Магнетрон - Георгий Бабат

Один — долговязый украинец Гриша Левенец, другой — скромный и розовый Игорь Капралов.

Михаил Григорьевич не счел нужным приглашать их в «аквариум» и разглагольствовал с ними без особого энтузиазма. Увидев Веснина, Муравейский оживился и спрыгнул со стола.

— Про последние потрясения в дирекции слыхали?

— Про «Линкольн-Зефир»? Да. Вы запаздываете, Миша. Я бы не принял вас на работу, если бы был назначен редактором «последних известий».

— От этого пострадали бы ваши читатели. Нам сообщают из авторитетных источников, что приехал вчера на завод начальник Главного управления Дубов. С ним туча народа из планового отдела. Проекты Студенецкого забракованы.

— Почему вы всегда так радуетесь чужой беде?

— Напротив, в данном случае остается только позавидовать чужой удаче. Жукову и Артюхову придется испить всю чашу. А Константин Иванович в это время отлежится в больнице ЦЕКУБУ, а там, глядь, прямо из хирургического отделения и выскочит в академики. Он освобожден от всех нагрузок, связанных с производственной должностью, и, следовательно, может прыгнуть в науку; шестьдесят лет — самая пора для прыжка. Или сейчас, или уже никогда. А впрочем, для его славы, — а он очень тщеславен, — ему выгоднее было бы сейчас никуда не прыгать, а спокойно скончаться. Он не попал бы в академики, но остался бы сиять в веках, как талантливый русский инженер. Умереть, пока твое время не прошло, — это тоже искусство. Вот Маяковский это сумел. Но у Студенецкого нет чувства времени, он будет еще полвека, ссылаясь на свои немощи, жить и не давать житья другим.

Веснину был неприятен этот разговор. Но явное неудовольствие Веснина и жадное внимание практикантов подзадоривали Муравейского:

— Как только Дубов попытается ухватить нашего старикана за жабры, — продолжал Михаил Григорьевич, — тот снова напомнит присутствующим, что счет дней его уже измерен. Нет, право, будь я на месте Студенецкого, мне после таких заверений стыдно было бы так долго жить.

В зал вошел заведующий теоретическим отделом лаборатории Кузовков. Как всегда, свежий, розовый, с неизменным хохолком на макушке, он был облачен, по своему обыкновению, в длинный и просторный белый халат с четырьмя карманами.

Веснин стал с жаром рассказывать Кузовкову о кольцах связи.

— Да, магнетрон — это интереснейшая проблема, — вздохнул Кузовков. — Э-э, просто обидно, что мне уже почти не придется этим заниматься. Признаться, я огорчен, огорчен…

— Вам полезно огорчаться, — сказал Муравейский и покровительственно похлопал Кузовкова по плечу. — Плечи у вас просто дамские. Надо худеть, честное слово!

— Э-э, дда, — все так же вздыхая, продолжал Кузовков. — С сегодняшнего дня мне принимать дела у Дымова. Я назначен начальником лаборатории вместо него.

— Начальником всей лаборатории? — так и подскочил Муравейский.

— Я же вам говорил, Миша, что вы не годитесь в сотрудники отдела «последних известий», — засмеялся Веснин.

— Дда, ттакие дела, — повествовал Кузовков. — Дымов утвержден главным инженером завода.

— И. О.? — не то утверждающе, не то вопросительно протянул Муравейский.

— Нет, без всяких. Просто главный инженер. А Владимиру Сергеевичу и вам тоже есть новые назначения. Жуков вас обоих сегодня вызовет. Володя назначается старшим инженером бригады промышленной электроники. А вы, Мишель, будете начальником нового цеха.

Муравейский не мог сдержать улыбки.

— Гм, гм! — фыркнул он с притворной недоверчивостью. — Начальником цеха, да еще нового! Разыгрываете? — И он хлопнул ладонью о ладонь.

— Э-э, увверяю вас, ннового цеха… я ссам читал.

Муравейский встал, погладил воображаемую бороду и произнес, подражая Студенецкому, самым благожелательным тоном:

— Я вас понимаю, молодой человек. Пройдя всю административную лестницу, я откровенно скажу, что наиболее интересное положение — это положение начальника цеха. Тут легче всего проявляется техническое творчество, а творчество дает наивысшее наслаждение в жизни.

— Э-э, нового цеха ширпотреба, — закончил Кузовков.

Муравейский был уязвлен. Конечно, начальник цеха стоит по заводской служебной лестнице много выше старшего инженера лаборатории. И если бы речь шла о производственном цехе, о настоящем большом цехе, как, например, цех радиоламп, рентгеновских трубок, генераторных ламп, — стать начальником такого цеха было бы почетно. Но быть начальником цеха ширпотреба, в котором выдувают стеклянные бусы, где из отходов производства делают елочные звезды, цепи, шары….

В этом назначении, несмотря на повышение оклада, не было ничего лестного.

Быть может, не менее, чем самим назначением, Михаил Григорьевич был уязвлен тем, что обычно всезнающий — «хоть и не всемогущий, но вездесущий», как он сам говорил о себе, — он на этот раз узнал о всех важных переменах на заводе одним из последних, когда все уже было согласовано и оформлено.

Еще больше, чем Муравейский, был смущен своим новым назначением Веснин.

Должность старшего инженера бригады для молодого человека, всего только год назад защитившего диплом, была очень почетна. Но Веснин думал о том, что теперь у него останется еще меньше времени и сил для работы над магнетроном. И еще удручало его, что руководить ему придется людьми более опытными, чем он сам.

«Надо отдать справедливость. Муравейскому, — думал Веснин: — если он сам и не слишком утомлял себя работой, зато умел заставить работать других».

Помня свой первый опыт руководства, результатом которого было увольнение Кости, уход Ронина, Веснин отправился в партком, чтобы поделиться всеми сомнениями с Михаилом Осиповичем:

Артюхов вместо приветствия взглянул на часы:

— Всего только одиннадцать часов утра! — И, поймав вопросительный взгляд Веснина, добавил: — Я на этот раз не угадал. Думал, что придешь отказываться от должности сразу после того, как объявят в приказе, а ты пришел значительно раньше. Значит, либо часы мои отстали, либо ты слишком забегаешь вперед.

Последняя фраза секретаря парткома так смутила Веснина, что карандаш, которым он развлекался, перекладывая его из руки в руку, резко хрустнул и разломился надвое.

— Александр Македонский был великий человек, — сказал Артюхов, — но к чему же карандаши ломать! Добро бы еще стулья… Садись, поговорим толком.

— Я, Михаил Осипович, вы ведь знаете, не сумел организовать работу ни с Костей, ни с Рониным, а теперь мне собираются… кажется, собираются, Кузовков говорил, что Жуков собирается доверить целый коллектив — бригаду.

— Если один слесарь делает, к примеру, энное количество гаек в час, то, ты думаешь, директор завода должен уметь делать в час во столько раз больше, сколько слесарей у него под началом? Директор вообще не обязан нарезать гайки. Но он организует работу всего завода. Если один инженер не сумел работать с одним человеком, это не беда. Беда будет в том, что этот инженер вообще решит свой первый опыт закрепить. В манеже делают так: упал с коня, не смотрят на ушиб, а сейчас же с ходу приказывают прыгать в седло и продолжать тренировку. Делают это для того, чтобы впечатление падения не закрепилось. А то это может вспомниться, когда будешь брать барьер, где довольно секунды философии, чтобы сломать шею себе и лошади… Не справился с Костей? Упал с коня? Марш в седло! Руководи бригадой. И не воображай, что если не справишься, то будешь снова рядовым. Нет, пойдешь в начальники цеха. — Артюхов спрятал нахмуренными бровями смешинку и строго продолжал: — Начальником цеха ширпотреба. На смену Муравейскому. Чует мое сердце, что Миша на этом не остановится, покатится еще ниже. А ты как раз подоспеешь. Будем пополнять ряды специалистов по производству игрушек бывшими руководителями бригады промышленной электроники. Так?..

Веснин засмеялся.

— Позволь, позволь! — продолжал Артюхов. — Для тебя еще есть выход. После смерти Мочалова московскому профессору Беневоленскому было предложено взять на себя руководство ГЭРИ. «Требуйте сколько угодно денег, людей», — сказали ему в Наркомтяжпроме. Говорят, что Беневоленский тут же в кабинете лег на диван и попросил валерьяновых капель. Ему стало дурно от страха. «Консультировать, давать научные руководящие идеи — это я могу, — сказал он, — но брать на работу и увольнять людей, распоряжаться материальными ценностями… Нет, нет! Увольте меня».

— Михаил Осипович, — сказал Веснин, — мне стыдно, что я пришел к вам. Если считают возможным поручить мне руководство бригадой, то, следовательно, я обязан оправдать доверие. Конечно, для меня никакого другого выхода не может быть. Но, признаюсь, я струсил вроде Беневоленского, когда узнал о своем назначении.

— Нет, Володя, кроме шуток, — сказал Артюхов, — ты с тиратронами на боевом корабле справился?.. С монтажом оборудования в цехе металлических ламп справился?.. И с новой работой желаю тебе справиться.