Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

Стоит журнальный столик со старыми журналами. Ф л о р и н с к а я останавливается в стороне. Д м и т р и й подходит к женщинам.

Дмитрий. Вы последняя?

Первая (интеллигентная, средних лет, отрываясь от журнала мод). Я. Вообще-то врач сам вызывает.

Дмитрий (садится рядом с ней). Прием уже начался?

Первая. Да уже около часу принимает.

Дмитрий. Там есть кто-нибудь?

Первая. Да, только сейчас женщина вошла.

Подходит старая женщина.

Старая. Ты, что ли, крайний сюда будешь?

Дмитрий. Как будто я.

Старая (садится и крестится). Вот и сподобилась, слава те господи. Дожила. Мужики в очередь к генехологам сидят. Родить, что ли, надумал?

Вторая (средних лет, попроще). А что? Может, он вовсе не мужик, а девка. Мужики-то нынче и волосья по пояс носят, и побрякушки всякие, и брюки на них, как и на девках, и на работе они смиренные — перед начальством рта не раскроют, — и дома кроткие. А бабы теперь и на должностях и заработок имеют, они и на работе когда задержатся, а мужики враз и за детьми доглядывают, и картошки наварят, и белье замочут и что другое там по хозяйству. Теперь, вишь, все по-новому. Может, и природа теперь по-новому, может, над которыми уже сжалилась и за все их бабьи качества вполне женскими приспособлениями наградила?

Все смеются.

Старая. Вот оно это им пользительно было… Когда б хошь один из мужиков аборт бы сделал, враз бы другие стали бы к бабам подходить аккуратнее.

Все смеются.

Третья (молодая, очень бойкая, тоже беременная). А ты как это, бабка, про аборты-то вспомнила? Ну и память же у тебя! Ну чего к мужчине пристали? Вон он уже красный весь. Мало ли какая у человека надобность к врачу. Никто же тебя, бабка, к примеру, не опрашивает, зачем ты, в своем почтенном возрасте, с нами в очереди сидишь?

Женщины смеются, старая тоже.

Старая (крестится). Вот охальница, прости меня господи. Меня-то как раз сюда направили, — направлению видишь? У меня уже третью неделю, как энто ухо дюже болит. Так и дергает, так и крутит, так и выворачивает. Спать не могу заснуть. А к дохтору пошла — он на ухо и глядеть не стал — сюды сперва послал. Може, он перепутал — и где энто ухо у меня размещается?

Все женщины смеются, старая тоже.

Третья. А ты бы в будний день, старуха, пришла — ведь времени у тебя теперь поди много, а то все в субботу норовят.

Старая. Да я бы, молодка, хоть и на позапрошлый четверг в середу сюды не пришла, да что делать: уху-то дюже невмоготу!

Женщины смеются.

Старая. Да энто разве очередь? Вон я давеча к уховнику в поликлинике сидела — так вот тама была очередь — во-о-о!

Подходит Ф л о р и н с к а я, садится рядом с Д м и т р и е м.

Дмитрий. Не волнуйся, женщина принимает.

Третья. Ну, нападали на человека, а человек ни при чем, просто сознательный — жену проводить пришел.

Старая. Не жену, видать, а полюбовницу. С женами-то мужики, как с писаной торбой, не носятся. Вон, скажем, она, к примеру, уже цельный час здесь в субботу с пузом тихая сидит — ейный мужик свое дело сделал и гуляет себе за милую душу с девкой али с бутылкой в обнимку. Вот ты нам честно скажи, мил человек: жена она тебе есть али полюбовница?

Дмитрий. Жена.

Третья. Ишь, помощник выискался.

Дмитрий (Флоринской). Я пойду позвоню, ладно?

Флоринская. Иди.

Д м и т р и й уходит.

Старая (смеется). Ишь ведь, страмница! Мужика в краску ввела. У баб-то язычки вострые. Бабы, они самые страмницы и есть. Что в роддоме, что в бане — страму больше всего наслушаешься.

Третья (смеется). А ты что, и родильный дом, бабка, еще помнишь? Ну и память! Тебе ведь, поди, уже под восемьдесят!

Старая (сердито). А хошь бы и под двести восемьдесят! Ты, гляди, не очень-то зубы скаль — видать, скоро и сама ту же песню запоешь.

Вторая (Флоринской). А вы, женщина, не бойтесь, привыкайте теперь сами, без провожатых. Рожать-то все равно самой придется.

Старая. Да-да, наше бабье дело как есть одинокое. Никто не поможет.

Вторая. Я вот Ваньку рожала, двое суток маялась, орала во все горло, ну и вопила, ну и выла — страх вспомнить, у меня до сих пор тот мой звериный вой в ушах стоит. А уж акушерка та последними словами меня разносила, охрипла даже, на меня оравши. А под самый конец заведующую притащила, а та на меня как завопит: «Два тебе, Кумалыкова, за такие роды поставлю! Два!» Ну тут уж как не больно мне было, а и смешно сделалось: мне-то что до того, да хоть кол с минусом! Родила я уж не помню как — при полнейшем отсутствии сознания.

Входит Д м и т р и й. Женщины смолкают.

Флоринская. Ну что, опять никто не отвечает?

Дмитрий. Представляешь, на этот раз занято! Я просто ушам своим не поверил — звоню целыми днями всю неделю, все как вымерли, никто не отвечает, я уже проверял этот номер в ремонтном бюро и раза три по «09», а сейчас вдруг — раз! и короткие гудки! Я перезвонил четыре раза, и все время занято, представляешь?! Ну, теперь-то полный порядок. Теперь-то я уже обязательно до него дозвонюсь! Лишь бы только это он написал пьесы про цветы и старушек! Лишь бы он, тот самый Валерка Коробков. Пойду опять позвоню. (Уходит.)

Вторая. Вторые роды, говорят, легчее будут. Вторые, говорят, всегда легчее. А все страшно теперь. И как решилась опять — сама не знаю.

Четвертая (молодая, интеллигентная, тоже беременная). А уж мне-то бывает как страшно. Я ведь еще не рожала. Иногда прямо думаю — умру.

Первая. А муж вас не подбадривает?

Ч е т в е р т а я молчит.

Что же, муж вас не поддерживает?

Третья. Ну чего привязалась? Вишь, молчит человек. Значит, нет у нее мужа. А зачем они нынче, мужья, нужны, только морока одна с ними: зарплаты маленькие, пьют, гуляют, а ты возись с ними, стирай, вари, а которые еще и руки прикладывают. Теперь почти все бабы без мужьев рожают.

Первая. Но поддержать женщину во время беременности — это одна из первых обязанностей мужчины. Я вот недавно у Бальзака читала, один мужчина, живший в восемнадцатом веке, четыре дня в шкафу в спальне просидел, пока его любовница рожала.

Вторая. У нас такого быть не может. У нас они пол-литра внутрь примут, под