Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления - Дженис Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Якобсона открывались возможности и в других местах. Фурцева покончила с собой в октябре 1974 года, и ее преемником стал П. Н. Демичев, культурный человек, которому было интересно то, что делал Якобсон. После возвращения из Италии Якобсон встретился с Демичевым, чтобы обсудить возможность зарубежного турне своей труппы. На встрече Демичев был вежлив и пообещал прийти посмотреть спектакль «Хореографических миниатюр». Когда труппа дебютировала в Москве 1 сентября 1975 года, Демичев действительно был в официальной ложе зала Кремлевского дворца съездов, чтобы посмотреть спектакль. Это был первый случай, когда министр культуры СССР увидел хореографию Якобсона после десятилетий цензуры. Менее чем за месяц до этого, 9 августа, Якобсон был потрясен смертью Д. Д. Шостаковича, и тогда Ирина впервые увидела, как Якобсон плачет. Сорок пять лет назад Якобсон и Шостакович вместе начали свою карьеру с «Золотого века» – в эпоху, которая не была золотой для таких передовых и одаренных художников, и теперь они оба завершали свою жизнь с нереализованными амбициями.
Перед началом программы «Хореографических миниатюр», на которой присутствовал Демичев, Якобсон за кулисами попросил директора театра, чтобы его отвели в ложу Демичева, когда тот придет. Директор театра отклонил просьбу Якобсона, пренебрежительно сказав ему, что никто не может посещать министра в его специальной ложе в театре. Через час, в первом антракте, директор прибежал за кулисы в поисках Якобсона, чтобы сказать ему, что Демичев спрашивает его. Так что Якобсон и его 22-летний сын Николай смотрели остаток концерта «Хореографических миниатюр» из ложи министра культуры – с того же ракурса, что и главный советский культурный цензор. Такая близость была немыслима на протяжении всей профессиональной жизни Якобсона. Демичев восторженно отозвался о работе Якобсона, отмечая ее оригинальность и гениальность. «Я никогда не видел ничего подобного», – с благодарностью сказал он. Позже Якобсон передал Ирине обещание Демичева, что с этого момента он будет единственным цензором балетов Якобсона – обещание, которое, несмотря на очевидный намек на возможность продолжения цензуры, было утешительным.
Как в великой драме, неумолимо приближающейся к трагической кульминации, долгожданный взлет Якобсона к профессиональному успеху и его признание в советском государстве происходили прямо пропорционально ухудшению его физического состояния. 10 сентября, в последний день московских гастролей труппы, Якобсон и Ирина пришли на прием к Демичеву в здание, где располагался его кабинет. Якобсон плохо себя чувствовал, поэтому он отложил предложенную Демичевым встречу на последний день московских гастролей. Войдя в вестибюль здания, Якобсон пошатнулся и упал на пол без сознания. Демичев был поднят по тревоге и вызвал скорую помощь, чтобы Якобсона отвезли в Кремлевскую больницу – элитное медицинское учреждение для высшего руководства Советского Союза. В тот вечер Демичев присутствовал на закрытии гастролей «Хореографических миниатюр», не подозревая о серьезности болезни Якобсона, поскольку стал свидетелем овации, которой была встречена последняя миниатюра программы – «Еврейская свадьба» (в программе она значилась как «Свадебный кортеж», так как советское руководство все еще не разрешало использовать слово «еврейский» в афишах). В течение десяти минут весь зал аплодировал этому произведению, которое во многом олицетворяло художественное видение и личную стойкость Якобсона. Название могло быть изменено, но содержание – нет. Балет, который за четыре года до этого был исключен властями из программы открытия «Хореографических миниатюр», теперь триумфально завершал первые официальные гастроли труппы в советской столице.
Борис Ручкан, директор труппы, 11 сентября 1975 года отправил Якобсону письмо, в котором рассказал о беспрецедентном успехе в этот последний вечер московского сезона. Ирина прочитала ему это письмо в больничной палате.
Уважаемый Леонид Вениаминович,
Несколько слов о вчерашнем, 10 сентября, спектакле. Начну с того, что мы не забыли про Афанасьева: он был там с женой и сыном и стал свидетелем невероятного успеха вчерашнего «Свадебного кортежа». Аплодисменты продолжались даже после того, как опустился занавес: зрители не расходились. Все прошло очень хорошо. Не было никаких сбоев, конфликтов или ошибок. Труппа танцевала быстро, антракты не затягивались, и спектакль закончился в 22:05. Перед началом Елена Луцкая [известный российский танцевальный критик] подбежала ко мне сияющая и рассказала о разговоре между Демичевым и Марисом Лиепой, который состоялся вчера днем. Лиепа сразу же позвонил им и сказал, что Петр Нилович вдруг, без всякой причины, заговорил о вас. Он сказал, что балет Якобсона произвел на него огромное впечатление и что это лучшее из того, чем может гордиться сегодня советская хореография. Что ваша работа – это искусство завтрашнего дня. Не могу удержаться, чтобы не записать для Вас из [гостевой книги в фойе] отзыв Лили Брик [муза Маяковского]: «прежде всего о “Клопе”: это поразительно талантливое произведение. Больше всего меня тронуло то, как Вы показали муки сочувствия Маяковского по отношению к своим героям. Вы запечатлели настоящего Маяковского гораздо лучше, чем кто-либо другой». Другие комментарии зрителей включали похвалу и благодарность. «У вас замечательный театр. Якобсон – гений. Спасибо за радость».
Критик Вадим Гаевский писал: «Проходит время, но место Якобсона в нашем балете не меняется. Вечный авангардист. Вечный вольнодумец. Острейший поэт с лучшим чувством юмора и поэт острого юмора. Духовный коллега Родена, Шагала и Шостаковича. Кто еще может похвастаться такими титулами?»
Я, наверное, утомил вас. Я, труппа и все ваши благодарные зрители желаем вам набраться сил, отдохнуть и выздороветь. Мы обо всем позаботимся до вашего возвращения. Я постараюсь держать Вас в курсе всего самого важного.
С большой любовью и уважением,
Борис Ручкан
P. S. Прилагаю газету с рецензией[371].
Демичев был в восторге от увиденных хореографических миниатюр и заверил Якобсона, что тот может свободно показывать любые свои работы. Вскоре после этого, 28 сентября, вся труппа отправилась на свои первые гастроли за пределы СССР – в Венгрию и Восточную Германию, где они выступили в рамках Берлинского фестиваля – но уже без Якобсона. Он так и не смог покинуть Кремлевскую больницу. Ирина оставалась рядом с ним на протяжении пяти последних недель его жизни. Сначала ее заставляли уходить по вечерам, но по просьбе Ирины вмешался Демичев, и ей разрешили находиться у постели мужа круглосуточно.
Даже в больнице Якобсон продолжал читать – романы Горького из больничной библиотеки. Однажды, когда он закрыл глаза во время чтения, Ирина подумала, что он заснул. Через несколько минут он снова открыл их, и она сказала, что
