Ханидо и Халерха - Курилов Семен

Может, он решился открыть тайну всей своей жизни? Ведь есть у него эта тайна, и, теперь ясно, — не пустяковая, раз уж сам царь награждает его, а значит, приближает к себе.

Но большие дела — это для разговоров, для ожиданий, для дальнего будущего. А вот Встречнева луна-то нынче наверняка не будет голодной. Куриль добреет от простых похвал, а тут награда от самого царя. Да он на радостях браниться будет, если голодающий не придет к нему. Ну, а прикажет немедленно свадьбу справлять — так всю эту луну сделает пьяной…

Между тем человек, от которого зависело многое в жизни всех одиннадцати юкагирских родов, тот, который и в самом деле решил судьбу знаменитой невесты и пока ничем не знаменитого жениха, тот человек уж не ломал себе голову и людям не загадывал никаких загадок. Даже напротив, он готов был рассказать обо всем любому — вот только времени у него для этого не было. Но время будет — завтра, послезавтра, ну дня через три…

В дороге из Среднеколымска в Нижний Куриль еще не испытывал ни полного чувства ликования, ни душевного равновесия. Тогда он не знал, какие "слова на бумаге" везет от Друскина и Синявина Кешке. Потом он узнал: людей тундры будут крестить, и очень скоро, не дожидаясь даже начала строительства церкви и не дожидаясь, пока пройдет обучение юкагира Ханидо. Из этой важнейшей новости он и сделал полный ликования вывод: старой жизни пришел конец — знайте лысого, с царской медалью на груди Куриля!.. На радостях голова юкагиров решил немедленно закатить такую свадьбу, чтобы о ней услышали и в Якутске, и в самом Петербурге, чтобы из множества гостей каждый даже при солнце видел на себе северное сияние. Вот и ворвался Куриль в стойбище всклокоченным, как растревоженная, ничего не видящая сова. Он не преподнес Халерхе никаких подарков и вообще не зашел в тордох к Хулархе — люди приметили это, однако нашли оправдания: подарки — очень дорогие, конечно, — преподнесут на самой свадьбе, Халерху подготовят Пурама с женой, и вообще Куриль знает, что делает…

Многое правильно угадали жители стойбища. Но они не знали сущего пустяка. А пустяк этот был такой: Куриль растерялся и сильно раздосадовался, когда Пурама сказал ему, что семья Нявала до сих пор не прибилась к стойбищу. О, если б они знали об этой растерянности своего головы! Какой бы тогда начался переполох, сколько бы жестоких, обидных догадок переточили развязавшиеся языки!..

Между тем очень важная правда как раз в том и состояла, что голова юкагиров вовсе никуда не отсылал семью Нявала. Больше того, он не знал, почему и куда уехала эта семья. И уж совсем плохо, что за три снега он ни разу не только не навестил ее, но даже не поинтересовался всерьез, как они там живут на богатых местах: очень туманные слухи о том, что живут они ничего, не плохо, вполне удовлетворяли его. Дело со строительством церкви, а значит, и с обучением Ханидо безнадежно затягивалось — и Куриль опустил руки. Но вот на груди его появилась медаль, а вместе с ней и надежда.

Надежда сбылась — и он спохватился…

Вообще-то спохватиться Курилю следовало бы сразу, после получения царской награды. Но он не мог, и на то были причины. Ведь надо было разговаривать с приемным сыном и с его отцом. А как разговаривать? Они вправе были сказать, что договоренностью о двойном отцовстве не предусматривалось насилие над судьбой Ханидо: парню уже за двадцать, ему надо устраивать личную жизнь — не может же он без конца ожидать, когда в делах головы наступит хорошее время, к тому же невесту вот-вот увезут.

Ответить им, что время Куриля уже почти наступило, обнадежить, показать награду царя? А где уверенность? Скажет исправник "нет" — и что тогда?

Болтуном предстать перед этим темным, несчастным Нявалом? Неудачником, обманщиком — перед Ханидо, приемным сыном-наследником?.. Не мог Куриль с ними встречаться еще и по той причине, что само время приперло его: ведь и впрямь надо было решать судьбу Ханидо, а значит, и свою собственную. А решать ох как не хотелось. Да и кому хочется признаваться в том, что жизнь прожита? И к тому же надо делить состояние — табуны, хозяйство, пастбища. А каково беднеть на старости лет?..

Но то, что было, — прошло. Сейчас дело другое. Сейчас Куриль едет на самых сильных, самых быстрых и самых красивых оленях. Своего он добился. Вот бы теперь и увидеть их. И надо же — нет в стойбище, потерялись.

Когда за горизонтом скрылись берега Малого Улуро, а вместе с ними и стойбище, Куриль решил остепениться и трезво оценить неприятную новость. "Их трое, — рассудил он. — Если с кем-то одним случилась беда, то другие давно бы приехали в стойбище. Ну, если даже замерзли все трое или едой отравились, то их давно бы нашли. А не нашли — так слух о такой беде тундра сама разносит. Да и как отравиться можно пищей зимой? А Ханидо никак не может замерзнуть — он богатырь, он без еды и огня в самый сильный мороз выживает… Нет, Пурама сказал, что был слух — там, у них, все по-прежнему…"

Подозрение Куриля перекинулось на другое, более правдоподобное объяснение. Очень возможно, что семья Нявала решила уйти от зависимости, жить по-своему. Может, они пригляделись к жизни головы юкагиров и подумали: а зачем по такой же дороге идти ему, Ханидо? Влезать в большие скандалы, кого-то травить, кого-то брать под защиту, мотаться по стойбищам и русским острогам — это ведь не сахар сосать, да и по чужому желанию все это делать не будешь — тут своя охота нужна. А охоты, может, и нет, может, ее отбил Ниникай. Ниникай не часто встречался с Косчэ-Ханидо, но ведь есть люди, которые влияют одним своим поведением, а не то что словами. Скрытый молчун Косчэ-Ханидо никогда не рассказывал, о чем он говорил с этим то тихим, то бешеным чукчей. Но Куриль знал: не может Ниникай восхвалять его, Куриля, — считает тщеславным, жадным и слишком уж отдалившимся от простых людей…

Могла еще повлиять и ранняя помолвка Косчэ-Ханидо с Халерхой. Когда упрямо и дружно навязывают в жены хоть какую красавицу — самостоятельные парни, как правило, женятся на других. К тому же красавица часто беду, а не счастье приносит. Нявал помнит судьбу Эргэуйо, Сайрэ и еще много подобных судеб. А Ниникай из-за жены-красавицы мать, отца, брата и родные места бросил… Три снега к Халерхе сватаются женихи с тундр, с гор, и тайги, да еще какие! А нареченному жениху хоть бы что. Может, он потому и не показывается в Улуро, что хочет отвязаться от Халерхи: мать у нее умерла, отец больной, живут они бедно — чего ждать-то ей…

В подкрепление всех этих догадок Куриль еще подумал о том, что два охотника — Нявал с сыном — за три года могут в безлюдных местах здорово обогатиться. Сто шкурок в год — это триста. Даже если половина пошла на обмен, то все равно сто пятьдесят. Ум потерять можно…

Вот с такими мыслями и ехал Куриль на север, к берегам Новой речки, где, по слухам, много песцов и где, по предположению Пурамы, кочует семья Нявала. Неожиданные хлопоты. А главное — не ко времени. В успехе поездки Куриль не сомневался — он появится с очень крупными козырями и побьет любую карту. Это ведь только дурак отвернется от счастья, нет, не от счастья, — от невиданной и неслыханной удачи. Тем более что Куриль готов на любые уступки.

Не хочет парень жениться — не надо. Трезво рассудить — свадьба, она сейчас ни к чему: он в остроге, она здесь — какая жизнь! Народ хочет свадьбы? Народ подождет. Если смущает зависимость от него, Куриля, от его богатства — можно освободить от зависимости. Курилю же и выгода — не придется табун делить.

Если хотят поскорее обогатиться — пожалуйста: теперь Куриль разделит табун — в конце концов он и жил ради этого. Ханидо не хочет быть головой, а он им и не будет, он священником будет. Не хочет духовной зависимости — он объяснит, что поп зависим только от бога… Если уж очень сильно будут Нявал и сын перья таращить, Куриль на помощь призовет и Пураму, и Ниникая — вон как Ниникай жадно целовал крест!..

Все эти рассуждения головы юкагиров не были тяжкими и еще по одной, немаловажной причине: любую тревогу под корень срезало то, что всякая тревога была нелепой — бог выбрал себе служителя, служителя из новых своих племен, и сам же перекрыл дорогу служителю! Нет, так не бывает…

Но козыри козырями, бог богом, а душу Куриля точила не сильная, но щемящая боль. У него ведь, как и у отца Халерхи, потухал в этом мире костер — не послал ему бог сына, продолжателя его самого. Он бы смирился с судьбой, если бы был простым человеком. Но у него дело, огромное дело, без продолжателя ему никак невозможно. Усыновил он хорошего, умного парня, воспитал, пробил дорогу ему, пробил великим упорством, терпением и трудом, а вот что-то не сцепилось, не завязалось. Ведь не случайно он и сейчас вынужден думать об освобождении Ханидо от опеки, зависимости. А какой это приемный сын, какой наследник, если скрылся от него на целых три года, не посоветовавшись! Плохо будет, если придется давать ему полную волю, освобождать от зависимости — какое это отцовство! Конечно, Куриль пойдет на все, но ему будет горько…