Исповедь сталиниста - Иван Стаднюк

- Вот так Иван!.. Ну, что ж, поздравляю!

- Да ты всмотрись! Может, подделка!.. От Алексеева получил.

- Вроде все по форме, - не очень уверенно ответил мой фронтовой побратим.

- На всякий случай никому ни слова, - попросил я. - Если это не злая шутка, завтра будет сообщено в газетах.

- Ладно, пока помолчим. - Сергей заразительно засмеялся. - Могила!

Но пока я доехал до "Украины", Дом литераторов уже гудел от неслыханной новости... Не сдержал, видать, Смирнов своего слова, кстати, сам очень любивший экстравагантные шутки.

Пройдя холлы гостиницы "Украина", я увидел сквозь раскрытую дверь ресторана Поповкина и Алексеева. Они сидели уже за накрытым столом в дальнем конце зала и напряженно смотрели на вход. Заметив меня, торопливо взялись за закуски...

"Ясно: разыграли, гады!" - с убеждением подумал я, приближаясь к их столу...

- С нобелевским приветом! - Я пожал друзьям руки и уселся на приготовленный для меня стул.

Лицо Поповкина сияло от удовольствия, глаза блестели. В коварной улыбке подрагивали губы Алексеева, а пальцы рук нервно барабанили по краю стола - знакомая Мишина привычка.

- Ну, что, довольны?! Выманили Ивана из-за письменного стола? - с веселой укоризной сказал я. - А ведь за такие шуточки и в суд можно подать. Насидитесь в каталажке!

- Какие шуточки?! - будто всерьез взъярился Алексеев. - Покажи Евгению Ефимовичу тассовский бланк!

- Я его в туалете оставил.

- Ну и зря! - Миша налил в рюмки коньяк. - Ведь советоваться надо! Тебе в ЦК припечатают такую премию, что и от романа своего откажешься!

- Ладно, - успокоительно сказал Поповкин, подняв рюмку. - За Нобелевскую пить не будем, чтоб не сглазить. А бланк тассовский... Я такой уже видел у Сергеева-Ценского, когда старика выдвигали за "Севастопольскую страду". Но не дали премию... Готовься, Ваня, к тому, что и тебе, полковнику, тоже покажут кукиш. Да еще и виноватым будешь.

"Нет, не розыгрыш", - подумал я с холодком в сердце.

Поповкин, друживший с Сергеевым-Ценским, стал рассказывать занимательные подробности о том, как морочили старика, якобы присудив ему Нобелевскую премию, а потом отменив решение комитета. Обо всем этом я слышал впервые, веря и не веря. Но Поповкин вел разговор очень естественно и искренне, да при этом будто старался подготовить меня к тому, что премия мне не светит. И будто сочувствовал.

"Видимо, все-таки не розыгрыш". - Во мне стала рождаться пусть призрачная, но вера.

И вдруг я вспомнил о нашем общем друге - известном литературоведе Барабаше Юрии Яковлевиче, которого в свое время пригласили из Харькова в Москву на пост заместителя главного редактора "Литературной газеты". А затем перевели в ЦК партии на пост заведующего сектором литературы. Он-то уж должен знать правду! Я, улучив момент, вышел в вестибюль ресторана и позвонил по телефону-автомату Юрию Яковлевичу, Начал объяснять ему суть волнующей меня проблемы, но он перебил:

- Ваня, у нас уже все известно. Теперь ломаем голову, что тебе посоветовать. Но пока прими поздравления!. Жди моих звонков.

Все точно!.. Я вернулся в застолье, чувствуя себя всамделишным лауреатом премии Нобеля.

Это была пятница. В субботу и воскресенье я размышлял над своим нынешним положением, как бы "вживался" в новую роль. За письменный стол садиться не хотелось. Перед сном глотал по две таблетки снотворного и все равно почти не спал. От премии решил не отказываться и отдать ее на нужды своего кордышивского колхоза Написал письмо на Винничину своему другу, учителю Маюку Дмитрию Федоровичу (кстати, первому переводчику некоторых моих рассказов из "Максима Перепелицы"), Попросил его выяснить у кордышивского председателя номер банковского счета колхоза...

В понедельник надо было идти в ЦК партии согласовывать свое решение. Но в воскресенье вечером позвонил мне Юрий Барабаш.

- Как чувствует себя Нобелевский лауреат? - весело спросил он.

- Нормально. Привыкаю.

- Придется отвыкать, Ваня.

- Почему отвыкать?!

- Тебя разыграли.

- Брось, Юра, дурачить меня. Я уже родственникам похвалился. О банкете подумываю. Запросил банковский счет своего колхоза...

Барабаш задохнулся в хохоте:

- Ты что, серьезно или шутишь?!

- Какие шутки?! Ты же сам подтвердил, что в ЦК знают!

- А что мне было делать? Алексеев опередил тебя телефонным звонком... Я уже был в курсе...

- Откуда тогда взялась телеграмма ТАСС?

- Миша допечатал ее через копирку на полупустом бланке...

* * *

Так и лопнула моя Нобелевская премия! Было досадно и смешно. Но оставаться в долгу перед Алексеевым я, разумеется, не мог и все размышлял над тем, как ему отплатить. Такой случай подвернулся, когда Николай Матвеевич Грибачев предложил нам поехать с ним на Брянщину, в Суземку, удить рыбу на Неруссе - по приглашению тамошнего районного начальства. Я тут же согласился, а Алексеева держали какие-то дела в Москве. Но он попросил: "Если рыбалка будет удачной - дайте мне телеграмму". На том и порешили.

Рыбалка - радующее душу, будоражущее чувство времяпрепровождение. Особенно занятна подготовка к ней, когда мастеришь снасти (вяжешь крючки, взвешиваешь дробинки, подбираешь поплавки)... А мысли в это время уже там, на водоеме, - в лодке или на берегу реки; фантазия рисует поклевки рыбы, удачливые подсечки, ловкое выуживание, приготовление ухи, веселый треп за трапезой под открытым небом...

В Суземку мы ехали поездом. В Брянске к нам присоединился поэт Илья Швец - земляк Грибачева и давний соратник по рыбалкам. Настроение было приподнятым: ведь ехали в незнакомые места, сулящие открытия и удачу. Я даже надеялся (и это мне удалось) написать очередную главу романа, которая горела во мне и звала к письменному столу.

Поселились мы в поселке Усух, состоявшем из одной улицы темных от древности бревенчатых домов, многие из которых пустовали, начали осваивать речные затоны Неруссы. Рыба ловилась плохо. Шел нерест леща, и его легко можно было багрить на мелководье спиннинговой блесной. Но это был браконьерский способ ловли и под строгим, недремлющим оком Грибачева нами отвергался.

Я послал Алексееву телеграмму: "Приезжай немедленно, клев рыбы бешеный, но нечем ее засаливать. Страдают и местные рыбаки. Привези побольше соли".

На второй день последовал ответ: "Приезжаем с Сережей Смирновым. Встречайте..." И указывали номера поезда и вагона.

Сергей Васильевич Смирнов был не только блестящим поэтом, но и отменным рыбаком, искусным пародистом, анекдотчиком. Компания у нас складывалась такая, в которой не заскучаешь. В указанное время мы с Грибачевым приехали на райкомовском газике встречать рыбацкое пополнение. Поезд на станции Суземка стоит всего лишь две минуты, и мы увидели Алексеева и Смирнова уже стоящими наготове в тамбуре вагона у двух объемных чемоданов.