Буря Жнеца - Стивен Эриксон

И ладно. Если хотят иметь с ней дело, придется им научиться жить с запахами. И благодарить судьбу, что приходится с ними жить, а не умирать. Она следила за Адъюнктом, которая, кажется, никогда не желает сидеть на стуле. Сейчас она стояла за спинкой подготовленного для нее кресла, заложив руки за спину, и смотрела на длинный покрытый картами стол, но не выказывала довольства, которого можно было бы ожидать от женщины, относящейся к возможности сидеть на стуле словно к наказанию колодками посреди деревенской площади.

Если просто смотреть, в этой Таворе Паран нет ничего особенного. Ученый червь. Одета небрежно, как будто лишена сексуальности. Женщина, для которой чары женственности значат меньше, чем грязная нитка, случайно завалявшаяся в складке кошеля. Она могла бы сделать себя более привлекательной, вполне женственной. Если бы захотела. Однако становится очевидным: подобные чары не имеют ценности в системе взглядов Адъюнкта. Интересно… на отвлеченно – академический манер. Вождь, желающий вести без физического присутствия, без героических, соблазнительных или любых иных величественных поз. Но если учесть практическое отсутствие в ней яркой индивидуальности – что еще остается Таворе?

«Ну, ум», – подумала Шерк. – «Она – гений тактики?» Шерк не была уверена. Насколько она могла судить по неохотным репликам Бальзама и его солдат, командующая уже совершила большую ошибку. Похоже, устроила что-то вроде высадки десанта. Элитные отряды прокрались на берег глухой ночью, углубились в болота и леса. Солдаты, которым поручено сеять панику и подрывать правление Эдур, поднимая угнетенных летерийцев на восстание.

Гений тактики? Скорее человек, лишенный верных сведений. Летерийцы любят обыденное течение дел. Тавора, скорее всего, обрекла жизненно важные элементы своей армии на истребление. Она сожгла корабли. К чему? Чтобы у войск не осталось возможности отступить? Это попахивает подозрениями, отсутствием доверия. «Нет, попахивает еще хуже. Или я все поняла неправильно? Что ж, вполне возможно. С малазанами все непросто».

Малазанская Империя, о да. Она вовсе не похожа на Летерийскую с ее хитрыми играми в родовитость и расовое превосходство. Нет, эти малазане походят на сборище всех стилей. Поглядите на помощницу Таворы – удивительную варварку в татуировках, в каждом движении которой сквозит сексуальный вызов. Здесь, в Летерийской империи, любой выглядящий таким примитивным дикарем будет разве что конюшни чистить. И эта Мазан Гилани – еще одно существо, призванное сводить мужиков с ума – о, как Шерк желала бы иметь кожу столь темную, но и блестящую! Как и изящные, львиные обводы длинных ног, широкие бедра, высокую, не желающую увядать грудь с сосками, навевающими мысль о переспелых смоквах… «не то чтобы я смотрела на нее украдкой… но она выглядит еще неприличнее меня, а это о многом говорит».

Итак, Тавора держит при себе красавиц. Что же, ясный намек.

– Чего мы ждем? – промямлил Тряс Брюллиг (он набрался уже почти до той кондиции, когда слова вылетают изо рта скомканными). Брюллиг сгорбился в кресле, стоящем у дальнего края стола, напротив места Адъюнкта – хотя его глаза под набрякшими веками следили только на Мазан Гилани. Этот тип верит, будто сладострастный взор способен заставить любую женщину истекать желанием. Однако Мазан умело скрывала отвращение, играя с жалким «королем», заставляя ерзать его самого. Шерк заподозрила, что солдат – варварка следует особым указаниям. Не дать Брюллигу обнаглеть, пока он еще нужен.

Что же, с ней самой такое не выгорит. Не так ли? Разве что они припрятали поблизости Аблалу Сани. О, вот это было бы поистине неудачно – тогда все увидят, как пиратский капитан на глазах превращается в похотливую самку. Эту тайну она предпочла бы сохранить.

– Расслабься, Брюллиг, – произнесла она вслух. – Все дело в громадных тримаранах, что вошли в гавань ночью. – Хотелось бы ей заиметь один такой… хотя придется набрать двойную команду… меньше монеты на каждого. «Проклятая логика. Вечно мешает мне мечтать».

Адъюнкт теперь уставилась на нее одним из тех оценивающих взоров, которые бросала после каждой произнесенной неупокоенной пираткой фразы. Что же, в этом есть ее вина. Шерк отослала Скоргена назад на «Вечную Благодарность». Собрание разнообразных увечий помощника притягивало все взоры. Она начала понимать, что он подрывает ее образ крутой профессионалки. «Да, именно это слово. Мне нужно производить серьезное впечатление. Возможно, от этого зависит моя жизнь. То есть существование». Но теперь оказалось – ей не хватает зияющей дыры его носа, кривого уха, слепого глаза, обрубка руки и хромой ноги. Что угодно, чтобы отвлечь внимание Таворы от нее, высказывающей мнение или предложение.

Горлорез, сидевший напротив Шерк, прокашлялся (произведя один из своих чудных хрипов) и улыбнулся ей. Она подчеркнуто резко отвернулась. Этот тип неприятен. На манер покойного Геруна Эберикта. Похоже, работа доставляет ему слишком большое удовольствие. Даже в солдате это не годится. Люди такого сорта предпочитают тянуть там, где тянуть опасно. Подвергают риску жизнь сослуживцев. Нет, ей не нравится Горлорез.

Отведя взгляд, она поневоле уперлась глазами в Мертвяка. Ох, что за имечко забавное. В некотором смысле он еще хуже. Она подозревает, что он проник во все ее секреты, какой бы скрытной она не пыталась быть. Да, он может чуять ее, и не только протухшие травы. Он ее унюхал с самого начала. «Не такой ли подлец проклял меня в самом – самом начале? Нет, не так. Таланты Мертвяка неведомы Летеру. Эти таланты заставляют думать об умирающей башне Летераса, о Чашке и курганах во дворе».

К счастью, сейчас он дремлет, опустив подбородок на широкую грудь. Не пришлось поймать очередной понимающий взгляд.

«Ах, если бы здесь оказался Теол Беддикт! Они у него заерзали бы. Вот только от смущения – или от смеха? Смех – это было бы очень, очень плохо. Для меня. Для всех, кто сидит рядом. Ладно, забудем Теола Беддикта. Похоже, я разум теряю».

Адъюнкт обратилась к ней: – Капитан, я долго беседовала с Трясом Брюллигом, пытаясь пополнить знания о вашей Летерийской империи. Однако его ответы оказались чрезвычайно неудовлетворительными…

– Бедняга Брюллиг угнетен, – ответила она, – и влюблен. Гм… может, определение «неуправляемая похоть» более подходит к состоянию его жалкого, ограниченного ума?

«Ха, я перещеголяла самого Теола! И не рискуя захохотать!»

Брюллиг вытаращился на нее.

Сержант Бальзам склонился в Горлорезу: – Что она сказала?

– Император, – сказала Тавора.

Шерк нахмурилась, ожидая продолжения.

– Император Тысячи Смертей.

– Уверена, это преувеличение. Едва нескольких сотен. Поборники. Они пока что все умирали.

– Полагаю, Эдур отлично его защищают внутри дворца.

Шерк Элалле пожала плечами: – Адъюнкт, мало деталей просачивается о творящемся в Вечной Резиденции. Канцлер и весь его персонал – летерийцы – остались на службе после завоевания. Также имеется могущественная тайная полиция – тоже из летерийцев. А аппарат управления экономикой – тоже летерийцы.

Татуированная дикарка фыркнула: – Тогда что, во имя Худа, делают Эдур? Куда они встроены?

– Сидят наверху, – ответила Шерк, – и качаются.

Молчание повисло надолго.

– Но, – заговорила наконец Тавора, – императора нельзя убить.

– Точно. – Шерк наблюдала, как ее слова пролагают путь в сознание малазан – кроме Мертвяка, конечно, чей храп перекатывался по темной комнатке – пещере словно рев морского прибоя.

– Разве это не имеет значения? – удивилась Тавора.

– Иногда кажется, что так. – Ох, как Шерк хотелось пить вино без того, чтобы оно не просачивалось во все отверстия! Хватило бы кружки или двух.

– Император, чьи поступки продиктованы мечом, – говорила Тавора. – И который, однако, совершенно неопытен в управлении империей.

– Да, для него это скучная обязанность, – с улыбкой согласилась Шерк.

– Тисте Эдур опираются на мощь бессмертного правителя; они живут, грезя, будто правят государством. Однако реальность вовсе не так восхитительна.

Шерк Элалле кивнула: – Эти Эдур были народом рыбаков. Охотниками на тюленей. Строили из дерева. Их полдюжины племен или чуть больше. Некий король – ведун, Ханнан Мосаг, провел войну объединения. Почему именно он не завладел ужасным мечом – знают только сами Эдур, но нам они не рассказывают.

– Этот Ханнан Мосаг еще жив? – спросила Адъюнкт.

– Он новый Цеда императора.

Мертвяк прекратил храпеть. – Верховный Маг Империи, – сказал он. – Цеда – это деградация слова «цедансия». Готов побиться об заклад. «Цедансия». Какой – то ритуал времен Первой Империи. – Он приоткрыл глаза. – Эброн не удивился. Этот Летер – какая-то забытая колония Первой Империи. – Тут тяжелые веки снова опустились. Еще миг – и комнату вновь огласило зычный храп.