Ханидо и Халерха - Курилов Семен

Целование еще не кончилось, а уже раздался голос исправника. Голос его теперь был каким-то иным, чем-то похожим на голос попа.

— Имена всех верных царю и богу Христу здесь присутствующих знатных людей мне велено было занести на бумагу…

Пока Куриль переводил, добавив от себя, что велено было царем, Друскин вынул из бокового кармана шубы белую трубочку и развернул ее на столе.

— …В бумаге написано, что вы вместе с русскими знатными людьми Колымского округа готовы всеми своими силами и силами своих племен помочь царю в его любых делах и заботах о государстве. Вы обещаете покончить с враждой между вами, между шаманами, между шаманами и вами, между вашими племенами, между вашими людьми и людьми царя, между бедными и богатыми. Вы обещаете везде и всюду пресекать смуту, от кого бы она ни исходила… Об этих ваших обещаниях я сообщу царю. А теперь подходите к столу и приложите руки.

Куриль, Чайгуургин и Татаев сразу достали мешочки, в которых хранили печати. Первым, не долго думая, шлепнул по бумаге Чайгуургин, придавив свою фамилию двуглавым орлом. За ним — Татаев. А Куриль помедлил. "Шаманы грабят простых людей — из-за этого тоже могут быть смуты, — подумал он. — Я, наверно, и шаманов ясаком накрою, а то и двойным…" И он, зло перекосив лицо, с силой придавил печатью бумагу.

Остальные богачи не имели печатей, а расписываться даже крестиком не могли. Пришлось им прокусывать пальцы, чтоб появилась кровь. Издавна принято было мизинцы прокусывать.

И вскоре бумага густо покрылась алыми пятнами — на ней будто раздавили горсть спелой морошки.

Исправник быстро скрутил ее в трубку и спрятал.

— Дети мои, — сказал священник, приподнимая крест и загораживая им лицо, — вы собственной кровью удостоверили преданность государю нашему батюшке. Бог видел это, он будет следить за исполнением клятвы… Дети мои, бог вразумил нас на большое и насущное дело. Свершим же его и помолимся… во славу отца и сына и святого духа…

Исправник повернулся к священнику и вдруг опустился перед ним на колени. Он начал кланяться и креститься. Все быстро и удивленно переглянулись: кто же здесь главный?.. Но тут и Потонча упал на колени, а за ним Татаев, Куриль, Чайгуургин. Значит, так надо… И сразу по комнате прокатился грохот — богачи туземцы дружно простучали коленями о деревянный пол, замахали руками. Не все крестились правой рукой: иные прокусили не те мизинцы и, пряча окровавленные кулаки, крестились левой. И только шаман Кака совсем растерялся, запутался — прокусил он мизинец на правой руке, ею и старался креститься, подражая исправнику, но красные брызги летели в стороны, попадали и на лицо, он то пытался разом высосать кровь из пальца, будто мозг из оленьей кости, то вытирал рукавом лоб. К тому же он с ужасом думал о том, что это — очень и очень плохая примета.

А священник тем временем начал крестить воздух своим большим блестящим крестом и потихоньку переступать ногами, явно продвигаясь к двери.

Так и ушел отец из заезжего дома, не оглянувшись и ни с кем не попрощавшись.

И только ушел он, как в дверях появилась толпа чиновников и среднеколымской знати. Тут же из другой двери, с кухни вышли стряпухи, вдвоем неся на огромном подносе дюжины три бутылок.

Друскин же, застегнув шубу, начал прощаться за руки с гостями.

Курилю он сказал:

— Поедешь вместе с Потончей в Нижнеколымск. Отвезешь письмо попу Кеше Слепцову — он должен побывать у нас в тундре…

Это было очень важное и радостное поручение: к переменам дело пошло, к большим переменам.

На радостях, как только исправник ушел, Куриль отыскал Чайгуургина и выпалил:

— Олени наши у нас остаются! Это я, я уговорил Друскина не забирать их…

Чайгуургина надо было задабривать: соседи чукчи не очень-то обрадуются новой вере.

— Я так и думал, мэй. Ты же, говорят, ночевал у исправника… С тобой мы, Куриль, никогда не пропадем. Ты наш друг и вожак. Тебя даже чукчи любят больше, чем меня.

Прощальная попойка кончилась поздно. Однако переночевать в Среднеколымске гостям на этот раз не удалось: богачам сообщили, что на их нарты грузят подарки — по мешку еды, ситец и водку. А подарки грузят перед дорогой… Да тут, кстати, у заезжего дома появились исправник с попом.

Пришлось одеваться.

Крепко подвыпившие богачи размякли, расчувствовались, узнав о подарках.

Столпившись у нарт вместе с хозяевами, они горячо, слезно благодарили их за великую доброту, за незаслуженное гостеприимство.

— Ничего, мы свои люди, — хлопали их по плечам купцы.

Другие откровеннее были и намекали:

— Да если ты песчишку пришлешь — я ведь тоже не откажусь…

А вот исправнику намекать нужды не было: прощаясь, он не успевал запоминать, кто, сколько и что именно обещал ему привезти в подарок.

Лунной морозной и ветреной ночью по улочкам Среднеколымска понеслись упряжки. Подпоенные каюры во всю мочь гнали оленей, оглашая спящий острог криками и свистом вожжей.

Не хотел исправник Друскин оставлять гостей — богатых и бедных — еще на один день. Ссыльные. Много их. Слишком уж большие они любители поговорить, а в особенности с приезжими.

ГЛАВА 4

Встречнева, или шестая, сретенская, луна нарождается бодрой и яркой.

Она круглые сутки гуляет по зимнему небу и сияет, будто золотое ребро. А такой красивой и молодой она потому бывает, что готовится к встрече — к встрече с молодым солнцем. И вот однажды на край сумрачно-белой тундры выплывает ненадолго круглое, аккуратное, с узкими, чуть раскосыми глазами солнце-лицо. Поведет оно глазами по небу — и месяц смутится и поблекнет…

Потом день за днем луна будет стараться понравиться солнцу — она станет полнеть, набирать силу и светить все ярче. Но за это время у солнца отрастут крылья и золотые волосы, а взгляд станет куда смелее. Оно будет подниматься все выше и выше, будет очаровывать землю и затмевать звезды — и луна с каждым днем начнет блекнуть все больше, потом будет худеть и худеть от тоски…

Для людей Севера появление солнца могло бы быть радостным праздником: ведь кончилась долгая, непрерывная ночь, ведь скоро тепло развеет ледяное дыхание злых духов — пургу и морозный ветер. Восходу можно радоваться каждый день. А тут не просто восход, тут первое появление солнца!.. Да, людям бы радоваться, если б жизнь северян не таила в себе столько коварства. В году же самый коварный месяц — шестой. Солнце-то появилось, но что принесет шестая луна? О, люди настороже, люди боятся радоваться. Потому что слишком часто именно в это время приходит беда, страшней которой в среднем мире и не бывает.

Жизнь впроголодь начинается еще при пятой луне. В эту пору иссякают запасы еды. И все надежды людей тянутся к новой луне, когда появится солнце, когда начнется время рыбацких и охотничьих хлопот. И вот такая пора наступила. Потемну, спозаранок, уйдут рыбаки на озеро. Целый день они пробивают самодельными, пешнями лед и кое-как доберутся до парящей на морозе воды. Кинут в проруби снасти, а рыбы нет. Отогрев в ледяной воде посиневшие и опухшие руки, снова забросят снасти, но рыбы все-таки нет. Помолившись или позвав на помощь духов, еще раз опустят снасти. Нет, не идет рыба! Спит подо льдом. А уже ночь. Надо возвращаться в тордохи. Легко сказать — возвращаться! К утру проруби замерзнут намертво, и тогда опять чуть не целый день придется долбить новые лунки. Но и на другой день то же самое: поднимай пустую мокрую снасть, затяни на животе ремешок и тащись к семье, которая ждет тебя, глотая слюну, и до последнего твоего шага надеется… Так же будет и на третий день, и на четвертый. И дней через пять — через десять ночью тебя вдруг разбудит ужасный грохот, который прежде не мешал тебе спать, — это лопнет, ухнет от свирепого мороза лед. Теперь, однако, тебе почудится, что озеро раскололось надвое и до самого дна. И оборвется сердце: надо спасать семью — дальше терпеть нельзя. Тогда прячь, рыбак, ножик в рукав и иди к оленям. Иди? А если у тебя всего два оленя? А если один или вовсе — ни одного? И в тордохе ни камусов, ни единой песцовой шкурки — все променяно дочиста… Еще дня два-три ты и твоя семья будут жить надеждой на помощь соседей и родственников. И хорошо, если эта надежда оправдается хотя бы наполовину. А вдруг окажется, что и ближние и дальние родственники сами ждут от тебя помощи?.. И тебе ничего не останется, как поплестись по очень знакомой, но самой тяжкой дороге — ты с пустыми руками направишься к богачу.

Богач знает, что ты не один такой, но старайся не думать об этом. А то еще войдешь в положение богача, у которого всего-то тысячи две или три оленей…

Встречнева луна бывает, однако, и более страшной. Вдруг ни с того ни с сего начнется падеж оленей. И в это же время не ловится рыба. Одно к одному: песцы тоже не попадаются в пасти, как ни умоляй духов озер и холмов. Вот тут-то и нагрянет беда, полная и беспощадная. К богачу за помощью и не думай идти: он не только наверняка откажет — он просто не будет с тобой разговаривать. И тогда спасай себя и семью как можешь. Люди жуют и грызут все, что проходит в желудок. Вечерами, когда мужики возвратятся в тордохи, так и не сумев ничего раздобыть, хозяйки соберут семьи к еле горящим жирникам и подадут еду, которую не догадался отобрать сам виновник голода — дьявол. А не догадался он по той лишь причине, что это еда не людская и даже не звериная, это воистину дьявольская пища — разваренные куски старых ремней или клочья мешка, сшитого из сохатиной шкуры… Мерзкие ошметки с отвращением глотают взрослые, а ведь детям надо их еще разжевать, но разжевать их нельзя!