Магнетрон - Георгий Бабат

Гена все еще работал секретарем комиссии по подготовке к печати литературного наследия Мочалова. Веснин спросил его о синей тетради.

— Я обещал Ольге Филаретовне выяснить это дело, — сказал Угаров. — Но все оказалось далеко не так просто. В описи тетрадь не значится, в наличии ее тоже нет. Опись начали составлять сразу же после похорон, и доступа к бумагам никто не имел, кроме членов комиссии.

Занятый повседневной работой в лаборатории, подготовкой к лекциям, которые ему предстояло читать в Политехническом институте, Веснин не замечал, как уходили дни. Вновь появились на столах сотрудников золотистые ветки мимоз, снова зацвели в оранжерее завода гиацинты, дядя Коля Мазурин с новой страстью высаживал в грунт корневища причудливых цветов — элоктусов.

Пришел день, когда должна была состояться первая лекция Веснина по курсу Промышленные применения электронных и ионных приборов.

Накануне Кузовков поучал его:

— Самое главное, Володя, — это уложиться в отведенное для лекции время. Когда я впервые пришел в аудиторию, то за двадцать минут успел изложить все то, что, я думал, займет два часа. Я стоял перед студентами и не знал, что сказать дальше. А весь курс, рассчитанный на шестьдесят часов, я закончил за восемнадцать! Э-э, н-не вы-ыручило м-меня и мое заик-кание. Я пошел советоваться с Кленским, он гго-оворрит: «Читайте все то же самое сначала, а я скажу студентам, что вы прочли первый концентр, а теперь будете давать углубленную проработку материала». Э-э-э, с-случалось со м-мной и об-братное, — продолжал Кузовков. — Время уже истекло, а я еще нне успел приступить к изложению основного содержания лекции. Советую вам составить конспект и дома, с часами, проверить все то, что вы намерены сказала студентам.

У входа в институт Веснин попал в шумную толпу студентов. Маленький курчавый юноша, без шапки, в распахнутом пальто, кричал, расталкивая своих приятелей:

— Признавайтесь! Кто взял мой расчет тиратронной схемы?

— Весь твой расчет надо переделать! — пыталась перекричать его высокая девушка с двумя русыми косами. — Ты множитель «пи» пропустил, когда вычислял ток!

«Злополучный множитель», — подумал Веснин.

Этот множитель послужил поводом для изгнания Вали и Наташи из бригады промышленной электроники.

«На этот множитель надо будет мне обратить особое внимание, когда буду говорить о расчетах токов и схемах», — но долго размышлять ему не пришлось: его толкнули портфелем в бок и не извинились.

Студент, толкнувший Веснина, вопил, размахивая портфелем, что Лев Толстой — это только календарная дата, а литература безусловно начинается с произведения Гладкова Цемент. Другой студент, с упоением грызя булку, изрек, что лишь на Чукотке понимают законы скульптуры. Из-за того, что рот его был набит булкой, он произносил «шкульптуша» вместо «скульптура», но это его не смущало — он продолжал одновременно и есть и говорить.

Пройдя мимо группы юношей и девушек, споривших о Есенине, Веснин остановился у вешалки с надписью: «Для профессорского и преподавательского состава». Он все еще с интересом приглядывался к пробегавшим мимо этой вешалки молодым людям, среди которых, несомненно, были и его будущие слушатели. Хотя он сам всего два года назад окончил институт, эти «теперешние» студенты казались ему людьми другого поколения. Они были нарядней одеты, развязней, смелей, они, возможно, были много образованнее его. Мысль о том, что юноши, так смело обсуждавшие неведомые Веснину картины, поэмы, симфонии, сами толком не знают этих вещей, не приходила ему на ум. Он смотрел на эту веселую толпу даже с некоторой долей зависти: они еще учатся, они еще студенты. По сравнению с этой звонкоголосой учащейся молодежью Веснин почувствовал себя совершенно зрелым мужем, почти старцем. К тому времени, когда он уже готов был произнести: Здравствуй, племя младое, незнакомое…, к нему подошел мужчина величавой внешности, облаченный в обшитую золотым галуном шинель:

— Ведь хорошо знаете, что студенческая раздевалка дальше, а все-таки стоите здесь, у преподавательской! — И он поднял вверх маленький одежный веник.

Веснин не посмел перечить и направился к студенческой раздевалке.

Когда он вошел в аудиторию, там стоял гул, как на пчельнике. Веснин направился к кафедре, но высокий длинноволосый студент в очках преградил ему дорогу:

— У нас сейчас начнется лекция, с объявлениями успеете потом прийти.

Это был староста группы, который принял Веснина за студента другой группы. Узнав о своей ошибке, староста извинился и призвал всех к порядку.

Слушатели поздоровались, сели; наступила тишина.

Год назад Веснин говорил себе: «Если мне когда-либо придется учить других электровакуумному производству, я не смогу ограничить себя только программой учебника. Я не смогу умолчать о щелканье „сварочных клювов“ в цехе радиоламп, о бликах света на желтой, отполированной до блеска поверхности стола, над которым двигаются руки монтажниц, о вишневых и оранжевых переливах стекла. Я расскажу обо всем, что так полюбил, работая на нашем чудесном заводе…»

Студенты, не скрывая любопытства, следили за ним. Веснин ощутил боль в скулах и опять, как при первой встрече с Мочаловым, не мог заставить себя произнести хотя бы слово. Он подошел к доске и молча стал стирать тряпкой невидимые невооруженному глазу следы мела.

Доведя доску до блеска, Веснин откашлялся, повернулся к аудитории и выдавил из себя:

— Мы должны рассмотреть основные конструкции ионных приборов.

Первая лекция

Веснин рисовал на доске схемы, выписывал формулы. Постепенно он ободрился и начал с интересом присматриваться к своим студентам. Кокетливая девушка на передней скамье слушала, щуря большие близорукие глаза. Когда Веснин писал на доске, она надевала круглые очки в красной оправе и смотрела на доску, потом сбрасывала очки, и они висели на одной оглобле за левым ухом до следующей формулы, когда очки вновь водружались на нос.

Это наблюдение развеселило Веснина. Он стал говорить громче, более бойко, иногда забывая о конспекте.

Староста группы записывал лекцию быстро-быстро, часто обмакивая перо в пузырек с чернилами, который он вынул из своего портфеля и поставил на стол. На задней парте красивый студент со жгучими усиками что-то списывал самопишущей ручкой из толстой книги в коротенький зеленый блокнот. Лекция его, видимо, не интересовала. Этот студент отвлек внимание Веснина, он сбился и замолчал. Несколько человек посмотрели на Веснина и потом обернулись в направлении его взгляда. Усатый студент поднял голову, увидел устремленные на себя взгляды и спрятал блокнот в карман.

Прошло еще несколько минут. Веснин читал ровно, гладко и видел, как угасало внимание слушателей. Студент на задней парте, очевидно, заскучал первым, история с его блокнотом несколько развлекла остальных, но ненадолго.

Веснин вспомнил, как во время испытаний на крейсере «Фурманов» орудия правого борта вдруг будто ослепли, повернули стволы мимо цели. Он почувствовал сейчас, что произошло нечто подобное, что он потерял управление. Прервав свои объяснения, он вытащил из портфеля образцы тиратронов, электроды, цоколи и стал рассказывать о своей первой в жизни командировке, о том, какое важное значение для работы тиратронов имеет такой, казалось бы, на первый взгляд несущественный, момент, как пайка штырьков накала. На лицах слушателей он увидел оживление, даже тот, на задней скамье, перестал пощипывать свои усики. Веснин ликовал. Он уже не боялся этих молодых людей, не завидовал им.

Рисуя на доске сложный график, Веснин вдруг широко улыбнулся. Он вспомнил слова Муравейского: «Поучать других — что может быть для честолюбца выше этого!»

Прозвенел звонок. Веснин пошел в профессорскую. Один за другим входили сюда другие преподаватели. Вбежал, словно прорвавшийся сквозь снежную бурю, весь осыпанный меловой пылью, профессор Рокотов. Преподаватель, с которым Веснин не был знаком, подошел к нему, пожал руку и подсел к столу, положив перед собой огромные деревянные циркули с цветными мелками.

Вдоль стен преподавательской стояли массивные мореного дуба шкафы с толстыми венецианскими стеклами в дверцах. На полках покоились сокрушительного объема тома в кожаных переплетах с золотым тиснением на корешках. Очень внушительно выглядели ряды годовых комплектов журнала Электричество, начиная с первого, 1880 года издания; за Электричеством стояли тома знаменитого ЖРФХО — Журнала Русского физико-химического общества. Над шкафами в дубовых полированных рамах висели портреты Яблочкова, Чиколева, Лодыгина с их собственноручными надписями. У стены напротив двери, между двумя окнами, на свежеотлакированном фанерном постаменте стоял покрытый бронзовой краской гипсовый бюст.