Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления - Дженис Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смерть Якобсона стала тяжелой вестью для многих, но, в соответствии с сохранявшимся на протяжении всей его жизни разрывом между народным признанием и официальной реакцией на него и его творчество, в советских газетах не было опубликовано ни одного официального некролога. 20 октября газета «Вечерний Ленинград» опубликовала сжатое, без подписи, посвящение и краткое изложение основных моментов его карьеры, подписанное просто «Группа друзей». В нем говорилось следующее:
Советское искусство понесло тяжелую утрату: На 72-м году жизни скончался Леонид Вениаминович Якобсон – один из самых выдающихся советских хореографов, лауреат Государственной премии СССР, заслуженный деятель искусств РСФСР.
Обширная творческая карьера Л. В. Якобсона началась полвека назад. После окончания Ленинградского хореографического училища он поступил в труппу Государственного театра оперы и балета имени С. М. Кирова, и с этого времени вся его творческая деятельность была связана с ним. Он начинал как член кордебалета, затем стал солистом, создав множество гротескных образов. Впоследствии Леонид Вениаминович работал как хореограф, поставив множество короткометражных и полномасштабных спектаклей. Уже первый его хореографический проект был выдающимся – постановка балета «Золотой век» на музыку Шостаковича в сотрудничестве с В. Вайноненом и В. Чеснаковым.
Постановка «Шурале» Ф. Яруллина Кировским театром в 1950 году стала важным событием в культурной жизни страны. И балет, и его постановщики были удостоены Государственной премии СССР. Одна из самых значительных постановок Л. В. Якобсона – «Спартак» А. Хачатуряна. Л. В. Якобсон вошел в историю советской хореографии как удивительный и неповторимый мастер хореографических миниатюр – каждая из них является самостоятельным законченным коротким балетом с ярко выраженной драматургией, выразительными характерами и сюжетом.
Новаторский подход и постоянный поиск новых выразительных средств проявились в балетах «Клоп» (1962), «Двенадцать» (1964), «Страна чудес» (1967).
В 1970 году он основал в Ленинграде труппу «Хореографические миниатюры», которая за короткое время завоевала популярность. В этой труппе Леонид Вениаминович поставил интересные балетные спектакли самых разных жанров, включая одноактные балеты и циклы хореографических миниатюр.
Мы скорбим о кончине великого артиста, человека огромного таланта и неиссякаемой энергии, завещавшего нам множество великолепных творений, которые еще долгие годы будут оживлять театральную сцену[372].
Жизнь Якобсона была как трагической, так в равной степени и героической. Трагедия в том, сколько сил ему пришлось потратить на борьбу с советскими структурами, чтобы его работы увидели, а героизм в том, что он упорно, день за днем, балет за балетом, тратил эти силы. Его танцы меняли людей, меняли их отношение к жизни в условиях гнетущего культурного климата сталинской и советской России. Конечно, у него было отнято много возможностей, но трения от произвольных и часто абсурдных советских ограничений также подталкивали его к личному и творческому росту.
Еврейство сопровождало как всю жизнь Якобсона, так и его творчество. Последний балет, над которым он работал на момент своей смерти, был посвящен истории царя Соломона – еврейской теме. Жизнь его труппы началась с запретом цензорами «Свадебного кортежа» и завершилась его триумфом. Этот триумф стал свидетельством не только огромных достижений Якобсона, но и его страстного желания донести тему еврейства как своей идентичности до советской общественности. «Он хотел доказать, что еврейский народ имеет право делать все, что делают другие люди, – вспоминала Ирина о его видении этого вопроса. – Это был не политический, а еврейский вопрос в нашей стране». Готовясь к полнометражному балету «Царь Соломон», который он планировал поставить, Якобсон стал ходить в Хоральную синагогу в Москве, чтобы послушать еврейские молитвы. У него не было ермолки, поэтому он завязал концы носового платка из кармана и надел его на голову, чтобы послушать и понаблюдать[373].
На следующий день после смерти Якобсона в Ленинграде был организован огромный, величественный похоронный кортеж, предшествовавший его погребению. Он начался на улице Маяковского, 15, где его артисты, сотрудники его труппы и их семьи лично прощались с ним, пока он лежал в открытом гробу. Оттуда частные автомобили и заказные автобусы с десятками скорбящих двинулись по улицам к Кировскому театру. Там его тело покоилось в богато украшенной галерее второго этажа, известной как Белый зал, где знаменитым и уважаемым членам Кировского театра отдавали дань уважения после их смерти[374].
Сотни людей, включая артистов, администрацию и сотрудников Кировского театра, заполнили его для последнего прощания. В течение нескольких часов тело Якобсона оставалось там, а оркестр Кировского играл музыку, которую Якобсон использовал для своих миниатюр, прежде всего партитуры его балетов на трагические темы, в том числе финальную сцену прощания из «Спартака». Затем траурный кортеж двинулся дальше, заполнив улицу Зодчего Росси, также известную как Театральная – знаменитую улицу, на которой рядом с Пушкинским (ныне Александрийским) театром находится Вагановское училище и на которой юноши и девушки превращаются из студентов в артистов балета. Кортеж автомобилей и автобусов остановился перед зданием Вагановского училища, и преподаватели и студенты вышли, чтобы произнести последние слова прощания. Затем траурный караван двинулся на кладбище, повторив в обратном порядке путь артиста от училища до Кировского театра и, наконец, до его собственной труппы на Маяковского, 15.
В. А. Звездочкин, присутствовавший на церемонии, рассказал, что официальные ораторы называли Якобсона «наша гордость», упоминая балеты, поставленные им на сцене Кировского театра. «Никто не упомянул о балетах и миниатюрах, которые были запрещены к постановке, многие из них были запрещены людьми, присутствовавшими на похоронах», – сетовал он, упоминая последние семь лет жизни Якобсона, когда администрация Кировского театра отклоняла почти все предложения о новых балетных постановках, которые приносил им Якобсон [Звездочкин 1989: 20]. Среди этих нереализованных планов были балет об энергичном советском солдате времен Второй мировой войны Василии Теркине с Юрием Соловьевым в главной партии, «Фигаро» с Барышниковым, «Прометей», «Гамлет» и другие. Только два его балета были одобрены для постановки в Кировском в эти годы; официальным предлогом для запрета остальных было то, что они «не вписывались в репертуарный план» [Звездочкин 1989:20].
Якобсон был похоронен не на элитном Серафимовском кладбище, как хотела Ирина и как обещал ей Демичев, а на более скромном Богословском кладбище на окраине Ленинграда[375]. Когда Ирина обратилась к Демичеву за разрешением похоронить Якобсона на Серафимовском, он согласился
