Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

– Да, ты прав, брат.

– Ну вот, хто-то должен выпить с гостями, а я не пью.

– Но, Данила, хоть мале́нькя, с гостями?

– Нет, Федя, я знаю своё здоровья.

– Да, жалко.

Ну вот подъехала «Жигули», вылазют три мужика и одна женчина, мужики старше меня, а женчина в мои года.

– Ну, давай будем знакомиться. Я самый и есть Данила, ето моя жена Марфа, а ето дружок Федя Скачкёв, он местный старовер. А вы хто, рассказывайте.

– Ну вот, я Шура, вот Боря, ето Федя, а ето Миша – все братьи, и я сестра.

– Вот и хорошо, пошли к нам, милости просим, на столе уже стоит.

Я уже предупредил Рассолова Александра Григорьевича, что у меня сегодня гости, и даже очень бли́зки. «Хорошо, я загляну».

Сяли за стол, я стал угощать, но предупредил, что я не пью. Шура насторожилась, не стала пить, Федя с Мишай толькя пиво, а Боря с другом Федяй разрешили на водку. Пошёл разный разговор, расспросы, но как-то оне ведут себя странно и неловко, сразу видать, что чужаются. Боря раза два хотел что-то начать насчёт религии, но у него не получилось, он понял, что я в духовным грамотный, и мене́ показалось странно, что он хотел сказать. Но он много не пил, Федя с Мишай также, а Шура – вообче не могу понять: по телефону была разговорна, а тут старается молчать. Я старался быть ласковея и хорошо угощал, но результату не было. Как оне походют на сестре Степанидиных детей, толькя те подростки, а ето пожилыя мужики…

Зашёл на минутку Александр Григорьевич:

– Ну, со встречай вас. Что, угощаетесь?

– Да наши гости что-то мало пьют.

– Да угощай хороше́нь!

– Александр Григорьевич, поди, ты с ними пропустишь рюмку?

– Давай, за компанию можно.

Боря с Федяй с нём выпили, Александр Григорьевич ушёл, но спросил:

– А Софоний как, уехал к девкам?

– Да.

– Ну хорошо, жени поскорея, хоть в тайге не будет скушно.

– Он сам знает, уже не маленькяй.

– Ну хорошо, угощайтесь, мне некогды.

– Ишо выпьешь?

– Нет, хватит.

Он ушёл, мы просидели до двух часов ночи, но беседа так и осталась непонятной. Ночевали, позавтракали и уехали.

– Марфа, что-то здесь не то.

– Да, я так же поняла.

Тут заходют к нам в гости из Субботина два мужика и женчина. Ого, ето Афонина Алексея дочь, она приехала из США уже как десять лет и вышла взамуж за здешного старовера, её звать Анисья, а его Фёдор. Ой как она довольна, что нас увидала, не может наговориться, а он сидит нервничат и зовёт её поскорея, но она усом не ведёт. Он несколькя раз выходил на улицу и каждый раз требовал её домой. Я убеждал: погостите. Алексей Афонин знакомый с восьмидесятых годах, он приезжал к нам с США в Аргентину, ето добрейший парень, и Анисья угодила в отца. Оне синьцзянсы, Рассолов ету историю мне рассказал. Когда оне свадьбу сыграли, он их пригласил к себе на работу, оне с удовольствием устроились у него в заповеднике. Она угодила конкретная и добрейшая женчина, но он непонятный и ленивый, а брат Яков молодес, хороший парень. Но у них дети подросли, и надо стало в школу, им пришлось выехать, но оне жалеют. А Коля добавил рассказ: когда оне жили в деревне, он её ре́вновал ко всем и избивал, однажды специально подослал своих друзьей к ней и пришёл и снова избил её. Её видать, что она живёт обиженна. Я его оценил: он ни рыба ни мясо, и она от нас ушла обиженна. После етого Марфа к ней заезжала в Субботино, и она очень благодарила.

Звонит Софоний:

– Тятя, мне нужны пять тысяч рублей отплатить машину, съездить в Солнечное, в Курагинский район, там девчонок много.

– Нет проблем, заезжай и возми.

Он заехал и взял.

– Когда приедешь?

– Сегодня ночью.

– Ну хорошо, завтра надо грузить баржу.

Ну вот, Софоний приехал в пять часов утра, а в восемь часов я его разбудил, стали возить груз на баржу. Мы очень торопились, работало два грузовика Рассолова и два Абрикосова. Но мне чу́дно над русскими: материться они молодсы, курить, пить тоже, дать совет – ой каки́ молодсы, будет двадцать человек – и двадцать советов, но помогчи нет ни одного. Трудно, чижало пришлось, но коя-как во вторник загрузили, с большим терпленьем: так и манило послать подальше, особенно когда подходют советники пьяныя. Во вторник вечером подъехал и Федя.

В среду утром отправились. Я наказал Георгию и Софонию, чтобы смотрели за всём, и мы отправились с Абрикосовым, Федя с нами. Мы через четыре часа были дома, Феде очень понравилось у нас.

– Ну, Никита, давай помоги Феде рыбки поймать. – Оне с Ларивоном наперебой стали помогать Феде.

Баржа шла сутки, но пришла благополучно, и мы за восемь часов разгрузили. Конечно, так чё и не разгружать, тут нас шестеро, а Рассолов дал нам два дня. Ларькя так и не отходил от жеребёнка:

– Ето мой, и всё.

А Никит:

– Ето мой.

– Никит, не стыдно, с кем ты связался?

Федя доволен: рыба хорошо ловится, он солит и коптит, через неделю увёз два мешка с Абрикосовым, довольненькяй.

7

Андриян рассказыват новость. Он поехал на лодке со своими детями на Кургол к Толику по каки́-то ключи. Толик был не в духах и Андрияна отматерил как мог, не постыдился и детей. Андриян заплакал пошёл и сказал: «Все вы, русски, идивоты!» Что ето такоя, что ему надо? Я задумался. И зачем он сказал Андрияну: «Всё равно вы жить здесь не будете, бородачи»? Я Рассолову Александру Григорьевичу рассказал, он мне ответил странно: «Но вы внимания не берите». А Коля рассказал: «Вы поселились на самым месте, где проходют браконьеры, а Толик участвует с ними». Да, понял, ведь он же говорил, что то место нехороше, – значит, отговаривал, чтобы не селились.

Ишо новость. Уже терялись егеря, Коля нам посоветовал: «Вы ничего не видали, и будете жить спокойно». – «Понял».

Мы стали просить у Рассолова Александра Григорьевича то место, где облюбовал Георгий под дом, он сказал: «Нонче не выйдет, а там видать будет». Что ето такоя? Пéрво – «выбирай где хошь», а чичас невозможно стало. Андрияну лог тоже отказал.

Андриян часто по праздникам ходил по горам, всё любовался и ликовал. Однажды нашёл красивыя рога от марала на семь консов, принёс домой и показал Рассолову. Он увидел:

– Ух ты, ето двадцать пять тысяч евров.

А Андриян и говорит:

– Ну вот, хоть копейкю сделаю.

И он ему с таким выражением сказал:

– Не имеешь права, – и ишо повторил: – не имеешь права!

Андриян виду не показал, но обиделся: значит, толькя вы хочете жить.

Перед тем как нам выезжать из Шушенского, выяснилось, что Неонилу нигде не принимают в больницу, так как не имеет РФ гражданство. Боже ты мой, вот ето новость! В Южной Америке у нас рождались дети в разных стран, и никаких проблем, а наоборот, привлекали, а здесь матушка-родина гонит: вы чужия, значит, иди под забор и, как сучкя или кошка, рождай. Я звоню Рассолову Александру Григорьевичу:

– Да что ето такоя! – и рассказываю ситуацию.

Он отвечает:

– Да, Данила, ето идивот, но не беспокойтесь, я разберусь. Директор больницы друг, мы всё наладим, можете ехать себе спокойно.

Полина тоже сказала:

– Не беспокойтесь, я за ней похожу, она мне как родная дочь.

Что делать? Марфа не может остаться: у самой малы дети, да ишо птица и скот добавился, у нас строительство, но мы все в заботе за Неонилу. Остаётся толькя Богу молиться. Андриян нервничат, переживает.

Тут всё скопилось, надо Рассолову навести порядок. Покос подошёл, и строить дом, а уже июль, а у нас ишо праздники, мы в них не работаем, но службу ведём и духовным делом занимаемся. Ето Абрикосова раздражало, и за ето нам были выговоры. Я ему отвечал:

– Мы не за етим ехали в тайгу, чтобы жить беззаконно, но, наоборот, Богу угодить.

Он был сам не свой и начал делать интриги: мне стал жалобиться на детей, а детя́м на меня. Я внимания не брал и детей убеждал и всегда говорил:

– Детки, прошу вас, большоя терпление, всё надо перетерпеть, и тогда будет хорошо.

Однажды Андриян сказал Абрикосову:

– А чем здесь жить?

Он ответил:

– Как чем? Много чем можно заняться. Вон веники берёзовы можете готовить, я их вам могу сдать по двадцать пять рублей, нонче орех много, вон золотой корень на горах, грибов много, можете рыбалкой заняться.

Я тоже убеждаю: всё будет хорошо. Но мне стало заметно: Георгий невесёлой, и все планы у него заглохли, мня ето волновало. Мы стали сено косить и междуде́лками веники готовить.

Тут приезжают к нам в гости Вася с Калуги с тётяй Шурой из Ужура – тятина младшая сестра, ей семьдесят лет. Но кака́ радость! Из тятиной семьи в живых осталась толькя она одна, но ишо шу́стра. «Ой как им здесь понравилось, Вася!» Готова и к нам переехать и тётя также. Вася стал заготавливать травы и рыбу домой, мы сено косили.

Приезжает Неонила, уже с дочерью, на восьмой день я её окрестил, назвали Евпраксияй. Неонила рассказывает: в больнице с ней обходились попе́рво как собаки, но увидели, что Неонила с ними ласкова, все изменились и стали за ней ходить как за родным дитём. Да, Неонила имеет дар от Бога – чистую любовь к народу, и купила их любовью, вот за чё мы её любим. Но ета дочь принесла ей слабость, и она долго не могла набрать силы. Вот чего не хватает российсам – любви истинной, ето всё скушал СССР, но даровать некому.