Корпорация «Коррупция» - Дмитрий Серков

старомодных роговых очках и берете на взъерошенной голове, сохранял полное

спокойствие, плавными движениями переставляя фигуры.

Через пару минут ферзь пал под натиском наступления, ладья оказалась загнанной в

угол, а тонкие губы старика растянулись в улыбке:

– Вам мат, батенька…

Всплеснув руками, Максим Харитонович признал поражение и неспешно

откланялся.

– Сколько не бьюсь, никак не могу у него выиграть, – он крепко пожал руку

Лосневскому, предложив отойти в сторону от чужих глаз, и продолжил, – Ефимыч

острейшего ума человек, несмотря на то, что уже девяносто три. Иногда завидую ясности

мышления и его желанию жить. Не каждый так может даже в молодости…

Они присели на свободную скамью, и Виталий продолжал разглядывать бывшего

начальника южноморского УЭБиПК: сильный, мощный, пышащий энергией. Такой

человек своего не упустит и биться будет до последнего вздоха.

– И часто вы состязаетесь?

– Как сказать? – Юшкевич пожал плечами. – По возможности. Но хотелось бы

больше. Ничто так не тренирует мозг и не держит в тонусе, как партия с изощренным

противником. В шахматах же, как в жизни: любой, даже самый невинный шаг имеет

последствия. К тому же старики охотно делятся опытом, мудростью. Мне импонирует их

общество: только им известен истинный вкус нашего бытия. Жаль, но настоящих

ценителей становится все меньше: я и про шахматы, и про все остальное. Время, оно

неумолимо. А у молодежи свои интересы, часто, на мой взгляд, абсолютно пустые и

бесперспективные.

– Что делать, меняются поколения, – философски заметил Лосневский. – Думаю,

родители не всегда разделяют взгляды детей.

Максим Харитонович ухмыльнулся. По возрасту, он как раз годился Виталию в отцы.

– Да, под час наладить контакт между поколениями крайне трудно. Иногда ловлю

себя на мысли, что рад, что дети уже выросли. Не представляю, как бы сейчас искал

управу на подростка.

– У вас ведь трое? Сколько им уже? – беспечно поинтересовался Виталий. Тема семьи

родственника генерала Бирюка как раз вписывался в сферу его интересов.

Голос Юшкевича неожиданно лязгнул металлом, добродушный настрой моментально

сменился бурей:

– Хочешь поговорить о моих близких? Чем обязан столь пристальному вниманию? –

он требовал объяснений.

– Меня, признаться, больше интересует родственник вашей супруги. Точнее, муж

сестры.

– Ааа, – протянул Юшкевич. – Сева. Уже в тираж списали, а все не унимаетесь.

Неужто решили, наконец, дерьмо в Управлении разгрести?

– Стараемся.

– Ну-ну, старайтесь, – интонации его потеплели. – Не со смертью ли Штурмина ваша

активизация связана?.. Ладно, понимаю, давайте поговорим о Севе.

Оглядевшись – очень не хотелось, чтобы им кто-то помешал – следователь произнес:

– Вы же с Всеволодом Матвеевичем долго работали практически бок о бок,

охарактеризуйте его как профессионала.

– Мент! – не задумываясь ответил Максим Харитонович. – Но такой мент, который не

по закону службу несет, а по понятиям. Сам знаешь, в системе органов много тех, кто

результат во главу угла ставит, не брезгуя никакими методами для достижения цели. Вот

Сева самый яркий представитель из тех, кого знаю. Перед ним никогда не стоял вопрос,

имел ли Жеглов право подбросить кошелек Кирпичу в карман… Но тесно мы никогда не

работали, только в Главке пути-дорожки пересеклись. Он – начальник, я, соответственно,

подчиненный.

– То есть Бирюк, по-вашему, профессионал высшей пробы? – уточнил Лосневский,

ожидавший, что Юшкевич в разговоре будет изобличать бывшего начальника ГУ МВД

Южноморска, но никак не хвалить.

Максим Харитонович долго думал, прежде чем ответить.

– Как сказать… – не деля мир четко на черное и белое, он старался подобрать нужные

слова, чтобы донести мысль до собеседника. – Вообще, да. В иное время все могло бы

сложиться иначе. Но на грех нам довелось служить в переломные для страны, для людей

годы. Ты, Виталий, моложе, наблюдал историю со стороны еще детскими глазами, а нам

довелось нести весь груз на своих плечах. Время было жестокое, человеческие судьбы

перемалывались на раз… И сейчас, конечно, не легче. Но нынешнее поколение уже

подсознательно готово к борьбе. А мы воспитывались на других принципах и идеалах, с

верой в светлое будущее. И когда все рухнуло… Ладно, не важно. Суть в том, что мы

оказались на распутье. Прежних ценностей нет, правоохранительная система практически

развалена, зарплата – гроши, а дома – семеро по лавкам, все есть хотят. Думаю, это Севу и

сломало, даже не сломало, а заставило перестроиться. Пересмотрел свои понятия – и все.

Главное, что цель оправдывает средства!

– И что же произошло?

– Деньги начал брать. Услуги оказывать. Контакты-то налажены были. Мы ж, опера,

по земле ходим, со всеми на земле знакомы. Сначала понемногу, затем во вкус вошел.

– И все об этом знали?

– Все этим и занимались, – в тон Виталию ответил Юшкевич и иронично подмигнул.

– Да и с тех пор мало что изменилось, правда, майор?.. Вопрос в аппетитах и все в тех же

понятиях. Кто-то по мелочи щипал, а кто-то устойчивую систему взаимоотношений

выстраивал. Сева был из тех, кто аккуратно, по кирпичику строил свое будущее.

– И вы тоже не брезговали? – заданный в лоб вопрос был призван проверить

искренность собеседника.

Ни один мускул не дрогнул на широком лице Юшкевича, только зрачки вдруг

вспыхнули и тотчас погасли.

– Могу сослаться на статью пятьдесят первую Конституции и промолчать. Но не

буду… Я-то как раз брезговал. То есть деньги, конечно, и до меня доходили, но здесь все

дело в границах дозволенного, которые каждый определяет сам. Никогда преступникам не

потакал и от ответственности их не освобождал. Вымогателем не был. Случалось,

положение служебное использовал, конфликты разные улаживал, но в откровенном

криминале не участвовал.

– Крышевали?

– Можно и так сказать. Я и сейчас помощь оказываю, если кто с проблемой приходит.

Но повторяю: все в рамках закона.

– А Бирюк?

– Здесь другое, – казалось, прозвучало не без сожаления. – Сева со временем совсем

связь с реальностью утратил, забыл, что погоны носит. Бабки во главу угла поставил,

откровенно преступными схемами не гнушался. Он когда начальником штаба стал, тогда-

то и развернулся во всей красе. А до того осторожный был до крайности, не хуже других

со стороны выглядел.

Слушая, Виталий про себя поражался отечественным реалиям: завзятый

коррупционер, о темных делах которого наверняка известно начальству, растет по

служебной лестнице и добавляет звезд на погоны. И все нормально. Никто не удивляется.

«Не хуже других!»

Из-за пышного черешневого куста вынырнул худосочный тип среднего возраста и

бичеватого вида, учтиво поздоровался с Юшкевичем, предложив сыграть партиечку, и,

получив отказ, быстро удалился.

– Таких псевдо интеллигентов здесь тоже уйма, – поморщился Максим Харитонович, -

паразиты на теле общества. Для них праздное времяпрепровождение важнее любых

истинных ценностей. Наслаждаются компанией действительно нетривиальных людей,

ничего не давая взамен. Какие-то крохи перепадают, тем и живут.

Неожиданный порыв ветра вспугнул птиц с насиженных мест. Проводив стаю

взглядом, Лосневский спросил.

– Почему вы скрывали родственные связи с Бирюком.

– Не скрывали. Скорее не афишировали. Точнее, не трубили на каждом углу. Да и не

было никаких связей. Не было отношений. Последний раз в неофициальной обстановке

встречались, наверное, на похоронах тестя. Двадцать лет назад. Между женами нашими

кошка пробежала, я никогда не стремился разобраться, кто там прав, а кто виноват.

Поначалу советовал супруге помириться с сестрой – ближе-то нет никого, но она ни в

какую. Там обида большая… А с Севой встречались по службе, да на мероприятиях,

приравненных к официальным. Вроде дней рождения начальства, на концертах по случаю

дня милиции… Нам с ним до поры делить нечего было. Хотя ко мне, кажется, всегда

холодно относился, настороженно. С опаской что ли…

Виталий заинтересовался.