Царство. 1951 – 1954 - Александр Струев

— Поправится! — убежденно проговорила врач. — Думаю с уколами не тянуть.

— Колите! — вздохнула Нина Петровна. — Завтра гости придут. Отец хотел Сережу с маршалом Жуковым познакомить.

— Ничего не выйдет, больному — строго лежать!

23 февраля, вторник

Над бильярдным столом висел зеленый абажур с махровыми висюльками. Мягкий свет равномерно освещал костяные шары.

— Восьмой налево в угол, — произнес Никита Сергеевич и с силой ударил. Шар стремительно полетел вперед.

— Мимо! — отозвался Булганин, он играл против Хрущева.

— Тише бы бил — попал, — почесал подбородок маршал Жуков, — а то долбанул со всей дури.

— Рука дрогнула, — натирая кончик кия мелком, оправдывался Никита Сергеевич.

— Играю дуплет, — сообщил Булганин и, приняв устойчивое положение, замер около стола. Он сосредоточенно целился в полосатый шар, который, отскочив от борта, должен был пойти обратно и упасть к себе в середину.

— Туза к себе! — объявил министр.

— Посмотрим, посмотрим!

— Вынимайте! — отозвался Николай Александрович и ударил.

Полосатый, как задумывалось, отскочил от борта и, откатившись на противоположную сторону, тыкнулся рядом со средней лузой.

— Ми-ма! — радостно воскликнул Хрущев. — Мазила ты, Коля, сначала прямые бить научись, а потом будешь дуплетами командовать. А я в угол бабахну! — и он прицелился в двенадцатый.

Отслеживая движение шара, Никита Сергеевич приподнялся на цыпочки. Шар с резким хлопком поразил цель.

— Ать-два, сто чертей! — сиял Первый Секретарь. — Теперь пятый, налево.

— Не разменивайся на мелочь! — советовал маршал Жуков.

— Мелочь тоже сгодится! Ловите! — шар покатился и снова попал.

— Упал! — радовался Хрущев, обходя стол и выискивая, что бить.

Булганин вынул забитую пятерку и поставил на полку.

— Девяточка на середку вышла. Туда ее! — Хрущев нежно, как былинку, толкнул шар, который на медленном ходу коснулся девятого так, что тот, хоть и стоял под неудобным углом, покатился, покатился и нежно съехал под стол.

— Вынимайте! — раскраснелся от азарта Никита Сергеевич.

— Прорвало! — с досадой выговорил Булганин.

Хрущев положил кий на плечо и оглядел поле, но на этот раз бить было нечего.

— Значит, дуплета исполню, четырнадцатого на себя!

Но четырнадцатый ушел совершенно в другую сторону, в правый дальний угол, и встал точно перед лузой.

— Тьфу ты, подставил! — расстроился Никита Сергеевич.

— Ножки свесил! — подкрадываясь к подставке, как кот к сметане, улюлюкал Булганин. — Люблю подставочки. Сколько раз учить — в бильярде главное — не подставить! Заруби себе на носу!

Один за другим Булганин закатил в угол четырнадцатый, пятнадцатый и седьмой. После каждого удара шар которым он бил, застывал аккурат в воротах лузы.

— Игра, дорогой! — забив очередную подставку, объявил Николай Александрович.

— Вылетел, товарищ Хрущев! Теперь моя очередь, — выступая вперед, заявил Жуков.

— Эх, продул! — расстроенно воскликнул Никита Сергеевич и недовольно завалился в кресло.

— Не надо было подставлять, — отозвался победитель.

— Ладно, продул — значит продул!

— Расставляй, Георгий Константинович, я разбиваю!

Жуков заправски выставил пирамиду. Николай Александрович тихим ударом разбил.

— Разбил, нечего сказать! — разглядывал раскат маршал. — Что бить-то? Этот замазан, — приседая и закрыв один глаз, чтобы точно проследить траекторию удара, примерялся он, — этот — тоже! Ну, артист!

Хрущев с недовольным видом сидел в кресле.

— Может, семерку катнешь? — предложил он.

Удар получился смазанным, шар ушел в сторону.

— Катнул, да не туда!

Министр Вооруженных Сил прицелился в туза, и коротким ударом, подкрутив своего, чтобы он возвратился в исходную точку, положил шар.

— Во прет! — присвистнул Жуков.

Вторым ударом Булганин убрал одиннадцатый.

— Я один за вас работаю. Ты б мне, Никита, хоть коньяку плеснул.

Следующие несколько ударов не принесли успеха.

На середину встал шестой. Жуков прицелился. Удар!

— Есть! — воскликнул Хрущев.

Теперь Булганин шел вынимать. Следом Жуков забил три подряд — десятый, второй и тринадцатый. Министр Вооруженных Сил насупился, прицельно бить у него больше не получалось.

— Враг сломлен! — громко объявил Георгий Константинович, но тут Булганин забил дурака. После каждого удара он прикладывался к рюмке.

— Когда, наконец, Маленкова приструним? — сделав очередной неудачный удар, произнес Николай Александрович. — Ведь ничего, подлец, не делает!

— Я бы всех чудиков скопом арестовал, как Берия планировал, не философствовал! — менторским тоном высказался Жуков.

— Нельзя, — возразил Хрущев. — Сегодня время другое, не поарестовываешь, как раньше.

— Чем оно другое?! — скривил брови Жуков. — Роту морпехов на умников, никто и не пикнет. Милиционеры от одного вида моих головорезов разбегутся. Почему не хочешь?

— Мы, ребята, не варвары. Мы строим цивилизованное государство, а не новую тюрьму.

— Денег армии Маленков не дает, госбезопасности бюджет урезал, оборонная промышленность буксует! Мало аргументов? — не унимался Жуков. — Здесь уже на вредительство тянет!

Заложив кий за спину, маршал подошел к Хрущеву.

— С тобой, Никита Сергеевич, нам гораздо спокойнее будет, и нам, и стране. А то сидят гнилой кучкой и воняют!

— Не совсем так, не совсем! — не соглашался Хрущев. — Когда дело Берии касалось, то да, того без сожаления сцапали. А эти не разбойники, они сбоку стояли.

— Как это — сбоку?!

— Сбоку.

— Каганович сбоку?! — возмутился Булганин.

— Есть основные виновники, а есть второстепенные. А если по существу разбираться, то и мы недалеко ушли. Нужно двигаться в демократическом русле, как Ленин хотел. Микоян с нами, Ворошилов к нашей компании тяготеет. Тяжело будет святой троице удержаться. Молотов, Каганович и Маленков скоро себя окончательно дискредитируют. Как они повод дадут, мы их, по-человечьи нагоним, как во всем цивилизованном мире принято, а не по-людоедски. Тем более с Молотовым мы теперь друзья-товарищи, а значит и Каганович друг.

— Добрейшей души человек — наш Никита Сергеевич! — воскликнул Булганин.

— Горячие вы, неосторожные, — отозвался Хрущев. — Ветер в голове шумит. Я вам вот что скажу, — и он удобнее развалился в кресле. — Вы, ребята, великие люди. Ты, Георгий Константинович, живая икона, точно Георгий Победоносец, а Николай Александрович — такой светлый, благородный и государственный человек, что разочаровывать вы никого не имеете права, ни единой души! Берегите, ребята, свой авторитет, не позорьтесь. Ты, Коля, и ты, Георгий, звезды на небосклоне! Не стоит низостью мараться! Сделаем дело красиво. В этом году по-любому надо Маленкова сковырнуть, а на его место — Николая, — показал на Булганина Никита Сергеевич, — мы так договаривались. А Георгия — на Колино место!

— Тактик! — похвалил Булганин.

Подойдя к хрущевскому креслу, он наклонился и, схватив Никиту Сергеевича за шею, притянув к себе, чмокнул, то ли в губы, то ли в щеку — целовать сидящего было неудобно.

— Как я тебя люблю, Никита! — вымолвил министр Вооруженных Сил. Булганин уже представлял себя в премьерском кресле. Министр вернулся к столу и мощным, через весь стол, ударом, с прихлопом, загнал в угол десятый.

— Нате! — Но следующий пробил плохо, и тут Георгий Константинович виртуозно положил дуплет.

— Кра-со-ти-ща! — подпрыгнул Хрущев. Он никак не ожидал, что Жуков забьет дуплет.

Георгий Константинович покраснел от удовольствия.

— Поздравляем, поздравляем! — восклицал Никита Сергеевич. — Давненько такого шедевра не видел, давненько!

— Ну-ка, Никита Сергеевич, налей маршалу за такой удар! — велел Булганин.

Все приподняли за героического маршала Жукова, который сам был вне себя от восторга, он отставил кий и взял предложенную рюмку.

— Будь здоров, Георгий Константинович, за тебя, наш героический полководец!

— И мне довелось с Георгием Константиновичем повоевать, я был членом Военного совета фронта, когда Жуков Московской обороной командовал, — похвастался Булганин.

— А Сталин за всю войну, лишь раз на фронт выехал, когда наступление немцев под Москвой провалилось, — вспомнил Жуков. — Вызвал меня и говорит: «Едем на передовую». Я стал его отговаривать, ведь немец противник опасный. Сталин — нет, хочу в войсках побывать! Никогда этот случай не забуду, — наморщил лоб маршал. — Едем по Можайской дороге в сторону деревни Перхушково. Смеркается, на горизонте всполохи от артобстрела. Только Перхушково миновали — стоп! — велено остановиться. Вышел он из своего бронированного «Паккарда», шинель задрал, прямо на обочине сел на корточки и нужду справил. Мороз был нешуточный. Штаны натянул, в машину забрался и назад поехали. Такой получился фронт. В сорок пятом году, после Ялтинской конференции, Сталин вдруг этот случай вспомнил. «Помнишь, — говорит, — как я немцам зад показал?»