Грозное лето - Михаил Соколов

— Согласен. Именно: следует подумать о дальнейшем движении центральных корпусов на Остероде. Этот меридиан нашего наступления себя не оправдывает, так как противник не бежит очертя голову от первой армии, а исчез в неизвестном нашей ставке направлении. Куда же, позволительно спросить?

Постовский запротестовал:

— Разрушить все, чего мы достигли? Но что скажет ставка фронта, равно как и ставка верховного, да и сам государь?

— О вас ничего худого не скажут, ваше превосходительство, — заметил Филимонов. — Ибо вы не верите даже аэронаблюдениям, кои говорят о тревожных передвижениях в стане противника.

— Не гадайте на кофейной гуще, генерал Филимонов, — оборвал его Постовский. — Я позвоню в ставку Орановскому и сам все проверю. Фантазию сих аэронаблюдателей я знаю: они каждое дерево принимают за роту противника. Но в лесу много деревьев, представьте.

Самсонов хотел было что-то сказать, как вошел дежурный офицер и сказал:

— Ваше превосходительство, на прямом проводе командир шестого корпуса генерал Благовещенский.

Самсонов вышел в аппаратную, велел телеграфисту передать вопрос, как обстоят дела перед шестым корпусом, и получил ответ генерала Благовещенского:

— Начальник четвертой кавдивизии генерал Толпыго доносит, что через Растенбург прошли значительные силы противника, по всем вероятиям, на запад. Ввиду сего генерал Толпыго намерен сегодня выступить на Рессель. Я приказал установить особое наблюдение за Растенбургом и разведать в полосе Зенсбург — Растенбург — Гердауэн — Бишофштейн.

Самсонов продиктовал телеграфисту:

— Противник уже ушел из Растенбурга, так что наблюдать следует западнее, а именно: линию Растенбург — Рессель — Зеебург. Генерал-квартирмейстер ставки фронта сказал мне в телефон, что замечено движение противника в сторону вашего корпуса. Так ли это?

Благовещенский не сразу ответил:

— У меня подобных данных нет, ваше превосходительство. Очевидно, противник идет из Растенбурга севернее, на Зеебург — Бишофштейн, видимо, чтобы избежать соприкосновения со мной. Посему направляю шестнадцатую дивизию генерала Рихтера на Алленштейн, а четвертую генерала Комарова — на Бишофсбург — Бишофштейн, как вы приказали.

— Я приказал вам занять линию Бишофсбург — Алленштейн, куда идет Клюев, для того, чтобы противник не попытался проникнуть ему во фланг и тыл, силами первого резервного корпуса фон Белова, как ближайшего к вам. Если, разумеется, он не разбит и не ушел на запад к нижней Висле, гонимый первой армией. Эту линию вам надлежит удерживать при любых обстоятельствах, пока корпус Шей-демана не соединится с вами в районе Бишофсбурга. Если Ренненкампф успеет прибыть в район Алленштейна, как я ожидаю, противник, ушедший из Растенбурга, должен быть окружен вами, Благовещенский, и Клюевым, при атаке с тыла Шейдеманом. Поэтому ни в коем случае не отдаляйте Рихтера от Комарова, это опасно. Если противник идет к вам, он может сбить вас с позиций поодиночке: сначала Комарова, а затем Рихтера. Кавдивизии Толпыго прикажите идти впереди вашего правого фланга и атаковать фланг и тыл противника, как и положено коннице.

— Слушаюсь, но ставка фронта требует, чтобы Толпыго был в тылу моего корпуса, опасаясь, видимо, захода сюда противника со стороны Растенбурга. Как прикажете поступить?

— Я сказал, как поступить, — ответил Самсонов с легким раздражением. — Противник ушел из Растенбурга и не может угрожать вашему тылу. Скорее всего, он может угрожать вашему фронту, что вам и надлежит иметь в виду. Я телеграфирую Ренненкампфу еще раз и попрошу его энергичнее двинуть левое плечо Шейдемана вам навстречу, однако пока полагайтесь на ваши силы и любой ценой не допускайте противника за линию Бишофштейн — Алленштейн, заняв эту линию дивизиями Комарова и Рихтера. Об этом сообщите через Шейдемана — Ренненкампфу, а всего лучше — пошлите авиатора. Кстати, он может проверить с воздуха, куда именно держит путь корпус фон Белова. Завтра телеграфом донесите мне, что вами сделано. Я полагаюсь на вас, ваше превосходительство. Самсонов был у аппарата. До свидания.

— Слушаюсь. Можете полагаться на меня, ваше превосходительство. Благовещенский был у аппарата. До свидания в Ортельсбурге, куда вы, говорят, намерены переехать на днях.

— По всей вероятности, я к вам не перееду, так как Клюев завязал бой с противником и так как на левом фланге у нас, кажется, Гинденбург что-то замышляет.

В кабинете Самсонова тем временем шла перепалка между Постовским и Филимоновым. Собственно, распалился Постовский и высоким голосом кричал на весь кабинет:

— …Это непостижимо — принимать такие решения без августейшего соизволения великого князя! Я протестую и не соглашусь с вашим планом даже на том свете, генерал.

Филимонов неторопливо и тихо возражал:

— А как прикажете поступить, коль Ренненкампф дал полную свободу действий Гинденбургу и Людендорфу, и они могут… Они все могут. Ведь им не мешает никто в тылу, значит, можно атаковать нас, когда вздумается.

— Чепуха это! Вздор! Бред! — горячился Постовский, бурно ходя по кабинету. — Гинденбургу надо прежде привести свои потрепанные при Гумбинене корпуса в порядок, пополнить их и собраться с силами, а уж затем что-то предпринимать. Ренненкампф доносит, что Гинденбург так удирает, что бросает укрепления в первозданном виде, бросает даже обозы, раненых и так далее. О какой угрозе нам можно говорить, если противнику — не до жиру, а быть бы живу? Чудовищное заблуждение нашего командующего все это! Да и я ни за что не соглашусь на такой шаг как начальник штаба, так что можете на меня жаловаться хоть самому великому князю.

Самсонов от двери негромко сказал:

— Успокойтесь, генерал Постовский. Великий князь намерен прибыть завтра в ставку фронта, и ему будет доложено о наших намерениях.

— Он не соблаговолит согласиться с нами, Александр Васильевич, я утверждаю это. Более того: он объявит нам порицание за медлительность в движении нашем на север, — говорил Постовский, все еще расхаживая по кабинету.

И Самсонов сказал так, как будто уже все решил:

— Но в таком случае я отдам приказ Мартосу и Клюеву о незамедлительном марше назад к границе, — добавил он решительно и сел за стол.

Постовский подбежал к столику, на котором стоял графин с водой, налил стакан, но Самсонов заметил:

— Она теплая.

Постовский выплеснул воду в окно и плюхнулся на венский стул так, что он заскрипел и застонал, и произнес в полной растерянности:

— Позор. Великий князь… государь никогда нам этого не простят. И ославят на всю армию… Я не могу… протестую, если хотите, и можете жаловаться на меня, куда хотите.

Самсонов переглянулся с Филимоновым и как бы сказал: «Вот и весь наш начальник штаба: мы можем жаловаться на него, изволите видеть. Одним словом — Мулла».

И требовательно сказал:

— Назначается военный совет армии.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Генерал Самсонов ехал в Нейденбург последним автомобилем, — первым уехали чины штаба армии.

День выдался нежаркий, солнце уже скатилось с небесных высей и нацелилось на закатные дали, но ветерок дул в лицо еще горячий, сушил глаза, губы, так что Самсонов то и дело доставал платок и утирал их, жесткие и как бы одеревеневшие, и бросал взгляды по сторонам.

По сторонам, по обочинам каменного шоссе, отполированного временем до синевы, бежали навстречу невысокие, развесистые яблони и пирамидальные груши, и на их поникших ветках склонялись низко к земле и смотрели, всматривались в нее, белобокие яблоки и крытые легким багрянцем бергамот-груши, а кое-где еще хвастались рубиновыми сережками дикие вишни, и возле них увивались юркие воробьи, расклевывая, кто как мог, и неловко и торопливо трепеща слабосильными крыльями.

Поодаль от солнца, в синем небе стояли одинокие белые громады туч, под ними резвились ласточки и стремительно, с проворством необыкновенным, гонялись за стрижами, или стрижи гонялись за ними, играя в какие-то свои поднебесные прятки, и тучи расступались, чтобы ласточки или стрижи не врезались в них и не сломали нежные свои крылья, и тогда небо словно кто подсинивал размашисто и щедро, и оно голубело все более, а возле горизонта, над лесом, и вовсе разливалось нежнейшим сине-лиловым морем.

Как солдаты, выстроившись нескончаемой шеренгой, торопились куда-то почерневшие от времени столбы, несли на плечах белые гирлянды изоляторов, а на них несли белобоких холеных сорок в черных накидках, балансировавших на ветерке черными хвостами.

Но Самсонов не видел их, так как все время думал: а быть может, ставки фронта и верховного правы, не разрешив ему отводить к Нейденбургу центральные корпуса Мартоса и Клюева? И чины штаба правы, особенно начальник штаба Постовский и начальник оперативного отдела Вялов, когда и они восстали против его намерения, командующего, и предложили усилить левый фланг армии гвардейской дивизией, изъяв ее из крепостного гарнизона Ново-Георгиевска да еще присоединив к этому дивизион тяжелой артиллерии?