Примета - Константин Ваншенкин

«Лимитчицы — их кличут лимота…»

Лимитчицы — их кличут лимота.Отчаянного взгляда прямота,Платочек ослепительный под каскойОт брызг или случайного мазка.А в стороне — шумящая Москва,Еще вчера казавшаяся сказкой.

Шумит Москва, их всячески храня.А на полу средь храпа и зевотыВповалку деревенская родня,Приехала еще третьего дня,У ней свои, понятные, заботы.

Но девочки в кругу трудов иных.Деревня материнская неблизко.Все будет в жизни нынешней у них,И даже постоянная прописка.

Здесь им ведерко или мастерокВручила жизнь, подарки раздавая.И как их этот случай подстерегИли закономерность роковая?

ТЕПЛОХОДЫ

Не слышал я что-то, но, может быть, есть теплоход«Марина Цветаева», ходит, к примеру, по Каме;Что «Анна Ахматова» строгой Невою идетИ мальчик за поручень крепко схватился руками.

Не помню, чтоб в дымке растаял «Борис Пастернак»,А возле Гурзуфа гудел «Николай Заболоцкий».Ну, нет — так и нет. Впрочем, их не забудут и так —Без крупной волны и заботы подчеркнуто флотской.

СОН О ЛЕНИНГРАДЕ

Каждый фасад озарен за Невою,Тщательно выделен каждый из нихТой золотой полосой заревою,Что на опушках бывает лесных.

Я не сумел бы здесь жить постоянноПосле родных переулков Москвы.Но и, по правде, достаточно странноРедко являться,— заметите Вы.

Да! Объясните простыми словами,—Я на такой остановке сойду,Чтобы негаданно встретиться с ВамиВ Зимнем дворце или в Летнем саду.

СОБАЧИЙ ЛАЙ

Формальный лай собачий! —Там, где ее места,Она своей задачейВсецело занята.

Смесь злобы и задора,Бурлящая в саду,Пока я вдоль забораПочтительно иду.

Средь птичьих трелей летнихЗашлась, раздражена.Но кончился штакетник —И разом тишина.

БОЛЕЗНЬ

Как скалолазы по скалеС утра карабкаются смело,Так ртуть все выше по шкалеПолзла и падать не хотела.

Почти заоблачная высь…— Спасибо, милая, за ласку.Прошу тебя, не заразись,Надень хоть марлевую маску…

Жестоко бил меня озноб,А в окнах день стоял понуро.…Губами тронула мой лоб:— Подумаешь, температура!

«Обнаружил: заболел…»

— Обнаружил: заболел.Окатило щеки жаром.Вот! — когда так много дел,Пропадет неделя даром.

Огорченья смутный шок,Повторяющийся снова,И под мышкою ожогГрадусника ледяного.

Но — внезапный оборот:Не придется пить таблетки,Ибо ртуть не достаетДо решающей отметки.

Далеко она внизу.Что ж ты, чучело из чучел!И опять бегом везуТо, что сам же и навьючил.

Среди длящегося дня,Как не раз уже бывало…Что же все-таки меняДушным жаром обдавало?

ВОСПОМИНАНИЕ

О КАРДИОЛОГИЧЕСКОМ

ЦЕНТРЕ

Вдруг жизнию самойСтал связан с новым риском.Давнишнею зимойЛежал в Петроверигском.

Жар кости не ломил.При жуткой холодинеПереносной каминСтоял посередине

Палаты, где со мнойДекабрьскою пороюКак бы судьбы однойЕще лежали трое.

Все сплошь директора.Заводов, а не школы.Врывалась к ним сестра —Спасали их уколы.

От бега рдела кровьНа девичьих ланитах.А эти вновь и вновьО планах и лимитах.

Узнал от мужиков,Из четких их рассказов,Что умер Мясников,Но проявился Чазов.

Наука на коне,Идет вперед наука!И можно жить вполне,Коли такая штука.

Я разделял их пыл,Был счастлив их удачей.Из всей палаты былЛишь я вполне ходячий.

…По переулку следЗимы, и отзвук гула…Через двенадцать летВсерьез меня тряхнуло.

БОЛЬНИЧНЫЕ ТЕЛЕФОНЫ

На лестничных площадкахВсех городских больницИзвестно о порядкахВ пределах тех границ.

Приветствуя друг дружкуКивком, накоротке,Желтеющую двушкуСжимают в кулаке.

И тоже всё здесь вместеНа самом склоне дня:Обыденные вести,Пустая болтовня.

По делу замечаньеИ речи про запас.Короткое прощаньеИ сдержанный наказ.

За окнами — глубиныНебес над мостовой.Поскольку нет кабины —Всем слышен шепот твой.

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Дождь прошел. Погодка первый сорт,И лужайка этаСохнет быстро, как раскрытый зонтПосредине лета.

Говорят, здесь был когда-то дзот,Есть другие варианты…Сохнет быстро, как раскрытый зонтНа полу веранды.

Лет пройдет не менее двухсот,И под мокрой кронойБудет сохнуть, как раскрытый зонт,Этот мир зеленый.

ТИШИНА

Пусть подчас мы этой льготыВовсе лишены,Мне не нужно для работыМертвой тишины.

Я люблю еще до светаОбнаружить вдругУбираемого снегаРавномерный звук.

Ничего, душа привыкла(Правда, только днем)Тарахтенье мотоциклаСлышать под окном.

Скверно жить в сплошном содоме.Но — шумят леса,И звучат в родимом домеМилых голоса.

ВЕЧЕРОМ

Ветер, налетая,Плещется в листве.СитценабивнаяФабрика в Москве.

Симпатичный ситчик.Молодая прыть.— Не осталось спичек.Можно прикурить?..

Глянем — не заметим,Пряча торжество,За вопросом этимБольше ничего.

Затянулась «Явой»,Вот и все дела,И, ступая павой,Тут же отошла

К дорогим подругам.…Тополя в пыли.За трамвайным кругомГолоса вдали.

Смутный звук трамвая.Звезды в синеве.СитценабивнаяФабрика в Москве.

«Заупрямилась, но вдруг…»

Заупрямилась, но вдруг,Потянув за белу руку,Силой вытянули в круг,И пошла, пошла по кругу.

И уже зарделась всяПеред взорами иными,Груди крупные неся,Тяготясь отчасти ими.

«На темной лестничной площадке…»

На темной лестничной площадке,Как на площадке тормозной,Свои особые порядки,И пахнет дымом и весной.

Летит сквозь ветви даль живая,И противоположный домСквозит, все больше отставая,И вскоре видится с трудом.

«Проснулся средь ночи и глянул в окно…»

Проснулся средь ночи и глянул в окно.Такого тумана сквозит полотно,Что даже не видно ближайшего дома,Лишь свет фонаря на земле как солома.

Вновь что-то нарушилось в этой игре:Машины соседей стоят во дворе,—У каждой из них постоянное место…Но — «скорая» возле второго подъезда.

УТРЕННЯЯ ПЕСЕНКА

Пока вы там, в тиши квартир,А время близко к трем,Мы подметаем этот мирИ мокрой щеткой трем.

Еще висит туманов дым,Еще листва в росе.Мы приготовить вам хотимЕго во всей красе.

Мы этот ранний мир трясем,Совсем как половик.Согласен с нами он во всем,Он к этому привык.

Прошедших лет широкий бег,И быстрых дней полет…Мы отгребаем мягкий снегИ скалываем лед.

Фургоны с хлебом. Тишина.Еще совсем темно.За светом первого окнаЗажглось еще окно.

Ведь кто-то должен раньше встать,—Так вечно будет впредь,И так всю жизнь вставала мать,Чтоб завтрак вам согреть.

СНОВА СТИРКА