Царство. 1955–1957 - Александр Струев

— Правильно. Надо его еще из квартиры турнуть!

— Турнем.

Миронов заерзал на стуле.

— Никита Сергеевич, вы меня от Серова защитите!

— Чего он?

— Наезжает. Говорит, чего к Хрущеву бегаешь?

— Ревнует, значит?

— Не то слово!

— А Рясного не ревнует?

— Тот же пьет. Серов его всерьез не воспринимает, но как работника ценит. Людей со старанием сейчас мало, а кадры, как вы знаете, решают все, — закончил Миронов.

— Не кадры, а я все решаю! — раздраженно сказал Хрущев.

— Конечно, вы, товарищ Первый Секретарь!

Николай Александрович Булганин любовно раскладывал перед собой почтовые марки, выстраивая их правильными рядами. Те марки, где рисунок размещался горизонтально, ставились в один ряд, те, что главной имели вертикаль, — заполняли другой. И хотя, по правилам, марки полагалось размещать по нарастанию номинала, Николай Александрович этим правилом пренебрегал:

— Когда альбом открываешь, главное, чтоб страница красиво смотрелась! — излагал он.

Собирание марок произошло случайно, кто-то рассказал, что президент США Рузвельт был заядлый филателист и что на встрече глав государств-союзников в Тегеране, когда тройка решала судьбу фашистской Германии, для позитивного настроя к СССР Рузвельту преподнесли редчайшую советскую марку. Президент США сиял от удовольствия. Этот факт полностью подтвердил дипломат Громыко.

— А что в этой марке особенного? — поинтересовался Булганин.

Выяснилось, что в 1935 году была выпущена специальная серия, посвященная спасению челюскинцев, одна из марок серии была с изображением летчика-героя Сигизмунда Леваневского, позже на ней была сделана надпечатка: «Перелет Москва — Сан-Франциско через Северный полюс», только летчик Леваневский до Сан-Франциско не долетел. Совершая рискованный перелет, он, вероятно, сбился с маршрута и разбился, а марки с надпечаткой уже поступили в продажу и разошлись одиннадцатитысячным тиражом, отчего получила у коллекционеров впечатляющую оценку.

— Значит, марки имеют ценность?

— Разумеется! — подтвердил Громыко. — Некоторые дорожают почище золота.

— Я на дорогие марки вряд ли скоплю, расходов у меня много! — вздохнул Николай Александрович, но марки собирать начал.

Раскладывание и разглядывание их совершенно успокаивало нервы; испортит кто-нибудь настроение, приедет предсовмина домой и сразу садится за марки. Возни с ними была уйма! Чтобы поместить марку в альбом, нужно было наклеить на ее заднюю сторону небольшую бумажку, которая, впоследствии, цеплялась за альбомный лист. Но расклеить марки в альбом было делом техники, сложнее всего было красиво расположить их на листе, выставляя серию за серией так, чтобы, когда возникали они перед глазами — дух захватывало!

Сопя от удовольствия, премьер больше часа двигал взад-вперед бумажные квадратики. Превосходную подборку он привез из Англии, огромный альбом передали китайцы, и индусы, как едут в Москву, обязательно запасаются марками.

— Пусть побольше стареньких прихватят! — указывал протокольщику Николай Александрович. — Ты им намекни деликатно.

Скоро и без намеков приезжающие в СССР делегации запасались почтовыми марками, которые торжественно вручались председателю Советского правительства.

— Наконец расставил! — с облегчением вздохнул Николай Александрович и осторожно, чтобы не перепутать выстроенные в ряды марочки, отодвигал альбом на край стола: придет с учебы дочь и старательно приклеит марки на плотные страницы кляссера.

Особо нравились Николаю Александровичу марки с изображением женщин, для таких он выделил отдельный альбом и именовал его «коллекция», особый раздел в этом альбоме занимали марки с обнаженными красавицами, любовно названными «лягушата». Другие альбомы были заполнены животными и растениями, флору и фауну филателист также не оставил без внимания. Был еще толстый кляссер с пароходами, самолетами и поездами и значительная подборка отечественных марок. Марки, которыми Николай Александрович занимался в этот вечер, приехали из Белграда, привез их посол в Югославии Фирюбин.

Как много девушек хороших,Как много ласковых имен!Но лишь одно из них тревожит,Унося покой и сон,Когда влюблен! —

расхаживая вокруг письменного стола и любуясь своей работой, напевал удовлетворенный коллекционер.

— Что, Лерочка, теперь будет? — причитал Маленков. — Сегодня министерства сокращаем, а завтра Хрущ за нас возьмется. Круглова в Киров заткнул, заместителем председателя Совнархоза. Из-за дочери его гробит, что его сыну отказала. Это ж феодализм! — возмущался Георгий Максимилианович.

— Сами разбаловали!

— Сколько раз его перед Сталиным выгораживал, а он?!

— Хватит мямлить! — отрезала Валерия Алексеевна. — Хрущева надо снимать, а вы все вздыхаете, хнычете! Нечего сказать — мужики!

— После визита Чжоу Эньлая Булганин из себя вышел, — рассказывал Маленков. — На переговорах председателю Совета министров слова вымолвить не дал, обрывал, цыкал! Куда такое годится?

— К себе Булганина подбери, разъясни, что сожрет его Хрущ.

— Я никогда Никите плохого не желал. Помнишь, как он к нам в гости приезжал? Тебе цветы приносил, детям игрушки всякие, такой разлюбезный.

— Клоун! — зло выговорила Валерия Алексеевна.

— Что ему не хватает — почет, уважение, все есть!

— Ничего ты не понимаешь! — грозно скривилась супруга. — Ему никто не нужен, одна мечта — Кремль. Царек хренов!

— Хруща уже никто выносить не может. Всех допек!

— А вы — цуцики!

— Пытаемся ему объяснить.

— Чихал он на ваши объяснения!

— Не угадали мы с Никитой! — причитал Георгий Максимилианович.

— С собой вы не угадали, быстрей думайте!

— Пора, пора!

— Только не дрейфьте, а то, как бы сами на улице не оказались!

— Теперь не окажемся, Булганин, кажется, в Хрущеве разочаровался.

— И Нинка двуличная. Ходит, как ни в чем не бывало, с улыбочкой ехидной здоровается, вот уж — лучшая подруга! Спит и видит, как своего хорька на престол посадить. Я бы эту хрущевскую семейку за сто первый километр!

— И зятек на «Победе», как князек, раскатывает. Манию величая возымел. Попробуй без него что-нибудь в печать дай! Без Аджубея новость не новость! — горестно сообщил Георгий Максимилианович.

— А вы все молчите, все осторожничаете!

— Зря жалел Хрущева! Думал на него в трудный момент рассчитывать можно.

— Рассчитывать! Держи карман шире!

— Когда-нибудь, говорил Хрущев, мы с тобой все по местам расставим!

— Он и расставит, а вы сопли жевать останетесь!

— Чую неладное! — поежился Маленков.

— А ты дачу рядом строил, дружить хотел! — неприятно выговорила Валерия Алексеевна.

За окном разыгралась вьюга, закружила, заплясала. Георгий Максимилианович решил пройтись перед сном. Вышел на улицу, но через двадцать шагов повернул назад.

— Ну, метет, аж глаза зажмурил! — пожаловался он жене. — Раньше на лыжах ходил, а теперь сижу, нос на улицу высунуть боюсь.

— За Никитой ты прям летал! — недовольно отозвалась супруга. — Долетался! Соберись, Егор, с мыслями!

Нюра теперь раскатывала по Москве в автомобиле, к цековскому буфету, а значит, лично к ней прикрепили машину. Частенько буфетчица наведывалась в горком, вот и сегодня заехала повидать подругу. Московский горком партии гудел, как растревоженный улей, из уст в уста передавалась потрясающая новость: Валерий Кротов отравился!

— Слыхала? — подтолкнула буфетчицу подруга.

— Чего?

— Фурцевский хахаль отравился.

— Да ну?!

— Да. Выпил какую-то гадость.

— Говорили, он ее духи пьет! — припомнила Нюра.

— То духи, а теперь он яд принял! — выдала подавальщица.

— Вот тебе на! Чего он, умер?

— Врачи вовремя подоспели, спасли.

— А Екатерина Алексеевна что?

— Она его больше к себе не допускает. Он ей рога наставлял, — обстоятельно разъяснила Лида.

— Кобель проклятый! Жалко, что не издох! Вот люди, любовь не ценят! — причитала буфетчица. — Про Кротова шоферня столько гадостей говорила, а ведь кто он был? Никто. Катерина Алексеевна его подобрала, полюбила. Она такая видная, благородная, умница! Где в Москве такую вторую сыщешь? Люби, чего еще надо? Так нет, растоптал любовь, ходил и на девок пялился!

— Не пялился, а лез!

— Аспид! То одну, то другую ему подавай! — негодовала женщина.

— Мужикам верить нельзя! Ты, Нюр, им не верь, сплошное притворство!

— Я, Лид, им никогда не верила.

Этой же новостью Маленков поделился с Булганиным.