Обратный отсчет: Равнина - Токацин

— Отрадно слышать, что дом Пламени строится, — живую линзу сбить с ритуала было не так-то просто. — И близок тот день, когда я увижу его своими глазами. Да устоит он посреди хаоса! Старейшины Скогнов, все города, обратились ко мне в дни Воды. А я обращаюсь к вам. Да утвердится мощь земли, да успокоит она буйство стихий!

Гедимин ошалело мигнул. «Вроде бы информация, а звучит как полный бред. Земля — это она про что? Про нашу планету, про почву или про эту их… стихию?»

Айзек — понял он что-то или нет — только вопросительно хмыкнул. Зелёный луч отвернулся от него и упёрся в неприметную нишу. Внутри блеснула, наливаясь светом, колба песочных часов.

— Измеренное время течёт спокойнее, — снова заговорила Кайшу. — И вот старейшины Скогнов обратились ко мне. Да будет изготовлен измеритель для каждого из городов! Да станет он прочной опорой посреди хаоса!

Айзек толкнул Гедимина в бок. Сармат мигнул.

— Скогнам нужны часы? — Айзек всё-таки выцедил смысл из ритуальных фраз. — Каждому городу? Работа небыстрая…

— Нелегко разделить и измерить время, — согласилась Кайшу. — И тонкая работа непроста… Города прислали костяные опоры и ульсеновую пыль, чтобы вам не биться над этими вещами. Города почтительно просят защитить их от хаоса.

Айзек едва заметно улыбнулся.

— Сколько всего городов? И на какие части они хотят разделить время?

— Всего пятнадцать, от края до края Равнины, — ответила линза. — У вас заведено делить день на сорок частей… что за имя у этой части?

— Час, — ответил Айзек. — Пятнадцать часовых колб… Гедимин, справишься?

Ремонтник пожал плечами.

— Литейную станцию мне освободят? Вручную — дольше.

— Дим-мин — великий мастер, — луч упёрся сармату в грудь. — Пламя слышит твой голос. Оно просит тебя быть осторожным на холодных дорогах. Спустись же в литейни — Шесек ждёт.

Гедимин потянулся было к шлему, но Айзек крепко схватил его за руку и толкнул к воротам.

… — Скогны признали часы! — громко прошипел Вепуат, свернув в пустой коридор. Он зажимал респиратор двумя руками, но Айзек всё равно сердито цыкнул на него. Гедимин убрал с лица ухмылку. «Верно. Признали. Всё-таки поняли, что время на куски не разваливается. Но… какие-то дурацкие свойства часам всё равно приписали. Никак им без суеверий!»

Двое стражей вышли из литейни, покосились на сарматов и прикрылись от них посохами, ускоряя шаг. Из их бормотания Гедимин ничего не понял.

— Мои приветствия, — Шесек смерил сарматов хмурым взглядом и небрежно коснулся лба. — В доме Сердца много кладовых. Не знаю, зачем носить в литейню то, что никак к литью не относится. Забирайте то, что для вас оставили.

Гедимин заглянул в «рюкзак» из скреплённых вместе тючков. «Двенадцать, тринадцать… Ага, все пятнадцать. Немного разной формы, но — похоже, делали по одному образцу. Видимо, по тому, что стоит тут, в столице. А вот ульсеновая пыль. Насыпали с запасом…»

— И то, о чём ты, Айсиек, просил, — Шесек кивнул на гружёные салазки. Там лежало несколько заткнутых тростниковых трубок и золотистые глиняные комья.

— Вы его так и держали? — Айзек недовольно сощурился на глину. — Слой настолько тонкий?

— Они лежали в глиняной бочке, — отозвался Шесек. — Мы знаем, что такое живой металл. Может, мы не умеем извлекать из него силу, но никто не хочет незримой смерти. Забирай его быстрее.

— Гедимин, — Айзек кивнул на глиняные комья. — Там, внутри, ирренций. Донесёшь до Элидгена, не облучившись?

Вепуат фыркнул.

— Всё навесили на Гедимина! Давай рюкзак, я понесу.

Гедимин отмахнулся.

— Он лёгкий, — он осторожно разложил по карманам ирренциевые «капсулы». Там, где внутренний слой ипрона был скреплён неплотно, кожу тут же обдало теплом. Гедимин подождал, прислушиваясь к ощущениям, но щупальца по вискам не поползли — слабое тепло было ровным, не пульсирующим. «Ирренций. Давно я не держал его в руках. Айзек что, задумал опыты?»

… — Это всё? — Айзек выжидающе смотрел на Гедимина. Тот широко расставил руки.

— Сам проверь.

— Как знаешь, — Айзек деловито ощупал броню над крупными нишами, подвигал пластины и, громко хмыкнув, вынул из пропущенного кармана глиняный ком. — Так и знал. Гедимин, на кой тебе ирренций? Местного фона не хватает?

Гедимин поморщился.

— Я под местным фоном хотя бы голышом не хожу, — он кивнул на закрытый люк лаборатории, за которым гомонили филки. — А тебе ирренций на кой?

— Это не мне. Это для Маккензи, — Айзек ссыпал все комья в непрозрачный скирлиновый пакет и кивнул на литейную станцию. — Как видишь, свободна. Загружай — и, пока работает, пойдём под землю. У нас на всё про всё осталось восемь дней. Как думаешь, успеем?

…Когда сварка перестала трещать, а остывающий металл — шипеть, Гедимин услышал из-за открытого шлюза сердитые голоса.

— Было наверху два чана и полтораста рыл. Теперь внизу два чана и шестьдесят рыл. А очереди только длиннее! Тенгель, ты как хочешь, а сегодня чаны наши.

— Да мне-то, — комендант подземного барака выразительно хмыкнул. — Это ты медиков предупреждай. Моя забота — чтобы чаны не разбили. А твоя голова меня не волнует.

Айзек заглянул за поворот.

— Осторожнее там — и с головами, и с чанами! Тенгель! Ёмкостей мало, — где заявка для плотников⁈

Комендант снова хмыкнул.

— Не знаю, чем им всем не нравится душ. На Земле мылись — и ничего. Сколько заявок-то писать? Полсотни?

— Потом тут будет двести рыл, а очереди — на полгода, — проворчал недовольный филк. — Хотя бы десяток — один на двадцатерых…

— Ты помни, что это развлечение, а не что-то обязательное, — проворчал в ответ Айзек, возвращаясь в главный коридор. — Вот что делает