Грозное лето - Михаил Соколов

Генерал Шольц был человеком сдержанным и понимал толк в германской дисциплине, но и его такие слова нового начальника штаба армии передернули, и он ответил негромко:

— Полевая жандармерия — в окопах, экселенц. А мародерствуют русские не больше наших. Наши обшаривают едва ли не каждый покинутый немецкий же дом и набивают ранцы всякой дрянью, даже дамскими чулками и лифчиками, пардон.

— Откуда вы это знаете? — мрачно спросил Людендорф.

— Жители передают по телефону и телеграфу.

— Телефоны действуют в тылу у русских?

— Действуют. По ним мне сообщают о продвижении русских, и потому я вовремя могу отойти.

— Хорошо. Но надо для этого оставлять специальные команды, которые бы сообщали обстановку.

— Мы оставляем такие команды переодетыми в гражданское платье, но некоторые идиоты облачаются в дамское платье, боясь, что русские опознают их и расстреляют.

— Что-о-о?

— Юбки надевают некоторые наши, а казаки задирают их и веселятся — и расстреливают.

— Правильно делают. Германские солдаты есть солдаты рейха, а не шотландские полубабы… Запретить этот идиотский маскарад.

— Слушаюсь.

— И послать полевых жандармов на тыловые дороги.

— Слушаюсь.

Все время молчавший Гинденбург заметил:

— Эрих, не стоит нервировать население. Жандармы есть жандармы и помогут лишь увеличить количество телеграмм кайзеру, на этот раз с проклятиями в наш адрес.

Людендорф подумал и сказал Шольцу:

— Пусть жандармы сидят в окопах. И дерутся против русских. Они сильно лезут вперед?

— Сильно. Одним эскадроном казаков бросаются на полк кирасир…

— У казаков нет эскадронов, а есть сотни, — поправил Людендорф.

— Виноват. Одной сотней казаков бросаются в атаку на полк кирасир. Одним полком — на нашу бригаду. Какие-то бородатые дьяволы, одно имя которых приводит в трепет всех.

— Сколько еще можете продержаться, генерал?

Генерал фон Шольц был весь в пыли, как будто только что выбрался из той страшной толпы, которую Гинденбург и Людендорф видели на дороге. И глаза его были воспалены от бессонницы, и лицо крайне уставшее и небритое, потому что он приехал сюда, в новую свою ставку, несколько минут тому назад, но держался спокойно, уверенно, будто не русские теснили его, а он их.

Это понравилось Людендорфу, но он ждал ответа и молчал.

— У противника сильный наступательный дух, экселенц, и артиллерия стреляет очень метко, хотя и легкая, и приносит нам большие неприятности, — докладывал Шольц.

— Короче, генерал, — прервал его Людендорф.

— Продержусь два дня, — ответил Шольц, видя, что рассказывать новому начальнику штаба обо всех подробностях нет нужды: не поймет, хотя командующий слушает очень внимательно. «Кто из них командующий, любопытно?» — подумал Шольц.

Людендорф вздохнул, сел на табурет и, сняв каску, утер потный лоб. И сказал с облегчением:

— Благодарю. Наконец-то мы увидели германского генерала… Продолжайте.

Фон Шольц докладывал: его дивизии сражаются хорошо, хотя измотаны вконец и пятятся к Гильгенбургским высотам, однако до высот еще несколько километров и можно продержаться у Франкенау — Орлау, где части и окопались только что.

— …Но ощущается недостаток снарядов и винтовочных патронов, и с продуктами туго, нет галет и какао.

Людендорф и Гинденбург посмотрели на карту и переглянулись: до Гильгенбургских высот было — рукой подать. Если русские достигнут их — им откроется прямой путь на Монтово, где выгружается корпус Франсуа. Значит, русских надо любой ценой задержать хотя бы на сутки. И значит, что именно от Шольца сейчас и зависит все решительно: и положение самого Шольца, и задуманная атака Самсонова, и тылы всей западной группы восьмой армии.

И Людендорф спросил:

— Франсуа не давал о себе знать?

— Его штаб не имеет с нами связи.

— Гофман! — зычно крикнул Людендорф в раскрытую дверь, а когда Гофман вошел, сказал: — Разыщите генерала Франсуа. У вас это получится быстрее.

— Слушаюсь.

Через несколько минут Франсуа был у телефона. Людендорф взял черную массивную трубку, похожую на старый фламандский башмак, и спросил резко, нетерпеливо:

— Генерал Франсуа, вы сегодня должны были быть в Монтово. В чем дело? Почему вы не выполнили мой приказ?

Франсуа, видимо, не очень был обрадован, что новый начальник штаба начал свой первый с ним разговор на повышенных тонах, и сказал что-то неположенное, так как Людендорф грубо остановил его:

— Когда говорит начальник штаба армии, приказываю слушать и отвечать на мои вопросы… Мне надо точно знать, когда вы будете в Монтово. Это приказ Мольтке и кайзера, и я требую от вас ясного ответа, — уже взвинтился Людендорф.

Генерал фон Франсуа был орешек крепкий и сказал что-то об артиллерии, потому что Людендорф совсем раздраженно повысил голос:

— …Ваша тяжелая артиллерия, назначенная ставкой, никуда от вас не денется, генерал Франсуа. Меня интересует Монтово и еще раз станция Монтово. Когда вы высадите здесь свой корпус? Отвечайте, доннерветтер! У нас с командующим нет времени болтать попусту!

Франсуа наконец понял, что начальник штаба — не один, и, не желая, чтобы и Гинденбург насел на него, ответил, что завтра передовые части первого армейского корпуса начнут марш из Монтово — на правый фланг Шольца.

— Сегодня начать марш! Немедленно! — кричал Людендорф. — Командующий требует этого, он сидит рядом со мной… А-а, это — иной ответ. Благодарю. Мы с командующим будем у вас завтра. Завтра, я сказал! — повторил Людендорф и, положив трубку на аппарат, сказал Гинденбургу: — Своенравный генерал. Придется учить дисциплине. Как вы служили с ним? Не представляю.

Гинденбург молчаливо кивнул седой головой, видимо думая о чем-то своем, так как сидел не шевелясь и смотрел на крупный дощатый пол крестьянского дома.

Шольц видел: Людендорф замышляет нечто, что и не понять было, — риск это или нахальство? «А скорее всего, авантюра. Конечно, теоретически Самсонова можно изгнать из Восточной Пруссии. Если Ренненкампф будет сидеть сложа руки. А если не будет? И новый наш командующий что-то не совсем согласен с вашим планом, генерал Людендорф. И молчит, как видите. Значит, думающий человек».

Вдруг Людендорф сказал:

— Генерал Шольц, отступайте к Гильгенбургским высотам. Пусть Самсонов думает, что вы бежите, и втягивается в клещи, подставляя нам свои тылы пятнадцатого и тринадцатого корпусов.

Шольц удивленно переглянулся со своим начальником штаба, полковником Хелем, как бы говоря: «Новый начальник штаба явно сошел с ума».

И Хель несмело заметил:

— Виноват, экселенц, что вмешиваюсь в разговор, но осмелюсь сообщить, что за Гильгенбургскими высотами лежит прямой путь русским на Берлин, незащищенный путь…

Людендорф оборвал его:

— Знаю, полковник. Но русские не увидят Берлина. Через два дня к вам подойдет весь корпус генерала Франсуа — на правый ваш фланг. Корпуса Макензена и Белова — подойдут к вашему левому флангу. И мы начнем атаку Самсонова с запада и востока. Обоих его флангов.

Теперь полковник Хель переглянулся с Шольцем удивленно и неуверенно, и Шольц решил: «Немедленно сообщить фон Мольтке. Это авантюра. Уводить Макензена, наполовину разбитого при Гумбинене, на юг от Ренненкампфа, да еще и Белова присовокупить сюда, — это значит открыть русским беспрепятственный путь на Берлин».

И Шольц сдержанно, но твердо сказал Людендорфу:

— Экселенц, я не могу выполнить подобный устный приказ. Если вам будет угодно отдать мне письменный приказ, я вынужден буду доложить о нем ставке.

Людендорф был взбешен: вот до чего довела эта жирная свинья, Притвиц! Младший войсковой начальник не желает слушать старшего и требует письменного приказа и грозит доложить ставке! А командующий молча слушает этот бред и не обрывает строптивого генерала. Что же это такое? Как можно так вести войну? Но сказал мягко:

— Хорошо, генерал фон Шольц, вы получите письменный приказ, сегодня ночью. Мне приятна ваша истинно немецкая аккуратность и официальность.

Гинденбург молчал, смотрел на карту и все время думал: герой Льежа, конечно, есть герой, но нельзя курьерской скоростью решать такие важнейшие вопросы: куда, когда и как наступать! И даже не посоветовавшись с командующим! Уж лучше его оставили бы брать новые форты на западе, а мне дали бы фон Шольца. Спокойный человек и мужественный солдат…

Но решил пока не вмешиваться в то, что говорил его начальник штаба. Черт его знает, а быть может, современная война именно на таких и держится?

И сказал Шольцу:

— Генерал, покажите нам позиции.