Великий лес - Борис Саченко

— Вот тебе! Вот так! Вот так!

На глаза Евхима опустилась ночь, больше он ничего уже не видел и не слышал, не знал даже, где он и что с ним делают. Память сохранила только, как его куда-то не то тащили, не то несли, да в ушах словно засели неизвестно кем произнесенные, непонятные слова:

— Куда его?

— В холодную!

— Думаешь, очухается?

— Полешуки живучие.

Его снова куда-то тащили, несли, потом бросили, швырнули на что-то твердое, как камень. Стукнула дверь, послышался скрежет не то засовов, не то ключей, и все дальнейшее поглотили тьма, неизвестность…

XVI

Взвод, которым командовал Алексей Заспицкий, отступал от самой границы. Отступал с боями и потерями. Потерь могло быть куда больше, будь командир не так опытен и осмотрителен, не жалей каждого бойца, как родного брата. «Погибнуть мы всегда успеем, это не так и трудно. А попробуй-ка и воевать, и живым остаться. Это потруднее», — любил он говорить красноармейцам, когда ставил задачу. И бойцы понимали командира-на риск шли, но зря не лезли под вражеские пули. И не бросались наутек, когда выпадало встретиться с врагом, стояли на своих рубежах, держали оборону до последнего. Командование знало: там, где обороняется взвод Алексея Заспицкого, враг не пройдет, не прорвется. Алексей Заспицкий был не робок и в другом — не ждал, когда пришлют пополнение поредевшему взводу, — пополнялся сам, сам набирал себе бойцов. Разумеется, делать это запрещалось. Но была война, Красная Армия отступала, каждый боец был на счету в части, где служил Алексей Заспицкий. Да и сдерживать врага нужно было, защищать каждую пядь советской земли. И на «партизанщину» Алексея Заспицкого высшее командование смотрело сквозь пальцы. «Пускай, было бы только кому воевать». Сам Алексей Заспицкий не был кадровым командиром, в армию попал накануне освободительного похода в Западную Белоруссию и Западную Украину. До этого учился в Школе, работал на заводе. Отец его, потомственный рабочий, хотел, чтобы и сын пошел по его стопам. «Милое дело — быть рабочим, — говорил он не раз сыну. — Сделал свое — и ты вольная птаха. А теперь, когда нет царя и капиталистов, рабочему человеку всюду почет и слава. Работай да живи». Однако, попав в армию, Алексей Заспицкий понял: чтобы спокойно жилось и работалось советским людям, надо кому-то не спать ночей, бдительно стоять на страже советской границы, Потому что врагам просто неймется, свет не мил, не могут они смириться с тем, что в Стране Советов взяли верх рабочие и крестьяне. И они куют оружие, разные военные союзы и блоки сколачивают, готовятся напасть на Советский Союз. Чтобы поломать их планы, Стране Советов нужно иметь сильную армию, армию, которая обеспечила бы мирный созидательный труд советских людей. И он, Алексей Заспицкий, осознав это, уже не помышлял о скором возвращении в Гудов, на завод, — целиком отдался изучению военного дела. Окончил школу красных командиров, получил назначение на западную границу. И там, на границе, своими глазами увидел, на что способен враг. Не было такого дня, такой ночи, чтобы враг не устраивал какой-нибудь провокации. То кто-то перейдет границу, то раздастся выстрел с той, вражеской стороны. А то немцы затеяли вывезти трупы своих солдат и офицеров, погибших в стычках осенью 39-го года. Целыми днями разъезжали в закрытых машинах, будто бы могилы искали. А между тем… Надо было следить, чтобы кого-то из своих на нашей земле не оставили, не подкинули диверсантов и шпионов. Здесь, на границе, проморгаешь — сколько вреда там, в глубоком тылу, натворят. Спать почти не ложился — все время на ногах. С одним управишься, другое уже поджидает, торопит. А враг не дремлет, только тем и занят, кажется, чтобы щелочку какую найти, пролезть или провокацию, диверсию устроить. Даже тишине на границе не верь, часто она бывает обманчивой. И все так надо делать, чтобы не ошибиться» Потому что за каждую ошибку пограничник расплачивается, как и минер, — жизнью.

Напряжение на границе росло и росло, пока наконец не прорвалось войной. Он, Алексей Заспицкий, в ту июньскую ночь с субботы на воскресенье нес службу по охране государственной границы СССР и, наверное, одним из первых заметил, как в зыбких рассветных сумерках, припадая к земле, с автоматами наизготовку воровски крались все ближе и ближе к границе фашистские солдаты. Поняв интуицией, что происходит нечто необычное, попытался связаться со своим командованием. Но не смог — телефонный кабель, как выяснилось, был перерезан. Послал на заставу одного из бойцов. Мысль — что делать, если фашисты вдруг полезут через границу? — не давала покоя. С одной стороны, их конечно же надо задержать, не пропустить. С другой — не поддаться на провокацию. Ибо тогда враг воспользуется ошибкой, фашисты поднимут, как не раз бывало, вой, обвинят… В чем только не обвинят Страну Советов! От возмущения Алексей Заспицкий весь дрожал, мы, как записано в договоре, сохраняем полное спокойствие, не предпринимаем ничего вопреки пакту, а они, фашисты, снова нагло что-то готовят…

Когда на советскую землю полетели первые снаряды и пули, Алексей Заспицкий, не дожидаясь указаний высшего командования, отдал взводу приказ — приготовиться к бою. И как только фашистские солдаты ринулись к границе, ступили на советскую землю, их встретил дружный залп пограничников. Немцы залегли — завязался бой. Неравный бой, ибо немцев было в несколько раз больше. Но тут к пограничникам подоспела подмога. Немцы, отстреливаясь, отошли. Вторую атаку они начали примерно через полчаса, но снова вынуждены были отступить — прорваться с ходу им не удалось.

Между тем совсем рассвело, взошло солнце. С заставы прибежал посыльный, сообщил: немцы прорвались и слева, и справа, где были дороги, и продолжают наступать при поддержке танков и артиллерии. Есть предположение, что это не просто провокация, а война. Чтобы взвод не оказался в окружении, командование приказывало — отступать, идти на подмогу тем, кто был еще в более тяжком положении. Да и огонь пограничников уже редел — были на исходе патроны.

Уложив на носилки раненых — их было четверо, взвод отступил. Шли, крались лесом, чтобы не напороться на немцев.

Только на третьи сутки удалось догнать своих. После небольшой передышки взвод снова вступил в бой. На этот раз на дороге, по которой двигались немецкие танки… И уже редко выпадали дни, когда бы не приходилось вступать в бой. Из тех пограничников, с которыми вместе служил Алексей Заспицкий, осталось всего несколько человек. Остальные были убиты или ранены. Тем не менее сам Алексей не терял ни оптимизма, ни веры в победу. Знал — наступление немцев когда-нибудь выдохнется, хотя и не мог, никак не мор объяснить ни себе, ни другим, почему враг все же прорвался, почему наши войска не задержали его еще там, на границе. Кажется же, и сил у нас было немало, и техника дай бог, а вот что выходит… Не сдержали врага, отступаем…

Чувствуя себя в ответе за происходящее, он стремился все время поддерживать во взводе повышенную боевую готовность. Чуть выпадала свободная минута — беседовал с красноармейцами, учил их воевать. И конечно же заботился с пополнении. По дороге без проволочек зачислял в свой взвод тех, кто отбился, отстал от частей, кто пробивался из окружения. Зачислял иногда даже таких, как Пилип Дорошка. Чем раньше вступят люди в борьбу с врагом и чем больше будет этих людей, тем скорее враг будет остановлен, а то и побежит под нашим напором, — таково было твердое убеждение красного командира Алексея Заспицкого. С Пилипом Дорошкой он повозился больше, чем с кем-нибудь. Во-первых, тот был совсем не обучен, ничего не умел: ни стрелять, ни даже обратиться как положено к командиру, отдать честь. Во-вторых, Пилип Дорошка был земляком. И, обучая его военному делу, Алексей нет-нет да и переходил к расспросам: что там, на родине, в родном поселке, где остались его и отец, и мать, и единственная сестра — Виктория, Вика, которую он, Алексей, очень любил и которой все время, куда ни забрасывала его судьба, писал, посылал разные подарки. Пилип Дорошка немногое знал о жизни Гудова, потому что бывал там редко. Но и то, что он знал и рассказывал, согревало душу, наводило на размышления. Иногда легкие, приятные, а иногда и тревожные. Вспоминалось детство, друзья, лес, окружавший со всех сторон рабочий поселок… В тот лес он бегал когда-то и по ягоды, и по грибы, и по орехи…

«А теперь немцы придут туда? Что они сделают с мамой, отцом, сестрой? — Встревоженно думал Алексей Заспицкий. — И главное, ничем не поможешь. Можно было помочь только одним — не допустить врага сюда, задержать его еще там, на границе. Мама, отец, сестра, конечно, надеялись на меня, на таких, как я. А мы… Не задержали врага, отступаем…»

В том, что случилось, он видел и свою немалую вину. Иной раз, встречаясь с мирными людьми, особенно стариками, детьми, головы не мог поднять от стыда, посмотреть им в глаза.