Буря Жнеца - Стивен Эриксон

– В пределах видимости тут единственное сухое место, – обеспокоился кулак Кенеб. – Может ли кто из магов изгнать призраков? Нет? Дыханье Худа! Клюв, на что они способны?

– Они вгрызутся в наши мозги и заставят творить ужасные вещи, чтобы мы поубивали друг друга. Такова суть Справедливых Войн: они никогда не заканчивались и никогда не закончатся, потому что Справедливость – слабый бог под слишком многими именами. Лиосан звали его Серканосом, а Ассейлы – Рюнтаном. На каком бы языке не изъяснялся бог, последователи его не понимали. Язык – загадка. Вот отчего он не имел силы, ведь поклонники веровали в неправильные вещи – одни их придумывали, другие не соглашались. Вот отчего войны никогда не заканчиваются. – Клюв помолчал, оглядывая замкнутые лица. Пожал плечами. – Я не знаю. Может, смогу поговорить. Призвать одного. С ним и поговорить.

– Думаю, не надо, – сказал кулак. – Вставайте, солдаты. Уходим.

Никто не вздумал возражать.

Фаредан Сорт подтащила Клюва к себе. – Мы оставим их сейчас. Как думаешь, в каком направлении нам идти, чтобы поскорее покинуть призраков?

Клюв показал на север.

– Далеко?

– Тысяча шагов. Там будет край старого Омтозе Феллака.

Капитан посмотрела на Кенеба и его взводы. Они спустились с островка, пошлепали по воде от в направлении от побережья, то есть на восток. – А им сколько отходить?

– Может, три тысячи шагов. Если не войдут в реку.

Она хмыкнула: – Ну, лишние две тысячи шагов их не убьют. Ладно, Клюв. На север так на север. Веди.

– Слушаюсь, капитан. Мы можем идти по старой насыпи.

Тут она засмеялась. Клюв не понял, почему.

Во время войны, при осадах, за миг до приступа, можно услышать особенный звук. Скопища онагров, баллист и катапульт единым залпом выпускают снаряды. Тяжелые камни ударяются о прочные стены, здания и укрепления издают хоровой вопль крошащегося кирпича и камня, звенит лопающаяся черепица, стонут оседающие стропила крыш. Кажется, вздрагивает сам воздух, как будто пытаясь убежать от насилия.

Сержант Корд встал на мысе, склонившись под яростными ударами ледяного ветра; он вспоминал именно этот звук, когда смотрел на кишащие в проливе ледяные горы. Громадные глыбы – словно стены рушащегося города – нависали над тем, что звалось Фентской Косой, раскалывались – миг тишины, и громовые волны от разрывов льда проносились над беспорядком волн морских, ударяясь о крепость. Клубящиеся серебристые облака, фонтаны пенистой воды…

– Горная гряда в предсмертных корчах, – пробормотал стоящий рядом Эброн.

– Боевые машины, крушащие стены города, – возразил Корд.

– Замороженный шторм, – сказал сзади Хром.

– Вы все ошибаетесь, – заскрипел зубами Хрясь. – Это похоже на то, как большие куски льда… падают.

– Да, ты… просто потрясающий, Хрясь, – отозвался капрал Шип. – Худом проклятый поэт. Не могу поверить, что Волонтеры Мотта решились прогнать тебя. Нет, правда, Хрясь! Не могу поверить.

– Ну, не то чтобы они могли что-то решать, – сказал высокий узловатый сапер, яростно потирая обе щеки. – То есть, я ушел, когда никто не видел. Открыл кандалы рыбьей косточкой. Вы не можете арестовывать верховного маршала, ни по какому. Я так им и говорил. Не можете. Не позволено это.

Корд поглядел на капрала: – Не лучше ли поговорить о твоей сестрице? Что, если она устанет все это держать? Мы не знаем. Наоборот не знает даже, как ей удалось в первый раз. Он не в помощь.

– У меня нет ответов, сержант. Она и со мной не разговаривает. Сам не понимаю – она не выглядит усталой, хотя с тех пор не спала. Я Синн почти не узнаю. С самого И’Гатана.

Корд обдумал сказанное и кивнул: – Я отошлю Наоборота. Адъюнкт, должно быть, сейчас высаживается у Форта.

– Точно, – сказал Эброн, потянув себя за нос. Наверное, пытался выяснить, не отморожен ли. Взводный маг, как и Наоборот, не имел понятия, каким образом Синн удается отгонять ледяные горы. Сильный торчок его самоуверенности. Это было видно. – Гавань закрыта, негодяй, что там правит, сидит под замком. Все по плану.

Хром буркнул: – Хорошо, что ты не суеверен, Эброн. Лично я хотел бы соскочить с этой хребтины прежде, чем упаду и опять сломаю колено.

Шип захохотал: – Именно это ты и должен сделать, Хром!

– Спасибо, капрал. Я реально благодарен за заботу.

– Забота. Правильное слово. Я поставил пять империалов на то, что ты оправдаешь кличку еще до конца месяца.

– Ублюдок.

– Шип, – сказал Корд (в это время Хром торопливо отбежал от обрыва, что заставило всех улыбнуться), – где Синн сейчас?

– На том старом маяке.

– Ясно. Пойдемте в укрытие. Дождь на лету в снег превращается.

– Точно, – с внезапным гневом сказал Эброн. – Она не просто сдерживает лед, сержант – она его убивает. Вода прибывает, и прибывает быстро.

– Я думал, он так и так помрет.

– Да, сержант. Но она ускоряет процесс. Не просто разрывает Омтозе Феллак, как гнилые прутья в корзине – нет, она плетет что-то другое.

Корд вытаращился на мага: – Не одна Синн у нас онемела. Что ты имел в виду под «другим»?

– Не знаю я! Худовы яйца! Не знаю!

– Там никаких корзин, – вмешался Хрясь. – Я никаких не вижу. Болотные свинки, Эброн! У тебя глаз так глаз! Даже когда я щурюсь, не вижу никаких…

– Хватит, сапер, – оборвал его Корд. Он еще раз посмотрел на Эброна – и отвернулся. – Идемте, у меня между ног ледышка, и это еще самое теплое место.

Они направились вниз, к хижине рыбака, которую сделали своей «базой».

– Вам нужно избавиться от нее, сержант, – заявил Хрясь.

– От кого?

– От ледышки между ног. Хотя бы руками согревайте.

– Спасибо, Хрясь. Я еще не настолько отчаялся.

Это была уютная жизнь. Если хорошенько подумать. Да, Малаз трудно назвать жемчужиной Империи, но там хотя бы нельзя было попасть в шторм и утонуть. Да и на компанию нельзя было пожаловаться. У Щупа собиралось достаточно дураков, чтобы Вифал чувствовал себя как дома.

Бравый Зуб. Темп. Банашар… ну, хотя бы Банашар здесь. Единственное знакомое лицо, кроме троицы нахтов и, разумеется, женушки. Разумеется. Ее. Хотя Старший Бог приказал ждать, кузнецу – мекросу хотелось бы, чтобы ожидание продлилось вечность. «Проклятие всем богам с их постоянными ссорами. Они привыкли использовать нас как заблагорассудится».

Даже после года, проведенного на одном корабле с Адъюнктом, Вифал не мог бы сказать, что хорошо узнал ее. Верно, у нее был довольно длительный период печали – как говорили, она потеряла в Малазе любовницу – так что Адъюнкт казалась скорее мертвой, чем живой.

Если сейчас она пришла в себя… что же, «я» у нее довольно скромное.

Богам все равно. Они решили попользоваться ей, как попользовались им. Он мог разглядеть отсвет понимания в ее невыразительном взоре. Если она решила противостоять богам – она оказалась в одиночестве.

«У меня никогда не хватало смелости. Даже думать не решался. Может быть, для того, чтобы сделать задуманное, ей приходится стать меньше чем человеком? Больше чем человеком? Возможно, она решила стать меньше, чтобы потом стать больше». Многим кажется, что она окружена союзниками. Такими, как сам Вифал, как Банашар, Сендалат, Синн и Кенеб. Но он знает лучше. «Мы все следим. Ждем. Гадаем.

Мы не решились.

Именно этого ты хотел, Маэл? Доставить меня к ней? Да, именно ее я ожидал.

Что неумолимо приводит к самому трудному вопросу. Почему именно я?»

Да, он мог бы рассказать ей о мече. Своем мече. Орудии, которое он сковал, в которое вдохнул жизнь по воле Увечного Бога. Но так ли важно орудие?

Адъюнкт не была смущена. Она выбрала войну, непонятную даже собственным солдатам. Ее цель – сокрушить империю. Императора, держащего в руках тот меч. Императора, сведенного с ума собственной силой. Еще одно орудие богов.

Трудно примириться со всем этим. Трудно верить в смелые решения Адъюнкта. Морская пехота выброшена на берега Летера – не одной могучей массой, но разрозненными отрядами, скрытно, в ночи. Затем транспорты были сожжены. Словно в насмешку над всякой логикой.

Объявление, которого не могли не заметить. «Мы здесь. Найдите нас, если осмелитесь. И будьте уверены – скоро мы сами вас найдем».

А большая часть другого легиона осталась на бортах кораблей. Одна Адъюнкт знает, куда подевались хундрилы. И большая часть сил Напасти.

– Что это? Ты растекся мыслью, муженек?

Вифал неохотно поднял голову, поглядел на сидящую у противоположной стенки каюты женщину с кожей цвета оникса. – Я человек глубокомысленный, – заявил он.

– Ты ленивая жаба, пойманная в яму одержимости самим собою.

– Тоже верно.

– Скоро мы сходим на берег. Я думала, ты окажешься у борта первым. Всё твое бормотание и хныканье… Видит Мать Тьма, я никогда не поверила бы, что мекрос может так жестоко ненавидеть море.