Эдера 2 - Операй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Для вас, синьор.
— Для меня? Интересно... Потрудитесь объяснить,— предложил граф.
— Вы ведь прекрасно понимаете, о чем говорю, что я имею в виду, — ответил Росси.
«Да, черт бы подрал этого типа, — подумал граф,— все точно рассчитал... Но ведь этого нельзя оставлять просто так!»
Нахмурившись, он спросил:
— Хорошо. На что ты рассчитываешь?
— На то, что вы замнете эту историю... А кроме того,— Росси, поняв, что уже выиграл или почти выиграл эту партию у своего патрона, понизил голос до доверительного шепота, — кроме того, то, что синьор Андреа Давила в тюрьме, это даже и хорошо.
— Джузеппе,— с трудом сдерживая гнев, воскликнул Отторино,— ты хоть сам-то понимаешь, что ты натворил? Да или нет?
— Мне, синьор дель Веспиньяни, очень даже обидно выслушивать от вас такие слова...
— Какие?
— «Утоплю...», «Ударит током...» И вообще — для кого я старался? Для вас, только для вас. Из любви к вам, синьор, и только из любви...
Отторино с трудом сдерживал себя, чтобы не заехать этому мерзкому типу в ухо.
— Да, теперь он понимал, что в чем-то стал его заложником, что проклятый Росси задействовал схему так, что последний ход в любом случае оставался за ним.
Впрочем, заложником ли Росси?
Скорее — своей собственной страсти к Эдере, страсти всепоглощающей и безраздельной, которая буквально захватила все его существование.
А-а-а, будет, что будет.
Обратного пути уже нет.
Во всяком случае он, Отторино дель Веспиньяни, его не видит...
Стало быть, он будет бороться за любовь, за свою до любовь до конца — и, если он уже выбрал этот путь, то не надо брезговать ничем, теперь, как говорится, все средства хороши. Тем более, что этот Джузеппе Росси — порядочный проходимец — ведь, если быть откровенным, он, Отторино, недооценивал его; думал так мелкий и скользкий мошенник, а оказалось...
Да, ведь он действительно умен — умен, коварен, хитер и расчетлив, он умеет наносить точные удары исподтишка, когда никто их не ждет.
Значит, надо быстро изменить ориентацию, надо постараться использовать коварство и изворотливость Джузеппе себе на пользу.
Довольно любить все человечество, пора обратить внимание и на себя, довольно прекраснодушествовать, надо заниматься собой, устраивать свою жизнь.
А для этого надо попробовать извлечь выгоду из той ситуации, которая сложилась в Палермо.
Но как?
Не все ли теперь равно?
Да, теперь после того, что произошло в Палермо, после того, как Андреа Давила попал в тюрьму, теперь все средства хороши.
Граф подошел к двери и проверил, плотно ли она закрыта, после чего, усевшись за стол и усадив рядом с собой Джузеппе, произнес более миролюбиво:
— Хорошо, давай поговорим...
Росси понимающе улыбнулся.
— Всегда готов с вами поговорить, дорогой синьор дель Веспиньяни...
Отторино понял, что на этого мелочного человека может подействовать только очень грубая лесть.
И потому он начал так:
— Да, Джузеппе, ты действительно умен... Куда умнее, чем я когда-то предполагал...
Росси сделал протестующий жест.
— Ну что вы!..
Слова графа ему явно польстили.
— Хочешь сказать, что ты — глупец? — спросил Отторино, вопросительно посмотрев на собеседника.
— Всему, что у меня есть, в том числе и некоторой сметке, я обязан только тому времени, которое провел рядом с вами,— тут же нашелся Джузеппе.— Только благодаря вам, синьор дель Веспиньяни, проявились мои лучшие качества...
И он просительно, заискивающе посмотрел в глаза своему патрону.
Любой другой человек наверняка бы принял излияния в любви и преданности за чистую монету, любой бы другой — но только не Отторино.
За семь лет он отлично выучил Росси, он знал, чего могут стоить его слова.
Но, оказывается, не до конца — иначе бы он так не промахнулся...
После недолгой паузы граф продолжил:
— Да, Джузеппе, тебе не откажешь в отличных аналитических способностях, ты, как я понял, прекрасно разбираешься в людях... Ты знаешь и то, чего не написано в книжках... Но, Джузеппе, дело в том, что когда-то я уже однажды поверил тебе... Ты тоже обещал многое, очень многое... И что же получилось?.. Ты обманул меня.
— Вы про карты?
— И про карты тоже, — сказал Отторино таким тоном, что Росси понял: он, его патрон, также знает о нем многое, очень многое — гораздо больше, чем можно было бы предположить.
— Так что же? Карты — это безделица, это пустяк... Карты — это одно, а ваши поручения — это совершенно другое... Карты — это не более, чем моя маленькая слабость — у кого их не бывает? Ведь я же живой человек, синьор дель Веспиньяни! А работа, служба у вас...— Росси облизал пересохшие от волнения губы.— Ведь я еще ни разу, я никогда вас, синьор дель Веспиньяни, не подводил... Вспомните, тогда, в Милане... Или ту историю перед свадьбой, когда вы отправили меня успокаивать вашего отца...
— Ценю твои заслуги, — в тон ему ответил Отторино, — но, все-таки, замечу, что ты делал их не из любви ко мне, а из любви к деньгам, то есть — далеко не бескорыстно ... Не так ли?
Росси потупил взор.
— Никакие деньги не прельстили бы меня, синьор, если бы меня попросил бы кто-то другой... Я ведь повторяю — все, что я делаю — только для вас. Ведь вы для меня...— он запнулся, подыскивая наиболее удачное словечко, наиболее сладкое для уха лестное определение и, не найдя ничего более подходящего, продолжил: вы ведь для меня, как старший брат... Нет, нет, вы, синьор дель Веспиньяни, для меня словно настоящий отец... Строгий и любящий.
— Избавь меня Бог и Пречистая Дева от таких родственников,— брезгливо поморщился Отторино. — Если бы мы с тобой были бы даже дальними родственниками, я бы или повесил тебя на рее «Ливидонии», или бы удавился
