему? Очевидно, что битва случилась тысячи лет назад, а сегодня все Джагуты мертвы.

– Да. Но дорога напомнила мне о… кое о чем. Пробуждается память…

Быстрый Бен спокойно кивнул: – Это как тени. Да.

– Именно.

– Не тревожься: это не надолго.

Имасс нахмурился, отчего его грубое лицо стало менее, чем обычно, походить на лицо человека. – Да, в глубине души я чувствую… Я просто… забыл.

– Ты слишком строг к себе, Онрек. Не нужно все время казаться сияющим от радости.

Улыбка Онрека была грустной. – Я делаю подарок другу, – сказал он тихо, – в ответ на множество даров, которые он сделал мне.

Быстрый Бен вгляделся в лицо воина. – Дар теряет ценность, Онрек, если его передаривают множество раз. Он начинает утомлять нас. Всех нас.

– Да. Теперь и я это вижу.

– К тому же, – продолжил маг, смотря на эмлав (они набили животики и теперь играли в драку на залитой кровью траве), – возможен и другой дар. Показать свою слабость. Этот дар вызывает симпатию вместо простого восхищения. Если тебе понятно…

– Понятно.

– Кстати, ты сделал много красок. Зачем?

Улыбка внезапно расцвела: – А ты умен. Когда я найду каменную стену, способную говорить… о да, это другой дар. Мой запретный талант.

– Запретный? Почему?

– Среди моего народа установлено табу на точное изображение себе подобных. Слишком многое изображено – слишком многое попало в плен к времени. Сердца могут разбиться. Измена разрастается подобно паразитам.

Быстрый Бен метнул на Онрека взгляд и отвел глаза. «Сердца могут разбиться. Да, душа может стать злобным привидением. Это точно».

Тралл Сенгар вернулся с раздутыми водяными мехами. – Ради Сестер, – воскликнул он, глядя на Онрека. – Что я вижу? Ты хмуришься?

– Да, друг. Хочешь узнать, почему?

– Вовсе нет. Честно говоря, это чертовское облегчение.

Онрек наклонился и взял за шкирку одного из котят. Зверек яростно зашипел и задергался. – Тралл Сенгар, ты можешь объяснить нашему другу, почему Имассам запрещено правдоподобно изображать себя. Можешь также рассказать мою историю. Пусть поймет, почему во мне живет боль – ведь я вспомнил, что смертная плоть реальна только когда питается дыханием любви.

Быстрый Бен прищурился на Онрека. «Не припоминаю, чтобы просил о подобных откровениях. Не люблю залезать в чужую шкуру».

Тралл вздохнул, внезапно потеряв приподнятое расположение духа. Хотя это был вздох облегчения, сбрасывания давно надоевших пут. – Расскажу. Спасибо тебе, Онрек. Некоторые секреты подобны тяжкому бремени. А когда я изложу Бену ту подробность твоей жизни, что помогла нам обрести дружбу… я открою тебе свой секрет. Я расскажу, что сделала мне Эрес’ал задолго до того, как явилась перед нами в пещере.

Последовал долгий миг молчания.

Потом Быстрый Бен фыркнул: – Чудесно. А я поведаю о двенадцати душах. И об обещании, которое я дал некоему Вискиджеку – обещании, которое я пронес через всю жизнь и намерен нести дальше. Вот тогда, думаю, мы будем поистине глубоко знать друг друга.