Царство. 1955–1957 - Александр Струев

Этой же новостью Маленков поделился с Булганиным.

— Вроде Катька с Фирюбиным шашни крутит? — вскинул брови председатель Совета министров. — При чем тут какой-то бывший?

— Поговаривают, что она его специально отравила, чтоб новую любовь не испортил, — высказал предположение Георгий Максимилианович. Он недолюбливал Фурцеву, которая в рот Хрущеву смотрела.

— Да не-е-е! Ерунда! — отмахнулся Николай Александрович. — Катька на такие подлости не способна!

— Не знаю, не знаю! — пожал плечами Маленков.

— Поговаривают, студент частенько ее кулаками гонял, — высказался Николай Александрович.

— И правильно, баб бить надо! — выдал Маленков.

— Ты-то, Егор, не очень свою Лерку буцаешь! — заулыбался председатель правительства.

— Женщины, Николай Александрович, это непредсказуемые организмы!

— Непредсказуемые, но очень милые! — отозвался маршал.

Маленков ехал домой в хорошем настроении, потихоньку он начал Булганина приручать.

— Где такое унижение видано?! Прийти в посольство, в полномочное представительство суверенного государства, и там тебя, как последнего шкодника, заставят отпечатки сдавать!

— Как преступника, Никита Сергеевич! Как будто в тюрьму сажают! — с негодованием кивал Аджубей. Он, как и уславливались, заехал к тестю на работу и первым делом рассказал, что в посольстве Соединенных Штатов всем открывающим визу для поездки в Америку, необходимо сдать отпечатки пальцев. — Ни стыда у них, ни совести!

— Похабный заход! А с граждан других стран отпечатки берут?

— Только с социалистических.

— До какой низости докатились! Не давать им отпечатков! — топнул ногой Хрущев. — Пусть в визе отказывают! Ни один советский человек больше в Америку не поедет! Не хотят по-человечьи жить, не надо!

Никита Сергеевич задохнулся от возмущения.

— Как с американцами о мире договариваться, когда они такое кощунство делают? Стыд и срам! Позвоню Громыке, скажу, чтобы немедленно писал ноту в посольство, чтобы требовал отменить поганое правило!

— Как будто советский человек второго сорта! — поддержал тестя Аджубей.

— Мы им устроим второго сорта! Картотеку по нам решили завести! Выкусят! — Первый Секретарь выставил под нос зятю фигу. — Ты не смей туда ходить, лучше вообще никуда не езжай, лучше дома сиди! Какая вопиющая дискредитация!

— Я в Америку не рвусь, — подобострастно заверил Алексей Иванович.

— И правильно! Еще издеваются! Где там Громыко?! — подняв трубку, злился Никита Сергеевич. — Теперь Андрей Андреевич у нас МИД возглавляет. Шепилова я на Секретаря ЦК вернул. У Громыко в МИДе лучше получится.

— Андрей Андреевич человек знающий, — поддакнул зять.

— Ну, где он?! — рявкнул в телефон Хрущев.

Министр иностранных дел был на переговорах с индусами. Из приемной сообщили, что сразу, как переговоры завершатся, он перезвонит.

— Ждем! — ответил Никита Сергеевич и, взглянув на благообразного зятя, оттаял: — Как там Лешенька?

— Растет! — расплылся в улыбке отец.

Младшего внучка дед боготворил.

— Меня, Никита Сергеевич, главным редактором «Комсомолки» выдвигают, — робко сказал Аджубей.

— Потянешь? — уставился на зятя Хрущев.

— Не подведу, — пообещал журналист.

— Главный редактор подобной газеты — это не просто командир, он уже политик!

— Я это хорошо понимаю.

— Старайся!

Слово «старайся» означало, что Никита Сергеевич не против выдвижения. Алексей Иванович благоговейно смотрел на тестя, без одобрения которого никому пути наверх не было, а комсомольский руководитель Шелепин с подобным вопросом идти к Хрущеву не осмеливался, не знал, как тот такую инициативу расценит.

Из приемной напомнили, что приема ожидает секретарь Ленинградского обкома Козлов.

— Фрол Романович! — оживился Никита Сергеевич. — Давайте его сюда! Мировой парень! — отрекомендовал ленинградца Хрущев.

Козлов долго и пышно докладывал об успехах области, настойчиво приглашал на открытие Ленинградского метрополитена.

— Метро, Никита Сергеевич, целиком ваше детище, ленинградцы хотят сказать вам спасибо! — убеждал он. Рассказал, что строительство атомохода-ледокола «Ленин» вышло на завершающую стадию, и скоро корабль-гигант должны спускать на воду, и что судостроители также ожидают у себя Первого Секретаря.

— Может, и вправду съездить к ним, Алеша?

— События большие, и метро, и атомный ледокол.

— Первый в мире атомный ледокол! — восторженно объявил Хрущев.

— Поехать надо, — скромно опустив глаза, осмелился предложить зять.

— Как редактору комсомольской газеты для тебя это будет подарок!

Фрол Романович сообщил, что Ленинградский горком собирается ходатайствовать за присвоение министру путей сообщения Бещеву звания Героя Социалистического Труда, в войну Бещев руководил Питерской железной дорогой, много сделал для блокадного города, его стараниями удвоенными темпами строилось метро.

— Не поймешь тебя, сначала сказал, что метро моя заслуга, а теперь — Бещева! — поддел ленинградца Первый Секретарь.

Козлов смутился.

— Шучу, шучу! — похлопал гостя по плечу Никита Сергеевич и пригласил всех отобедать.

Весь обед Никита Сергеевич последними словами чистил американцев, предложил и для них перед получением советской визы устроить сдачу отпечатков пальцев.

— Отменят они эту процедуру! — убеждал зять. — Ведь такая нелепость!

— Ваш авторитет на любого подействует! — заявил Козлов.

— Тебя, Леша, можно поздравить, теперь ты Геракл! — обнимал друга Женя Петров.

— Утвердили! — довольно отвечал Алексей Иванович. Никита Сергеевич позвонил Шелепину и сказал, чтобы с назначением зятя не затягивали.

С утра в редакции зачитали приказ о назначении Аджубея главным редактором «Комсомольской правды». Алексей Иванович уже месяц исполнял обязанности руководителя издания, с того момента, как прежний главред Горюнов перешел на работу в «Правду».

— Ты не знаешь, Никита Сергеевич в Питер поедет? — поинтересовался у друга Женя. — А то мой министр нервничает.

— Не в Питер, а в Ленинград! — с расстановкой поправил Алексей Иванович. — Смотри, при Никите Сергеевиче так не выскажись, сразу с работы вылетишь!

— Учту, старичок, учту!

— Приедем, — важно отозвался бывший одноклассник.

Женя Петров с восторгом хлопнул товарища по плечу:

— Ну, ты даешь!

Алексей Иванович самодовольно улыбался.

— Я тут тебе кое-что принес, — ударив себя по лбу, вспомнил Женя. — Чуть не позабыл, голова садовая!

Порывшись в портфеле, он извлек на свет зеленый стеклянный пузырек.

— На-ка!

— Это что еще?

— Лекарство от всех болезней — мумие. У тебя детки малые, может пригодиться.

Алексей Иванович повертел склянку в руках:

— Где взял?

— С Алтая. Родственник передал, он альпинист, год по скалам ползал.

— Себе-то такое богатство оставил?

— По-братски поделил.

— Спасибо, друг! В гости зайдешь? — Молодые люди стояли перед воротами резиденции Ленинские горы, 40.

— Неудобно, — мялся Женя.

— Рада обрадуется.

— Еще ляпну не то…

— Идем! Младшего покажу.

На работе по-человечески поговорить с товарищем не удалось — к главному редактору выстроилась бесконечная очередь, вот, по примеру тестя, он и пригласил старого приятеля прокатиться до дома в его служебной машине, а заодно и поговорить. Заправски толкнув калитку, Аджубей ступил на охраняемую территорию. Высокий прапорщик на входе покосился на Петрова.

— Со мной! — отчеканил Алексей Иванович.

Прапорщик козырнул.

— Здрасьте! — смутившись проговорил Женя.

Хрущевский зять твердым шагом направился к дому. В прихожей они столкнулись с Сергеем и Лелей. Леля заехала забрать Сережу в театр. Аджубей представил друга.

— Хочу пригласить вас завтра в ресторан, отметить мое назначение, — со значением проговорил он.

Сергей замялся, хотел уже сказать, что на завтра он приглашен на день рождения к университетскому профессору, куда не пойти не может — Радин муж ему мало нравился, но вмешалась Леля:

— Когда и где? — уточнила она.

— В пять, в гостинице «Москва».

— В пять — значит, в пять! — за Сережу решила девушка.

— И ты, Жень, приходи, — кивнул другу новоиспеченный главный редактор.

Леля, наконец, увезла своего воздыхателя на представление, Алексей Иванович показал Женьке малышей, Рада визиту обрадовалась, старинные друзья появлялись у них не часто, она напоила мужа и гостя чаем, угостила пирогами. Когда Женька Петров ушел, родители стали купать Лешку. Рос мальчик не по дням, а по часам: активный, смышленый, ко всему тянулся, заинтересованно ощупывал каждую новую вещь, ничего не боялся и постоянно улыбался. В отличие от старшего братика, купаться любил, никогда в воде не хныкал, а наоборот, радостно плескался и озорничал.