Магнетрон - Георгий Бабат

Киров взял магнетрон в руки.

— Обычная генераторная лампа с сеткой — это только деталь передатчика, — сказал Кузовков, — а магнетрон — это целая передающая радиостанция. В одном приборе, в таком маленьком объеме, в вакууме размещены все цехи радиопередатчика. Здесь и колебательные контуры, и линия связи, и излучаюшая антенна. И то, что эти отдельные части отстоят одна от другой на миллиметры, а не на десятки метров, как это бывает в передатчиках для длинных волн, это еще более усложняет задачу… Магнетронный генератор сантиметровых волн сложен в расчете, но окончательная его конструкция может быть сделана достаточно простой и надежной… Сантиметровые волны открывают совершенно новые возможности для видения в темноте, сквозь дым и туман…

Кузовков побледнел от волнения, но говорил, против обыкновения, совершенно не заикаясь.

Киров взглянул на фотографию Мочалова, которая стояла в узкой белой рамке за стеклом на столе Веснина.

— Александр Васильевич, — сказал Киров, — говорил мне, что можно будет получить радиоотражение от небесных тел, вырваться при помощи радиолуча за пределы земной атмосферы… Это удивительно… Но, — Киров поднял руку, — для нас сейчас, в данный исторический момент, важно, чтобы этот прибор мог действительно пойти на вооружение армии, на оборону наших рубежей… Вы, советские конструкторы, — снова заговорил Киров, — пожалуй, острее, чем кто-либо другой, должны ощущать, какими темпами капиталистические страны ведут подготовку к новой мировой войне. Особенно это относится к гитлеровской Германии. Партия и правительство уверены в том, что упорная творческая работа наших конструкторов, наших рабочих, наших ученых поможет Красной Армии встретить врага во всеоружии. Помните, товарищи, между вами, советскими конструкторами, и иностранными изобретателями все время идет негласный поединок. Чтобы выйти победителями в поединке с капиталистической техникой, вся страна работает не покладая рук. Мы не хотим войны, но мы должны быть готовы к ней. Первое в мире государство, созданное победившим пролетариатом, все время находится под перекрестным огнем ненависти империалистов. Эта ненависть готова воплотиться в реальную угрозу войны. В годы моей молодости, — вдруг улыбнулся Киров, — в гражданскую войну, мы часто пели песню: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути…»

Киров взял стул и присел к столу Веснина.

Продолжая беседу, Киров задал ряд технических вопросов. Он брал в руки то один, то другой вариант конструкции магнетрона, которые он вынимал из гнезд в полке, и затем ставил на место.

Мнение Сергея Мироновича сводилось к тому, что если в принципе импульсный магнетрон пригоден для целей радиообнаружения, то непременно надо усилить работу над этим магнетроном.

— Я бы пошел на самые рискованные эксперименты, — сказал Сергей Миронович Жукову.

С каждой новой репликой Кирова Веснин ощущал все большую уверенность в самом себе, в своих возможностях. Ему казалось, что нет той силы, которая могла бы помешать ему выполнить взятое на себя обязательство — создать мощный, совершенный импульсный магнетрон.

Киров попросил включить прибор.

После того как были показаны опыты с лампочкой накаливания, стеклянной палочкой, иглой, Веснин протянул руку, чтобы выключить установку.

— Нет, нет, — остановил его Киров, — подождите! Еще подождите, не выключайте.

Сергей Миронович сидел молча, не отрывая взгляда от тоненькой фиолетовой искры, прыгавшей на выводе энергии магнетрона.

В молчании, нарушаемом только писком искры, прошло несколько минут. Звучание искры стало ослабевать, фиолетовая змейка укоротилась… и совсем погасла.

— Катод не дает устойчивой эмиссии, — с огорчением сказал Веснин. — Разрешите, я поставлю новый экземпляр. У меня есть еще один.

— Нет, мне пора уезжать, — ответил Киров. — Вы с этим справитесь, я уверен. В вас уверен, товарищ, — повторил он. — Но нужно работать энергичнее. Прибор с неустойчивой эмиссией, прибор с ненадежным сроком службы — это не прибор.

— Ты скупой, Жуков, нехорошо это, — сказал Киров, повернувшись к директору. — Это великое дело! — Он взвесил на ладони магнетрон. — Такого нигде в мире нет! А этим же летом Веснин тебе сварочные прерыватели построил. Это отметить надо.

«Откуда он знает о прерывателях?» — подумал Веснин.

Словно поняв немой вопрос окружающих, секретарь обкома ответил:

— Было бы по меньшей мере странно, если бы в обкоме партии не знали об успехах завода, который построил цех цельнометаллических радиоламп и в корне переработал при этом чертежи одной из передовых иностранных фирм… Самолетостроители просили организовать для них производство таких прерывателей. Они нужны и автозаводам… А о магнетроне, — повернулся Киров к Веснину, — я в ближайшие дни буду говорить в Москве. — Тут он улыбнулся своей удивительно открытой, обаятельной улыбкой и сказал: — Можно, я этот магнетрон возьму с собой? Он вам не очень нужен? Я покажу этот прибор в Москве, — сказал он, прощаясь; пожал руку Веснину, Кузовкову, практикантам и, сопровождаемый Жуковым, вышел из лаборатории.

Невознаградима утрата, но непоколебимы наши ряды!

«В начале декабря я покажу этот прибор в Москве», — сказал Киров, покидая лабораторию завода.

Но когда наступило второе декабря, по всем улицам Ленинграда висели алые полотнища с широкой черной каймой. День стоял безветренный, знамена казались поникшими. С газетных листов, расклеенных по стенам, смотрел на Веснина своими ясными веселыми глазами Сергей Миронович Киров. Портрет Кирова был окаймлен широкой черной полосой. Под портретом жирным черным шрифтом были набраны слова, которые Веснин прочитал несколько раз, прежде чем он смог заставить себя полностью осознать их роковой смысл:

От предательской руки врага рабочего класса погиб пламенный революционер, любимый вождь ленинградских пролетариев Сергей Миронович Киров.

В ушах Веснина еще звучал сердечный голос Кирова, слова, произнесенные характерным вятским говором:

«Вам этот прибор не очень нужен? Я его с собой возьму, можно?»

Всего лишь три дня назад Веснин ощущал на своей ладони теплоту его руки.

Первого декабря, в 16 часов 30 минут, в здании Ленинградского Совета, — читал Веснин, — от руки убийцы, подосланного классовыми врагами рабочего класса, погиб Киров.

Веснин вынужден был прислониться к стене. Он представил себе момент, когда Киров вошел в лабораторию. Горячие смеющиеся глаза Сергея Мироновича быстро оглядели полку с опытными лампами.

Как он был молод! Моложе Дымова, моложе Жукова… Он был в гимнастерке защитного цвета, в простых русских сапогах. Киров выглядел таким крепким, молодцеватым…

«Мы находимся под огнем», — повторял про себя Веснин слова, которые, сидя за его столом, произнес Киров.

Веснин поспешил на завод.

Здесь во дворе он увидел толпу рабочих ночной смены, сюда же пришли из города рабочие, смена которых начиналась в этот день только вечером.

Старик Лошаков, увидев Веснина, подошел к нему:

— Владимир Сергеевич, что же это, а? — По его темным морщинистым щекам катились слезы: — Мы, рабочие, ждали его, готовились встретить…

Веснин знал, что Киров должен был через несколько дней выступить на заводе с докладом о работе Ленсовета.

Над подъездом здания заводоуправления, над тем подъездом, где стоял Киров в день возвращения Веснина с крейсера «Фурманов», висел портрет Сергея Мироновича.

«КИРОВ — ЭТО МЫ, — прочел Веснин, — ИЗ НАШИХ СЕРДЕЦ НЕ ВЫРВАТЬ КИРОВА».

— Мы работаем, строим на линии огня, — сказал Рогов, пожимая Веснину руку. — Был убит Урицкий, убили Володарского, покушались на Ленина… Но партию не убьешь! Нельзя убить партию!

— Вот и я так думаю, — отозвался старик Мухартов. — Решил теперь вступить…

Веснин знал, что Илья Федорович гордился званием беспартийного большевика, как его величали на общезаводских собраниях. В разговоре с Весниным Мухартов даже как-то попытался доказать, что, мол, политика — это дело тех, кто помоложе. Теперь Мухартов говорил молодым инженерам:

— У меня все дети в комсомоле… Я не могу быть теперь вне партии…

Посреди заводского двора на двух поставленных один на другой ящиках Веснин увидел Артюхова. Михаил Осипович стоял без шапки и читал вслух номер Ленинградской правды:

— Пуля остановила биение сердца Сергея Мироновича Кирова, но пули бессильны остановить то великое человеческое дело, в борьбе за которое Сергей Миронович был нашим водителем…

Находясь в этой массе взволнованных людей, Веснин почувствовал себя спокойнее, увереннее.