Эдера 2 - Операй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не надо было прикладывать умение анализировать ситуации, коем всегда славился Шлегельяни, чтобы понять: ничем хорошим для Отторино это не закончится.
А в том, что Отторино будет упорно добиваться своего, Шлегельяни был абсолютно уверен: во-первых, он прекрасно знал на редкость упрямый характер своего товарища, а во-вторых — ведь полторы недели назад он ездил в Рим, в его дом на Авентинском холме неспроста, ему надо было узнать максимум информации об Андреа Давила, этом «скромном архитекторе», муже Эдеры...
Адриано, одетый в отличный серый костюм консервативного покроя, похожий, скорей, на профессора столичного университета перед вручением международной премии за научные достижения, чем на бывшего шефа спецслужб, «самого страшного и осведомленного человека современной Италии», как несколько лет назад охарактеризовала его одна туринская газета, сидя с Отторино в небольшом ресторанчике, рассказывал о последних римских новостях.
Отторино, терпеливо выслушав его, произнес:
— Прости, но я приехал к тебе вовсе не для того, чтобы выслушивать политические сплетни...
Адриано тонко улыбнулся.
— Я понимаю...
— А для чего же тогда ты рассказываешь мне все это, если понимаешь?
— Можешь считать, что таким образом я испытываю твое терпение. — Но для чего?
— Я ведь понимаю, что в Рим ты приехал не просто так... — Шлегельяни вздохнул. — Ты никогда не приезжаешь просто так — посидеть, походить по городу, пообщаться за стаканом кианти.
— Но ведь ты не любишь Рима.
— Ты также не любишь больших городов, — в тон ему ответствовал Адриано, — но это не значит, что иногда у тебя не бывает желания сюда приехать.
— Просто так?
Мягко улыбнувшись, Шлегельяни ответствовал:
— Дело в том, что просто так ты ко мне никогда не приезжаешь...
— И ты хочешь сказать, что догадываешься о цели моего визита?
Уверенно кивнув, Адриано произнес:
— Разумеется.
— Ну, и...
Откинувшись на спинку стула, бывший шеф спецслужб произнес:
— А я думал, что ты первым начнешь разговор...
Делать было нечего — и Отторино подробно изложил ему то, что произошло с Андреа, не упустив при этом из виду ни своей роли, ни своих планов, ни того, что теперь он, Отторино, будет стоять на своем до конца — чего бы ему это не стоило, пусть даже синьор Андреа Давила сгниет в палермской тюрьме под чужим именем.
Лицо Шлегельяни помрачнело.
— Нехорошо ты поступаешь, Отторино, — произнес он после довольно-таки продолжительной паузы.
Тот поморщился — будто бы в его стакане было не вино, а терпкий лимонный сок.
— Ты не первый, кто говорит мне об этом.
— Наверное, с тобой говорил на эту тему и синьор Клаудио,— заметил Шлегельяни.
— Как ты догадался.
В ответ Адриано только передернул плечами — мол, такой уж я человек, чтобы все обо всех знать, и обо всем иметь свое представление.
— Действительно, говорил... Но...
Шлегельяни перебил его:
— Ты хочешь узнать, что можно будет сделать?
Отторино кивнул.
— Ну да.
— Ситуация не из приятных...
— Для Андреа?
— Для тебя, прежде всего — для тебя, — покачал головой Адриано.
— Чем же она для меня неприятна?
— А тем, мой друг, что рано или поздно синьор Давила выйдет из тюрьмы, и все узнает... Имею в виду — твою роль в этом деле. Или догадается — если уже не догадался. Ведь тут все шито белыми нитками...— он замолчал, а потом неожиданно произнес: — вот что, я ведь пока не владею никакой информацией относительно этого дела. Мне надо будет связаться по своим каналам, и выяснить, что же там, в Палермо, происходит.
— А мне что делать?
— Придется обождать.
— Как долго? — тут же спросил Отторино, в планы которого не входило задерживаться в Риме еще на несколько дней.
— Не очень... Несколько часов. Вот что мы сделаем: отправляйся ко мне домой, и жди, а я приеду часа через полтора... Тогда и поговорим более предметно.
Эдера была просто в отчаянии — последний раз такое смятение чувств охватило ее, когда болел ее ненаглядный маленький Лало...
Андреа!
Что с ним?
Почему он до сих пор не прилетел?
Что с ним произошло?
Ведь не мог же взрослый человек затеряться в городе, ведь он наверняка знал, что синьор Росси будет ждать его (в правдивости слов Джузеппе Эдера не сомневалась ни секунды), ведь он знает, как она любит его как без него скучает, знал, что надо как можно быстрее возвращаться в Ливорно!
Эдера не сомкнула глаз почти всю ночь, размышляя о произошедшем. Иногда она поднималась, шла в комнату к детям и смотрела на них, поправляя сбившееся на пол одеяло.
Она заснула только под утро...
Эдера слышала, как кто-то звонил по телефону, слышала, как Маргарита говорила, что синьора спит, но она знала, что это не Андреа...
Когда Эдера проснулась, солнце уже стояло в зените. Опять день, и опять — без него, Андреа...
О, Пречистая Дева — неужели ты не услышала моих молитв?!
У Эдеры, которая теперь ощутила всю неизбежность наступления дня, неизбежность одиночества, внезапно разболелась голова. Боль началась где-то сзади, в затылочной части.
Скрестив пальцы, она обхватила голову ладонями, и когда рука ее погрузилась в мягкие волосы, а тонкие их пряди заструились между пальцами, она на какой-то миг позабыла даже о головной боли. Она осторожно нащупала место, где болело; ноющая боль возникала за ушами и тянулась до завитков на затылке.
С внезапной решимостью Эдера откинула прочь одеяло, сунула ноги в мягкие домашние тапочки, немного приподняла жалюзи и с помощью карманного зеркальца, лежавшего на трюмо, попыталась было рассмотреть в отражении настенного зеркала изболевшийся затылок.
Что же там болит?
А-а-а, какая разница — ведь
