Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрагмент зрительного зала. 2023
Дверь в зрительный зал. 1980
ПЛАНИРОВОЧНОЕ РЕШЕНИЕ И ИНТЕРЬЕРЫ
Благодаря асимметрии плана, здание театра легко и естественно сочетает просторное фойе и помещения, находящиеся на втором этаже: театральный зал, музей кукол, открытое летнее фойе, стилизованное под дворик, репетиционный зал в виде восьмигранника, сценическая, административная и рабочая части, расположенные со стороны парка. В зрительном зале на 350 мест были предусмотрены особые кресла, позволяющие рассаживать взрослых и маленьких детей на одном уровне, за счет откидывающегося мебельного элемента. В фойе, зале и музее размещались различные объекты декоративного и монументального искусства: панджара, двери с изображенными на них птицами и театральным занавесом, стены с фигурами музыкантов, мозаичный пояс над фойе второго этажа. Возможно, подобное разнообразие в здании, предназначенном для взрослой аудитории, являлось бы избыточным, но Театр кукол, открытый для детей в октябре 1979 года, в целом был одобрительно принят горожанами. О восприятии архитекторов судить сложнее: одни отнеслись к нему чрезвычайно положительно[509], другие воспринимали как китч и эклектику, а кто-то, как, например, авторы социологического опроса 1981 года среди архитекторов, предпочли вообще его не обсуждать, поскольку театр «еще не успел войти в число всем известных и достаточно осознанных явлений нашей архитектуры»[510].
В 2019 году в театре прошла реконструкция, в серьезной мере изменившая его интерьеры, но фасады сохраняют многие оригинальные элементы памятника.
Борис Чухович
36. УЛИЦА БОГДАНА ХМЕЛЬНИЦКОГО (УЛИЦА БАБУРА) 1968–1980
АРХИТЕКТОРЫ А. КОСИНСКИЙ (ГАП), И. ДЕМЧИНСКАЯ, Ю. МИРОШНИЧЕНКО, ПРИ УЧАСТИИ Л. МАМАЕВОЙ, В. АЗИМОВА, А. ДИЗИКА, Э. ГАЛУСТЯН, Т. МЕМЕТОВОЙ, Н. ИВАНОВА
ИНЖЕНЕРЫ Л. ПЕРГАМЕНТ, В. ПОВАРИЧ, Б. ГОРОХОВСКИЙ, З. ЛАРИОНОВА, В. МАРЕЕВА, Р. МАДГАЗИНА
УЛИЦА БАБУРА, 1–4/81, 46/1–3, 67/1–12, 69/1–7
Задуманная как парадный пролог посещения Ташкента, улица Богдана Хмельницкого предлагала гостям Узбекистана череду зрелищных перспектив-аттракционов и одновременно служила театральной ширмой, скрывавшей тягостное состояние городских промышленных зон
МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
Неизвестно, каким маршрутом при посещении царя Соломона в Иерусалиме проследовала царица Савская, однако Ветхий Завет засвидетельствовал, что после успешного визита «все цари земли стремились увидеть Соломона» (2Пар. 9:23). Принимающая сторона изрядно потрудилась, чтобы произвести впечатление: «И сделал царь из этого красного дерева лестницы к дому Господню и к дому царскому, и цитры и псалтири для певцов. И не видано было подобного сему прежде в земле Иудейской» (2Пар. 9:11). В библейском мифе можно увидеть истоки архитектурного сюжета, связанного с въездом в город. В города торжественно въезжали чужестранцы, которых можно увидеть на афрасиабских фресках в «Зале послов»[511], или собственные правители, а также возвратившиеся домой полководцы и целые армии — очевидно более древняя, нежели римские триумфы, эта традиция была продолжена в средневековой Европе, воплотившись в так называемые joyeuses entrées[512], и дошла до ХХ века в виде дипломатических встреч и парадов победителей. Пространственная ритуализация, родившаяся тысячелетия назад, сохраняла сходные черты. Процессия начиналась с въезда в город через городские ворота, проходила через ряд символически важных транзитных пунктов и завершалась кульминационной церемонией в наиболее важном городском пространстве. Не менее ритуализированным оставался и обратный процесс — выезда из города. Архитектурную метафору двунаправленности ритуала можно увидеть в храме двуликого бога Януса в Риме. Расположенный на Форуме, он имел двое врат: через одни армия направлялась на битву, через другие — возвращалась с войны, а статуя бога с двумя лицами провожала и встречала войско.
Архитекторы Н. Миловидов, С. Ожегов, скульптор Д. Рябичев. Памятник 14 туркестанским комиссарам на Привокзальной площади. 1962
Первыми символическими воротами Ташкента были городской вокзал{1} и Привокзальная площадь. В царскую эпоху от нее вел к центру города Константиновский проспект, а после революции его почти сразу переименовали в улицу Тараса Шевченко, долгое время остававшуюся одной из наиболее проработанных парадных улиц столицы республики. В 1962 году на Привокзальной площади воздвигли памятник жертвам одного из эпизодов Гражданской войны, вошедшим в официальную мифологию советского Узбекистана как «Четырнадцать туркестанских комиссаров». Затем путь к центру пролегал мимо парка, ставшего коммунистическим некрополем, и вел либо к Скверу революции, либо к площади имени Ленина{12}. Таким образом, власти могли драматургически выстраивать встречи почетных гостей, а те, в свою очередь, посетить места советского культа и продемонстрировать уважение к хозяевам.
Карборундовый завод. Кон. 1960-х
Городской аэропорт, напротив, долгое время оставался на промышленной окраине и играл роль функционального транспортного узла, далекого от представительских функций. В середине 1950-х начались перемены, а значимость аэропорта{31} в жизни столицы Узбекистана быстро повышалась: именно сюда, а не на вокзал, стали прибывать наиболее важные политические и культурные делегации, а затем и поток туристов. Однако вскоре стремительное развитие города сделало аэропорт внутригородской и не самой благополучной территорией. В XIX веке в этих местах хаотично возникали хозяйственные постройки и небольшие поселения, среди которых был, в частности, кишлак Махау, где изолировали прокаженных. Первые советские десятилетия порядка не добавили, а военное время, напротив, сопровождалось новой волной хаоса, принесшей в город десятки заводов и сотни тысяч эвакуированных. Заводы зачастую размещались без заранее разработанного плана вдоль железной дороги, расположенной поблизости от аэропорта. В частности, это произошло и с Днепропетровским карборундовым заводом, наскоро отстроенным на новом месте и уже в 1942–1943 годах дававшим в полтора раза больше продукции, чем в предвоенную пору[513]. После войны предприятие в Запорожье возродили, но ташкентский завод сохранился и постоянно расширялся, а в 1963 году был назван Абразивным комбинатом. Его продукция была чрезвычайно полезной — он поставлял стране различные шлифовальные материалы и алмазные инструменты, — но его печи и трубы оставались одними из самых вредоносных промышленных объектов в Ташкенте: их выбросы во много раз превышали установленные нормы[514]. Помимо комбината, промышленная зона, расположенная между аэропортом и центром города, включала Ташкентскую ТЭЦ с дымившими трубами, Текстильный комбинат, завод Таштекстильмаш и множество других производств. Предприятия, созданные до или во время войны, к шестидесятым годам выглядели удручающе, а аэропорт дополнял экологическое неблагополучие выхлопами прожорливых авиадвигателей, радиоизлучением радаров и трудновообразимым сегодня шумом первых реактивных лайнеров. Несмотря на то что все данные о многократном превышении в этом районе допустимых санитарных норм были засекречены, архитекторы об этом были хорошо осведомлены. Андрей Косинский свидетельствовал: «Место это было такой промышленной окраиной. Рядом проходила железная дорога, стояла уже ТашТЭЦ со своими
