Долина кукол - Жаклин Сьюзан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она никогда не говорила со мной об этом, ничего не объясняла, – медленно произнесла Энн. – Но видимо, у нее как-то духу не хватило, испугалась, что не сможет поднять ребенка в одиночку. Я уверена, найди она достойного человека, c головой ушла бы в семью.
Генри пристально посмотрел на нее:
– А ты?
– А у меня все в порядке. Мы отсняли все пробы. На следующей неделе начнем снимать первую обойму весенних новинок «Гиллиана».
– Я не о том, Энн. Я говорю о твоем будущем. Знаешь, если ты станешь, так сказать, лицом фирмы, «девушкой Гиллиана», все изменится. Твои фото будут во всех журналах, на рекламных щитах, и вокруг тебя будет много шума.
– Со мной уже было так, – напомнила Энн. – Не забыл еще? Всего два года назад мои фотографии уже были на первых страницах – Золушка, которую полюбил принц Аллен Купер. Но меня это не изменило.
– Да нет, изменило, – спокойно произнес Генри. – Ты же не вышла замуж за Лайона Берка?
Она опустила глаза:
– Я хотела, Генри… хотела этого больше всего на свете. И еще не перестала хотеть.
– Так почему ты этого не сделала, когда была такая возможность?
– Он хотел, чтобы мы жили в Лоренсвиле.
– Вот именно об этом я и говорю, – тихо сказал Генри. – Та юная Энн, которая впервые вошла в мою контору, помчалась бы за любимым на край света. Я и взял тебя, потому что понял, что ты если и полюбишь, то только всерьез, не станешь вешаться на шею первому встречному. Одного я не учел – что вернется Лайон. И как только он вошел в контору, я мысленно простился c тобой. К сожалению, Лайон никогда не был способен на глубокие чувства – ни в дружбе, ни в любви. А вот мы c тобой похожи: если влюбляемся, так уж на всю жизнь.
– Лайон любил меня… я это точно знаю, – возразила Энн.
– Но себя – куда больше. Так порвать все связи, как это сделал Лайон, мог только человек, не обремененный глубокими привязанностями. В чем-то Лайон схож c Дженнифер. Такие, как они, могут влюбиться, но никогда не испытывают глубоких душевных травм из-за любви. Потому что для них, при всех обстоятельствах, самое главное – это они сами. Ты так молода, Энн. Смотри же в оба. И если только встретится тебе настоящий человек, не раздумывай, хватайся за него. Одной славы для счастья мало.
– Я не думаю, что такое со мной повторится, – сказала Энн. – У меня уже был Лайон.
– Лайона нет, – резко сказал Генри. – Ушел… испарился!
– Я знаю. Но для меня это мало что меняет. Я не могу броситься на шею первому встречному. Да, я хочу выйти замуж, иметь детей. Но я должна любить этого человека. – Она вздохнула. – А так, как я любила Лайона, я никого больше полюбить не смогу.
– Знаешь что, – сказал он, – не повторяй моих ошибок. Я ведь тоже любил. И тоже всю жизнь одного человека – Хелен Лоусон! И я распрекрасно знал – знал c самого начала, – что она меня не любит. Она вообще была не способна любить кого-либо. Я ее всему научил. И при всей моей сообразительности я не мог перестать любить ее. Наверное, я просто не дал себе возможности найти настоящую женщину. И что в итоге? Одиночество.
– Но, может быть, у тебя c Хелен еще…
– О чем ты говоришь?!
– Но ты же сказал, что любишь ее.
– Любил. Любил ту, которую сам себе придумал, любил такой, какой хотел ее видеть. Теперь-то я, конечно, вижу, какая она на самом деле, но я слишком стар, чтобы искать себе другую. Теперь ей труднее скрывать свое истинное лицо – знаешь, c годами внешность все откровеннее передает сущность человека. Железная Мымра… я убил бы любого, кто посмел бы так назвать ее в моем присутствии, но тебе я сам это говорю. Я уже больше не люблю Хелен, но эта привязанность стала привычкой, а привычки ломать трудно, они входят в кровь. Чувства проходят, побеждает разум, а привычка все равно остается. На всю жизнь. Так что не заводи себе привычек в двадцать два года. Поверь мне, Лайон ни секунды не думает о тебе. И ты перестань думать о нем.
Энн вяло улыбнулась:
– Я постараюсь. Хотя вряд ли получится…
Нили
1950 год
Нили со вздохом захлопнула сценарий. Она устала читать, да и что проку? Она и так знала текст наизусть. Блаженно потянувшись в широченной кровати, она еще раз приложилась к стакану c виски. Полдвенадцатого, а она еще не спит. Наверное, надо принять еще одну таблетку. Две она, правда, уже проглотила. Может, на этот раз красненькую? В шесть ей надо быть на площадке. Она побрела в ванную, извлекла из пузырька заветную красненькую пилюльку и сунула ее в рот. «Ну давай, детка, делай свое дело».
Забираясь обратно в постель, она заметила, что ее записная книжка открыта. Что там у нее на сегодня? Она тупо уставилась в запись. Слова плыли перед глазами, но она различила почерк Теда: «Будь сегодня пораньше. Годовщина Бада и Джада!»
О господи! И вправду сегодня! А она даже не удосужилась заглянуть в блокнот. Вчера так накачалась снотворным, что еле встала. Чтобы проснуться, ей пришлось принять две таблетки стимулятора. И вот пропустила день рождения детей! Черт бы побрал эти пересъемки! Она вскочила c постели и на цыпочках прокралась в детскую. Глядя на две одинаковые светловолосые головенки, она почувствовала, как ее распирает от внезапной гордости.
«Бад и Джад, – прошептала она в темноту. – Мамочка не успела вас поздравить, но она вас любит. Просто мамочка забыла посмотреть в блокнотик, а то бы пришла – честное слово».
Так же на цыпочках она вышла из детской и направилась к себе. Тед, наверное, обозлился, пошел куда-нибудь выпить. Но она, ей-богу, не виновата. Просто чертов блокнот не попался ей на глаза. Он ведь оставил его открытым на ночном столике. А что, черт возьми, можно увидеть в пять утра, еле продрав глаза? Она откинулась на подушки. Наверное, был торт. Со свечой. А мисс Шерман и Тед, наверное, пели им «С днем рожденья тебя»… По ее лицу, c трудом пробиваясь сквозь слой
