Примета - Константин Ваншенкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пенсионер союзного значения…»
Пенсионер союзного значения.Он утром принимается за чтениеГазет. Но слабы старые глаза.А тут еще правнучка-егоза.
Пенсионер союзного значения.Над ним стоит неясное свечениеБылых волос или былых заслуг.Он жалуется также и на слух.
БОРИС И ПАВЕЛ
Среди поэтов прочих —Всяк видел, кто умен,—Стоял короткий прочеркНапротив их имен.
Знать, кто его поставил,Подумал: навсегда.И впрямь Борис и ПавелИсчезли без следа.
И слева тишь, и справа.Прошел таежный пал.Про них от ЯрославаЯ только и слыхал.
Бедовые ребятки,Закваска не слаба.Сыграла с ними в пряткиСуровая судьба.
Их слов протяжный отзвукПропал вдали и стих…Но в долгих зимах острыхЖивым остался стих.
«Пчелы этой взяток…»
Пчелы этой взяток,Печи этой хлеб…«Позвольте, нельзя так.Талант ваш нелеп».
Высокое небо,Крутая стезя.В таланте — все лепо,Таланту — все льзя.
«Для писателей…»
Для писателейСерьезных умных книгОбязателенВнезапный острый миг
ВозвращенияК начальному добру,ОтвращенияК бумаге и перу.
ДОЧЬ ТРИФОНОВА
И после кратковременной заминкиДрузья, кто группкой, кто по одному,Поехали — поминки не поминки,—Но все-таки отправились к нему.
Еще не знали многие — до стона!…Звонкам обычным не было числа.Дочь, поднимая трубку телефона,Всем говорила: — Мама умерла…
Ей было лет четырнадцать в ту пору,И поражало сразу, что она,Ища в отце привычную опору,Была, возможно, более сильна.
Та детская пугающая сила,Таящаяся в недрах естества,С которою она произносилаНемыслимые, кажется, слова.
Сидели средь табачного угара,Внезапных слез и пустяковых фраз,И вздрагивал, как будто от удара,Отец, ее услышав, каждый раз.
«Друзья его второй жены…»
Друзья его второй жены,Смеющейся по-молодому,В ее глазах отраженыИ стать хотят друзьями дома.
Скажи мне, кто твой друг, а яСкажу, кто ты… Он не был резок,Но в грозных волнах бытияЕму мешал такой привесок.
И сердцу были не нужныПосередине лихолетийДрузья его второй жены,А в скором времени и третьей.
ЗАРОК
Нас учили лучшие умы —И не заикаться,Чтобы от тюрьмы да от сумыВ жизни зарекаться.
Впрочем, даже горькая бедаМожет в бездну кануть.Все-таки не все, не навсегдаСохраняет память.
После встреч с тюрьмой или сумойМожно разогнуться…В старости со старостью самойНам не разминуться.
Станете такими же, как мы,Доживя до срока…Что там — от тюрьмы да от сумы,—От того зарока!
ПОХОРОНЫ ПОЭТА
В дубовых, много видевших, стенах —С чего, не знаю, вспомнилось про этоЯ был когда-то на похоронахПрекрасного российского поэта.
Народу было мало. Почему?Ведь он считался классиком, похоже.Я сам, сказать по правде, не пойму.А кто там был, почти не помню тоже.
Хотя потом у Слуцкого прочел,Что были сестры этого поэта,Учительницы отдаленных школ,Проехавшие, кажется, полсвета.
В цветах и хвое красный гроб тонулПосередине траурного зала.Сменялся равномерно караул,А сверху тихо музыка звучала.
Впоследствии торжественно пропет,—Немало миру шумному поведав,Лежал в гробу измученный поэт,В себя вобравший нескольких поэтов.
Из нежности был соткан этот путьС приправой из иронии и соли.Чтоб сверху на умершего взглянуть,Я медленно взошел на антресоли.
И сразу на пюпитре скрипачаУвидел ноты «Похороны куклы».И так обидно стало сгоряча,Что краски дня холодного потухли.
Ушел, толкнув увесистую дверь.Троллейбусные вспыхивали дуги…Но это было — думаю теперь! —Как некий жест, вполне в его же духе.
ЖЕСТОКИЙ РОМАНС
Всероссийской эстрады жемчужина,Что вам души сжигала дотла,Оказалась в тот вечер простуженаИ, естественно, петь не могла.
И в гостинице, ставшею сотоюНа гастрольном пути у нее,Полоскала календулой с содоюДрагоценное горло свое.
А над всеми концертными залами,Что в пространстве сияли светло,За огнями большими и малыми,Деревенское детство текло.
А потом заводская окраина,Где гитара звучит у ворот,И душа ею сладко отравленаИ навеки взята в оборот.
Разумеется, речь не о старости,—Впереди еще длительный путь,—А о той подсознательной жалости.Что прошедшего нам не вернуть.
Отражение звездного куполаПопадало на стекла окна.В шарф мохеровый плечики куталаВ этом люксе огромном она.
ЗАГОРЬЕ
На хуторе Загорье
Росли мы у отца.
А. ТвардовскийДворянские усадьбы,Где жили Блок к Фет,Могли не угасать быЕще немало лет,
И люди, не по плану,Тянулись бы туда,—Как в Ясную Поляну,Что нынче как тогда.
…Вот родина поэта.Не двести лет, не стоСуществовало этоКрестьянское гнездо.
В отличье от дворянских.Орловских, тульских, брянских.Но общее одно —Исчезло и оно.
«Как при литье металл с опокою…»
Как при литье металл с опокоюВ жаре и в искрах — заодно,Искусство со своей эпохоюВсесильно соединено.
Черты мятущегося времени,Раскрыты и обнажены,—В Толстом, в Чайковском или в РепинеРазительно отражены.
ГЕНИИ
В жизни гениев, чей путьВсем, казалось бы, понятен,Много есть, коль вглубь взглянуть,Темных мест и белых пятен.
Слава богу, есть покаВ день защиты и зачетаНепонятная строка,Неразгаданное что-то.
Слава богу, до сих порЗа узорами оградки —Непредвиденный просторДля зацепки и догадки.
ВЕНОК МАЯКОВСКОМУ
Нелепость — Маяковскому венок,Какой-нибудь кладбищенский вьюнок.
Над горечью внезапного концаЕму — венок Садового кольца.
Ему венок — шаги тюменских вышек,Ему венок — страны читальный зал,—Над бандойпоэтическихрвачей и выжигКоторую он тоже предсказал.
ПОЭТЫ ЧИТАЮТ ЕСЕНИНА
Седые важные поэтыЕсенина читают вслух.Отчасти трогательно это,Однако зал довольно сух.
Один его читает воя,Но зал опять же не согрет.Они Сергея старше вдвое —И в этом, видимо, секрет.
У ПАМЯТНИКА ПУШКИНУ
У памятника Пушкину — толпа.Так прежде было только в юбилеи.Не заросла народная тропа,А новые добавились аллеи.
Отрезок даже маленький возьмем:В сентябрьский полдень, около «Известий»,Я липы здесь сажал в сорок восьмом,—Тогда поэт стоял на старом месте.
Была Москва тогдашняя слышна,Но словно отдаленно, как в тумане.Плыла, по сути дела, тишина —В теперешнем, новейшем пониманье.
Вращается времен веретено,Над площадью совсем иные зданья.И разыскать друг друга мудреноВсем тем, кому назначены свиданья.
СОБРАТ