Мечтают ли андроиды об электроовцах - Филип Дик

“Назад в контору и за работу”, — решил мистер Тагоми. Он встал и поудобнее взял портфель. Обязанности зовут. Еще один, заполненный текущими будничными делами день”.

Тагоми еще раз прошел по дорожке и вышел на тротуар Керни-стрит.

— Кеб! — громко позвал он.

Тотчас же из уличного потока отделился педикеб. Водитель остановился у бордюра, на его худом лице блестел пот, грудь тяжело вздымалась.

— Да, сэр.

— Отвезите меня в “Ниппон Тайм Билдинг”, — велел мистер Тагоми.

Он поднялся на сиденье, а водитель принялся ловко лавировать среди других кебов и автомобилей.

До полудня оставалось совсем немного, когда мистер Тагоми добрался до “Ниппон Тайм Билдинг”. Еще в вестибюле первого этажа он велел дежурной связать его с мистером Рамсеем.

— Это Тагоми, — сказал он, услышав голос секретаря.

— Доброе утро, сэр. Это большая радость для всех нас. Мы не видели вас с утра, и я со страхом позвонил вам домой в десять часов. Но ваша жена сказала, что вы ушли.

— Там наверху весь беспорядок полностью устранен?

— Никаких следов.

— Абсолютно никаких?

— Даю вам честное слово, сэр.

Удовлетворившись, мистер Тагоми положил трубку и направился к лифту.

Уже наверху, войдя в свою контору, он позволил себе краем глаза бегло осмотреть обстановку. Действительно, как и утверждал мистер Рамсей, никаких следов не осталось. Ему стало легче. Никто бы не догадался о том, что здесь произошло, если бы сам не был свидетелем тех событий. Однако теперь даже синтетический ковер на полу стал свидетелем истории.

В конторе его встретил мистер Рамсей.

— Ваша смелость — вот тема всей сегодняшней “Таймс”, — начал он. — В статье описывается…

Однако, увидев выражение лица мистера Тагоми, мистер Рамсей внезапно умолк.

— Что можно сказать о текущих делах? — поинтересовался Тагоми. — Где генерал Тедеки, то есть бывший мистер Ятабе?

— Тайно возвращается в Токио на самолете, совершающем челночные рейсы с копченой селедкой.

— А что насчет мистера Бейнеса?

— Я не знаю. За время вашего отсутствия он появлялся на короткое мгновение, как-то даже украдкой, но ничего не объяснил.

Мистер Рамсей в нерешительности замолчал.

— Возможно, он вернулся в Германию.

— Для него было бы куда лучше отправиться на Родные Острова, — вымолвил мистер Тагоми.

Он обращался главным образом к самому себе. “Во всяком случае, — подумал он, — сейчас важнее всего генерал, а это уж вне пределов моего поля зрения. Никакого отношения он не имеет ни ко мне, ни к моей конторе: мною здесь воспользовались, но это, конечно, так и должно быть. Я служил им — как это называется? — прикрытием. Я — ширма, маскирующая действительность. За мною, спрятанная от чужих жадных глаз, кроется главная реальность. Странно. Иногда важно быть просто картонной ширмой, неотъемлемой частью создаваемой иллюзии. И по закону экономии, присущему природе, ничто не пропадает зря, даже то, что нереально. Сколько всего скрыто в процессе генезиса природы”.

Появилась взволнованная миссис Эфрикян.

— Мистер Тагоми, меня послали с телефонной станции.

— Успокойтесь, миссис, — попросил мистер Тагоми. “Ведь жизнь продолжается”, — уверовал он.

— Сэр, здесь германский консул. Он хочет с вами переговорить.

Она то и дело переводила взгляд с мистера Тагоми на мистера Рамсея. Лицо ее казалось неестественно бледным.

— Мне объяснили, что он бывал здесь и раньше, но им стало известно, что вы…

Мистер Тагоми знаком остановил ее.

— Мистер Рамсей, напомните, пожалуйста, фамилию консула.

— Фрейер Гуго Рейсс, сэр.

— Да, я теперь припоминаю.

“Что ж, — решил он. — Очевидно, мистер Чилдан в конце концов сделал мне одолжение, отклонив просьбу принять кольт”.

Взяв с собой портфель, он вышел из конторы и зашагал по коридору.

В коридоре стоял аскетически сложенный, хорошо одетый белый. Коротко подстриженные, выгоревшие соломенные волосы, блестящие черные кожаные туфли европейского производства, напряженная поза, в руках — изысканный портсигар слоновой кости. Несомненно, это был он.

— Герр Гуго Рейсс? — спросил мистер Тагоми.

Немец поклонился.

— Случилось так, — продолжал мистер Тагоми, — что в прошлом вы и я поддерживали свои отношения по почте, посредством телефона и тому подобного, но до сих пор мы ни разу не встречались лично.

— Это большая честь для меня, — заметил Гуго Рейсс.

Он сделал шаг навстречу.

— Даже несмотря на досадные недоразумения.

— Какие же, интересно? — осведомился мистер Тагоми.

Немец поднял бровь.

— Простите меня, — вздохнул мистер Тагоми. — Мне еще не совсем ясно, на какие недоразумения вы ссылаетесь. И как можно заключить заранее, объяснения ваши будут шиты белыми нитками.

— Ужасно, — проронил Гуго Рейсс.

Он покачал головой.

— Когда я впервые…

— Прежде, чем вы начнете свой молебен, позвольте высказаться и мне. Я лично застрелил двух ваших эсэсовцев!..

— Полицейское управление Сан-Франциско вызвало меня, — прервал Гуго Рейсс. — Он окутывал их обоих клубами противно пахнущего дыма от сигареты. — За несколько часов мне удалось побывать и в участке на Керни-стрит, и в морге, а затем меня ознакомили с показаниями ваших людей, данными ими следователю полиции. Это был кромешный ад с начала и до конца.

Мистер Тагоми не проронил ни слова.

— Однако, — продолжал герр Рейс, — утверждения о том, что эти головорезы каким-то образом связаны с Рейхом, оказались необоснованными. Мое собственное мнение заключается в том, что все это — акция каких-то безумцев. Я уверен, что вы действовали абсолютно правильно, мистер Тугоми.

— Тагоми.

— Вот вам моя рука, — сказал консул.

Он протянул руку.

— Давайте пожмем друг другу руки в знак джентльменского соглашения не вспоминать больше об этом. Особенно в эти критические времена, когда любое глупое измышление может воспламенить умы толпы во вред интересам обоих наших народов.

— И все же бремя вины лежит на моей душе, — признал мистер Тагоми. — Кровь, герр Рейсс, никогда нельзя смыть так легко, как чернила.

Консул, казалось, был в замешательстве.

— Я страстно жажду прощения, — продолжал мистер Тагоми, — хотя вы и не можете мне его дать, а возможно, и никто не может. Я собираюсь почитать дневник знаменитого богослова из Массачусетса, преподобного Мэсера. Мне сказали, что он пишет о виновности, об адском огне и тому подобное.