Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Следуя этой логике, Америка была кораблем, дрейфующим в направлении войны, но Черчиллю этого было недостаточно. Черчилль считал своей первоочередной задачей за оставшуюся часть года убедить Рузвельта вступить в войну. Когда его просьбы остались без внимания, он разработал план. Как-то вечером Черчилль, Уайнант и Гарриман за выпивкой завели разговор о том, какую выгоду Великобритания извлечет из «инцидента» в экстерриториальных водах в случае немецкого нападения на американский корабль. Американское правительство – по крайней мере, конгресс – будет потрясено и не испытает ничего, кроме благодарности, узнав, что Уинстон Черчилль придумал тактический ход для ускорения распространения войны за счет Америки. Его просьба, чтобы американские корабли обнаружили местонахождение и настигли «Бисмарк», была попыткой опозорить янки. Как и просьбы об американских военно-морских патрулях у Азорских островов. В течение весны и лета Рузвельт не попадался на черчиллевскую приманку, и на то были серьезные основания. У президента не было решения проблем, которые бы возникли в результате столкновения американского военного корабля с враждебным немецким кораблем в неподобающем месте с катастрофическими последствиями. Рузвельту только и оставалось надеяться, что ничего страшного не произойдет в экстерриториальных водах до тех пор, пока американский флот и сами американцы не будут готовы, в военном и моральном отношении, к войне[1012].

Уже в Арджентии Рузвельт сам поднял вопрос об «инциденте» в экстерриториальных водах и сказал Черчиллю, что Соединенные Штаты планируют, чтобы в каждом конвое, идущем в сопровождении американских военных кораблей, было по крайней мере одно американское торговое судно под американским флагом. Это был явный вызов Гитлеру; если он атакует американское торговое судно под охраной американских военных кораблей, то столкнется с последствиями. И снова казалось, что Рузвельт дает Черчиллю то, что он хочет[1013].

Инцидент произошел 4 сентября, когда американский эсминец «Грир», который должен был доставить почту на американскую базу в Исландии, установил гидроакустический контакт с подводной лодкой. «Грир» сообщил британцам местоположение лодки и дожидался прибытия британских эсминцев. Они не появились. Но когда лодка атаковала «Грир» двумя торпедами, от которых он уклонился, то эсминец, в свою очередь, контратаковал ее девятнадцатью глубинными бомбами. Этот потенциально опасный случай закончился тем, что «Грир» благополучно прибыл в порт назначения. 11 сентября в очередной беседе у камина Рузвельт воспользовался случаем, чтобы подвинуть Америку еще ближе к непосредственному участию в европейской войне. Объявив Германию виновной в «пиратском акте», он сказал, что «в морской зоне нашей самообороны американские военные корабли и американские самолеты больше не будут дожидаться, пока нацистские подводные лодки, затаившиеся под водой, или нацистские корабли-налетчики на поверхности первыми нанесут свой смертельный удар… наши патрульные корабли и самолеты будут защищать торговые суда, занятые перевозками в водах, которые мы относим к сфере своей обороны, независимо от того, под каким флагом они плавают. Мы будем защищать их от подводных лодок и от кораблей-налетчиков». Отодвинув американскую сферу обороны дальше на восток, Рузвельт на самом деле объявил «необъявленную войну» в Центральной Атлантике. Однако, как и в конце апреля, он не направил свои военные корабли в горячие районы боевых действий – к северо-западным подходам, Азорским островам и западноафриканскому побережью, – где существовала наибольшая опасность для британских конвоев, следовавших на Ближний Восток[1014].

«Попирая все требования человечности, нацисты стремятся мечом покорить весь мир и установить в нем свое вечное господство, – сказал Рузвельт соотечественникам. – Настало время, когда вам и мне, осознав жестокую необходимость, нужно сказать им: «Нам известны ваши планы: вы хотите обречь наших детей и внуков на жизнь в условиях террора и рабства. Вы уже прямо угрожаете нашей безопасности. Дальше вы не пройдете». Соединенные Штаты «не стремились к открытым военным столкновениям с Гитлером», заявил Рузвельт, но «мы не так держимся за мир, чтобы ради него позволять нападать на наши торговые и военные суда при выполнении ими законной миссии». В итоге Рузвельт обратился к конгрессу с просьбой внести поправку в закон о нейтралитете, позволяющую вооружать американские торговые суда, которые могут оказаться в районе боевых действий. Конгресс, учитывая просьбу Рузвельта, по сути добивался суверенитета морей от лица Америки – фактически еще одно объявление войны. Предложенные Рузвельтом меры были дорогостоящими, но теперь Америка платила охотно. Во втором полугодии, в отличие от первого, наметился подъем производства. В сентябре американское правительство вкладывало 1,8 миллиарда долларов в неделю в военное производство, больше, чем было потрачено в разгар Первой мировой войны. С каждой новой просьбой к конгрессу, с каждым новым обращением к американцам, с каждым новым контрактом на поставку самолетов и танков Рузвельт приближался к войне, слишком быстро, с точки зрения американских изоляционистов, но недостаточно быстро, по мнению Черчилля[1015].

17 октября имел место второй, более серьезный инцидент, чем в случае с «Грир». В этот день немецкая подводная лодка торпедировала американский эсминец «Кирни», сопровождавший североатлантический конвой; погибло 11 человек. Пролилась кровь, но конгресс по-прежнему безмолвствовал, и Америка сохраняла спокойствие.

31 октября немецкая лодка потопила гладкопалубный четырехтрубный американский эсминец «Рубен Джеймс» и вместе с ним 115 из 159 членов команды. Такого рода инцидент мог стать поводом для начала войны. В телеграмме, направленной Рузвельту, Черчилль выразил сочувствие по поводу понесенных потерь. Но «Рубен Джеймс» не стал «Лузитанией» Второй мировой войны[1016].

Теперь Черчилль понял, что только намного более серьезный инцидент, чем потопление небольшого военного корабля, – который к тому же находился в зоне риска, – заставит Америку вступить в войну. На следующий день, выступая перед членами кабинета, он допустил, что Рузвельт столкнулся с «трудностями… в силу медленных изменений в американском общественном мнении и особенностей американской конституции. Никто, кроме конгресса, не может объявить войну. Но президент имеет право вести военные действия без объявления войны»[1017].

После того как был потоплен «Рубен Джеймс», Черчилль понял, что Америка объявит войну на своих условиях, в свое время, по своим причинам, или не объявит вообще. Он сообщил военному кабинету, что «за последние двенадцать месяцев американское общественное мнение под его [Рузвельта] влиянием изменилось до такой степени, которую никто не мог предвидеть». Кроме того, сказал Черчилль, американский «военный флот сопровождает атлантические конвои и, наконец, американцы заняли твердую позицию в отношении японцев» – хотя не такую твердую, как Рузвельт обещал в Арджентии. Черчилль объяснил, что «с его стороны будет серьезной ошибкой оказывать давление на президента Рузвельта, чтобы он повлиял на общественное мнение». Мало того что это будет серьезной ошибкой, это еще и бесполезно. Не следует оказывать давления на американцев и их президента. Черчилль несколько раз говорил о том, что готов обменять шестимесячные поставки на непосредственное объявление войны. Ему пришлось удовлетвориться поставками, поскольку Америка пока не желала вступать в войну, ни с объявлением, ни без объявления[1018].

Выступая 11 сентября, Рузвельт для пущего эффекта произнес фразу, которая произвела огромное впечатление на американцев: «Когда вы видите гремучую змею, изготовившуюся для броска, надо бить ее, не дожидаясь, пока она ужалит». Это был просто оборот речи, дерзкий и эффектный, но Черчилль был в восторге. Однако к 1 ноября гремучая змея ужалила уже несколько раз: пострадали американские военные корабли «Грир», «Кирни», «Рубен Джеймс». Погибли американские моряки. Рузвельтовская угроза была явной, не вызывающей сомнений, но его действия отличались от слов: Америка подверглась нападению и никак не отреагировала[1019].