Арсенал эволюции - Андрей Морголь

Прута:

    — Нашел! Здесь.

    Мы собрались вокруг небольшого холмика. Его западный, более крутой

склон украшала невысокая, в четыре локтя, трухлявая деревянная дверца,

которая, казалось, рассыплется в пыль,  если рядом чихнет мышонок.  На

земле рядом валялся давно  сбитый ржавый замок.  В общем, картинка  во

тьме при свете  факелов вырисовывалась готическая  и почему-то  слегка

пугающая. Прут взялся за ручку и потянул дверь на себя. Та со  скрипом

открылась. Отвесный ход вниз терялся во мраке, а из неровных  земляных

стен и полукруглого потолка во все стороны торчали корни  кустарников.

Кривые, вытоптанные  прямо в  грунте ступеньки  носили на  себе  следы

подошв самых разных форм и размеров. Все они были направлены внутрь, в

сторону тьмы.  Ни  одного оттиска  в  обратном направлении.  Никто  не

возвращался оттуда к свету. Хотя нет! Вот едва различимые следы носков

сапог. Скорее  всего, их  оставил Палыч.  Получается, сосед  убегал  в

такой панике,  что  едва  касался ногами  земли!  Из  глубины  погреба

отдавало могильной сыростью.

    — Ну что, может, сразу все  и решим? — вопросительно посмотрел  на

меня поручик.

    — М-м… — растерялся я и застыл в раздумье.

    А ведь и вправду, чего тянуть? Все равно рано или поздно  придется

спускаться в страшный склеп, так почему  бы не сейчас? Тем более  что,

дожидаясь утра, еще  надумаю себе  всяких кошмаров —  потом от  одного

взгляда на дверцу волосы по всему  телу дыбом стоять будут. А  сейчас,

пока еще до конца не осмыслил, что передо мной, и что может ждать там,

внутри, может, действительно рвануть?

    Я сделал  три глубоких  вдоха,  парой взмахов  размял  конечности,

выпустил когти и сделал первый шаг вниз. Следом второй, третий. И  тут

меня застопорило.  Зачем-то я  решил напоследок  взять консультацию  у

провожатого клинка: мало ли чего полезного могла рассказать  железяка.

В каком углу хотя бы валяются эти  доспехи и сколько их всего? Не  дай

бог, забуду еще что-нибудь из металлолома. Придется второй раз бегать.

Развернувшись, я увидел недоумение на лицах спутников. Они тревожно  и

бесшумно, как в немом кино, переговаривались о чем-то.

    — Что такое? — спросил я.

    Ответа не последовало. Хоть мы и стояли в метре друг от друга,  но

было такое  ощущение,  будто  ребята  меня не  видели  и  не  слышали.

Ситуация почему-то показалась пугающей, и я пулей вылетел на улицу.

    — О! — воскликнул Черпак. — Так быстро?

    — Нет, я кое-что хотел спросить. У меча, — скороговоркой выдал я и

отошел подальше от входа.

    — Когда  ты  зашел, дверь  исчезла,  — сказал  слегка  озадаченный

поручик.

    — Как исчезла? — не понял я.

    — Просто так. Смотри.

    И Атом зашел внутрь, а вход  и вправду исчез — перед нами  высился

простой холмик, ничем  не отличающийся от  остальных холмиков на  всем

свете. Скокс  ткнул жезлом  в  то место,  где только  что  красовалась

дверь, и тот вошел в землю на несколько сантиметров. Секундой позже из

вновь появившегося погреба вышел поручик.

    — Вот такой фокус, — подвел он черту.

    — Что ты  хотел спросить  у клинка?  — поинтересовался  волшебник,

пока  я  с  удивлением  рассматривал  материализовавшуюся  только  что

дверцу.

    — Ну, в общем, что он  может рассказать про погреб. В смысле,  как

там и что внутри?

    — Не дождешься ты подробностей. У него маразм. Не помнит ничего.

    — Ясно, — протянул я в задумчивости. — А какие доспехи оттуда  еще

надо вытащить?

    — Шлем, щит и кирасу.

    Тут, наконец, у меня созрела та мысль, которая крутилась в  голове

после того, как Атом показал трюк с исчезающим входом.

    — Слушайте! Так раз кто-то из  вас туда может проникнуть, а  потом

дверь пропадает, значит, это какие-то чары. А если один из вас зайдет,

а потом я  сквозь эти  чары тоже пролезу,  это же  получается, что  мы

вдвоем туда сможем попасть?  Можно и так попробовать!  Ну что? Кто  со

мной?

    Я смотрел на лица нашей компании и понимал, что моей радости никто

не разделяет. Все молча отводили взгляд.

    — Знаешь, Арсенал,  — наконец  ответил за  всех Атом,  — из  этого

погреба ведь никто из наших живым не возвращался.

    — И что? Палыч, который вытащил  оттуда меч, между прочим, тоже  в

склепе свой страх  увидел. И что-то  мне подсказывает —  он тоже  там,

скорее всего,  мог остаться  навсегда, если  б не  граната. А  у  меня

пиротехники нету.

    — Он все-таки вышел оттуда живым, — оправдывался поручик.

    — Ладно, а если я в этом погребе погибну? Придется ведь кому-то из

вас туда сунуться  следующим! Тогда  что? Вдвоем  ведь намного  больше

шансов!

    — У нас приказ: если ты не выйдешь в течение суток, отправляться с

мечом обратно в Гладу. Нет смысла еще терять людей.

    Ах, вот оно как! Вон как  меня используют эти трусы несчастные!  Я

ведь себя изначально как минимум слоном в этой игре чувствовал, а тут,

оказывается, пешка  разменная! Выходит,  мною можно  рисковать, а  вот

остальными — нет. Хотя чему тут удивляться? Чего я, собственно говоря,

хотел от  чужого  мира? Доброты,  понимания,  уважения? Черта  с  два!

Выжмет из меня князь все возможности по максимуму — и в урну. А  начну

артачиться — в расход, причем  руками моих же сотоварищей по  команде.

От таких размышлений  стало грустно,  и желание лезть  смерти в  пасть

ради какого-то левого дяди расхотелось.

    — Устал я. Завтра спущусь. Мне  кажется, надо быть в форме,  чтобы

удачно туда зайти, — заявил я и молча пошел спать.

    После этого инцидента  моя цель встретиться  с Арлетой,  заслужить

прощение и добиться своего счастья обострилась, отбросила все  лишнее,

стала  более  четкой,  обрисованной.  Просто  другого  смысла   своего

существования в  этом мире  я не  видел. В  этом мире,  где меня  либо

презирали, либо не замечали, либо пытались бессовестно использовать  в

своих целях. Ради того чтобы  вернуть простые, искренние чувства,  что

были между мной и охотницей, я  готов был пройти через все  испытания,

выжить,  а  потом,  когда-нибудь,  со  скупой  сочувствующей   улыбкой

соболезновать князю по поводу  его краха, подстроенного согласно  моим

нуждам. И  с чувством  самоудовлетворения  лицемерно корчить  из  себя