Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

Приезжает Абрикосов, Андриян предлагает шестьсот веников, он ему ответил:

– Мне оне не ну́жны.

До меня ето донеслось, думаю: ага, а что будет дальше? Но, думаю, на орехав деньги сделаем.

Косим сено, пошли заливныя дожди, все дивуются, такого уже много лет не бывало, речки поднялись. Мы стали строить дом, чу́дно: стали копать погреб, метра два вниз появляются кости маральи, но уже ветхи. Значит, здесь за много лет вся природа изменилась.

Андриян собрался на охоту, но винтовку надо просить у Коли, так как он егерь, и винтовка от Рассолова поручёна ему. Коля дал винтовку, знал, что она поручёна Андрияну тоже. Андриян ушёл утром рано с Софониям. Шёл дождь селый день. Мы с Георгиям в летней кухне строили печь и духовку с плитой, Вася тоже помогал, а тётя нас веселила, она очень чудачкя.

Вечером поздно приходют Андриян с Софониям усталыя, но с мясом, и Андриян рассказывает следующая:

– В сыру́ погоду зверь весь внизу. Мы шли и много видели козуль, но я не мог убить с первого выстрелу. Как так, не может быть, что-то тут не то. Сделал цель, выстрелил – ага, смазал. Стал рассматривать винтовку – вон в чём дело! Сразу увидел резку[412] – сшевелёна специально.

Он сразу догадался: ето Коля. Значит, завидует, потому что он не может убить. Андриян поправил резку и выстрелил в цель – чуть нимо, ишо чуть поправил – выстрелил точно, как в копейкю. Ну, пошли дальше. Смотрит, стоит марал-рогач. Андриян пополз к нему, полз боле часу, выбрал удобноя место, выстрелил – марал покатился книзу. Он бегом к нему, подбегает: ой, каки́ красивы панты! Но сломаны. Он их аккуратно срезал и повешал. Смотрит, идёт Софоний, спрашивает:

– Что, убил?

– Вот смотри.

– Ой, кака́ красота, а здоровой-то!

– Давай оснимываем шкуру, мясо развешаем и скоре́ пойдём, а то уже поздно.

Оне так и сделали.

– Тятя, утром рано все пошли, бык здоровой.

– Да, надо идти.

Утром пошли, ето было кило́метров восемь, Ларькя не отстал, а везде передо́м с Никитом. В однем месте возле ключика[413] смотрим: свежая кучкя сена лежит, подходим. А что ето такоя? Как из-под сена дикая свинья с поросятами выскочит и, как дождь, в чашу́[414]! Ларькя ликует:

– Маленьки поросяточки, давайте поймам!

– У, Ларивон, где ты их поймаешь!

Идём дальше, везде попадаются рябчики, тетерявы, Ларькя так и бежит за ними со своим шшенком-лайкяй. Ну вот, подходим к маралу. Да, ето бычина сверх двести килограмм, а рога каки́ красивы! Мы загрузились, хто сколь мог унести, и отправились домой. Приходилось останавливаться для передышки, но всего принесли домой. Коля спросил:

– Что, убил, Андриян?

– Видел, но смазал. – Так на етим и осталось.

8

Дожди продолжались, сено уже стало поздно косить, везде пошли грибы, мы их стали заготавливать. Вася с тётяй Шурой показали, каки́ сорта и на что гожи, мы сушили, солили и консервировали, нам оне очень понравились.

Вася сумел завоевать наши сердыца, а особенно Ванино: Ваня так и не отлучался от него, каждо утро рано спрашивал: «А где Уася?», и сразу бежит к нему. Вася курить бросил, бороду отпустил и стал походить на настояшего мужика, но, бедняга, мучился первых пятнадцать дней, его и рвало, кашлял без конса, но подпослед всё затихло, и он стал доволен и сказал: «Хватит курить ету заразу». Оне у нас прожили месяц, им неохота было уезжать, мы их оставляли, но у Васи компромисс[415] колхоз, а тётю Шуру Вася убедил: оставайся, но она решила поехать домой, а в октябре просит, чтобы я за ней съездил. Ну, так и решили. Мы их проводили, Ваня не хотел расставаться с Васяй, плакал, и Васе пришлось тоже сплакать. Ну, оне уехали.

А я давно замечаю, что Андриян и Георгий ходют выключенны, заметно, что планы все пропали, а толькя стараются нас обустроить. Думаю, что ето такоя? Однажды я взялся за ето и говорю Андрияну:

– Андриян, что вам не хватает? Всё у нас идёт красиво, живём дружно, молимся прекрасно, всё завезли, скоро дома построим.

– А что, я ничё, толькя Георгий не хочет оставаться жить.

– А что случилось?

– Тятя, что, не видишь? Всё обман. Что оне тебе сулили – а теперь всё отказ.

– А именно что?

– Тятя, ты не замечаешь. Оне с тобой ласковы, а над нами идивотничают. Про Рассолова ничего не скажу, но Абрикосов идивот и двуличной.

– Ты что, Андриян?

– Да ничто. А вот выслушай. Он нас в глаза катит «лентяи», а каки́ мы лентяи? Второ́: спроси у Ларисе, сколь оне ей заплатили за год, что убирала ихни дома? Нисколь, а обещали.

– Да, оне мне говорили, что плотют по десять тысяч в месяц.

– Врут, тятя. Оне Коле много обещали, заманили, а теперь как хошь. Насчёт веников обманул, орехи запрещают собирать, золотой корень также, уже запретил нам садиться в его катер.

– Да ты что?

– А вот слушай. У них план хитрый. Оне постарались всё нам завезти и угодили, и мы все денюшки вложили и теперь стаём сто процентов зависимы от них. И знаешь, сколь мене́ предлог зарплаты? Четыре тысячи рублей. Да мне их даром не надо! Ты сам помнишь, сколь я зарабатывал в Уругвае на рыбалке, а тут мы нужны на експлуатацию да туристам показываться как музеям. А са́мо худшая – видишь, сколь здесь конопли?

– Да, вижу.

– Ну вот, Рассолов сын Илья занимается наркотиками. Почему он раньше ни раз не приезжал, а именно толькя чичас? И всегда воняют коноплёй? А его друзья уже мне предлагали ету работу, что ето са́мо выгодно и плотют очень хорошо. Но сам знаешь, мы не убийцы, наша цель – сохранить добродетель.

– Да, Андриян, ты прав. А что молчите?

– Тятя, нам тебя жалко, твоё старание и твой труд очень ценный. Георгий даже переживает, он тебя очень сполюбил, он про тебя в Южной Америке слыхал толькя нехорошее, но чичас пожил с тобой, и получилось всё наоборот. Он говорит: «Я ишо не стречал таких честных людей, как тятенькя», и боится тебя обидеть. Но жить не хочет здесь.

– А ты как?

– Я думаю во всем тебе помогчи, вас хорошо обустроить, а сами вернёмся в Уругвай.

– Андриян, ты чушь не городи! Ты сам знаешь: ты уже нелегал, и в Уругвае тебе сладко не придётся, сам знаешь, ты там в тюрме сидел.

– Тятя, именно я из-за этого хочу вернуться и всю коррупсыю раскрыть и доказать, что я невинный.

– Дурак, пулю не ел – дак съешь.

– А вот увидишь, я ето исполню.

– Но Андриян, зачем было суда ехать с Белгорода?

– Тятя, а хто знал, что оне здесь в России таки́ алчны и завидушши?

– Да, ты прав.

– Тятя, тут три вещи опасны: ето наркоманы, браконьеры и тувинсы, – от всех жди смерть.

Боже ты мой, что делать? Я ходил сам не свой, бывало, часами просиживал на речушке, и Марфа часто захватывала мои слёзы.

– Что с тобой, Терентьевич?

– Марфа, что нам не хватает ишо, что бросать рай? Посмотри всё хороше́нь вокруг, скажи, что не хватает? – Смотрю, у ней слёзы на глазах. – Никитка с Ларькяй тоже не хочут оставаться, говорят, что всё равно уедут, когда вырастут, Алексей сразу чётко сказал, что «в Россию не поеду, в Уругвай или в Аргентину – да», толькя Софоний с нами да малыя детки. Чичас все разбредутся по разным страна́м, а мы за ето ответим перед Богом. Что делать – и сам не знаю, Андрияна с Георгиям не остановишь.

Кобыла угодила хоро́ша, жеребёнок смирёной и ласковый, коровы добрейши. Мне чу́дно над бычишком. Георгиява корова загуляла, она высо́ка, он не может никак достать. Андриян увидал, что не может достать, подвёл корову к ямке, бычишко с горки как прыгнул на корову, и так удачно у него получилось, что на спину упал без памяти, бедняжка. Сколь было смеху! Видать, перестарался, и сразу забыл корову, и она не стала больше ломиться.

Пчёлы угодили смирёны, но проблема: пока везли, было жарко и много мёду, оне задохли две намёртво, а где и матки померли. Мы им разработали матки и спасли шесть штук, ну и слава Богу. Гуси каки́ красивы, уже голос меняют, и индюшаты красивы, и племенныя куры очень смирёны, а козули приходют прямо к нам домой, и мы их не трогаем. Но как нонче много дожжей, водохранилище заполнили быстро и даже затопили наш огород. Мы успевали копали картошку, морковь, лук и так далее.

Прошли новости, что получилась авария на ГЭСе и много народу по-гибло.

Приезжает Абрикосов, я уже был напряжённой, стал ему говорить:

– Почему так поступаете? Ребяты недовольны.

Он вконес отпёрся, что етого не было. Я ему стал говорить:

– Ежлив ребяты не захочут здесь жить, то я первый отсуда выеду. Сами доложны понять: сколь нам надо под старость с женой? Мы бьёмся детей хорошо устроить, а нам и так хорошо будет.

Но нам стало понятно, что Абрикосов не сознаётся ни в чем. Мы подходим к дому, что строим, Абрикосов стал спрашивать у Андрияна:

– Андриян, в чём дело? Что вас не устраивает?

– Владимир Фёдорович, мы научёны не обличать и не корить, но мы здесь не останемся, нам здесь не нравится, и нас нихто не убедит.

– Но ты хороше́нь подумай, у вас всё уже есть, толькя жить да жить. Уедешь – отца обидишь, а ето некрасиво.