Гранат и Омела (СИ) - Морган Даяна

— Не желаю ничего больше слушать! Варес, поднимай его, раз он сам отказывается идти.

Варес, разминаясь, повел плечами и направился к Падре Сервусу.

— Отставить, капитан, — повелительным голосом приказал Симеон, но наткнулся ровно на ту же отговорку, что и недавно сам Дамиан.

— Можете поцеловать меня в задницу, святой отец. Я не подчиняюсь вашим приказам. Вы больше не Падре Сервус.

С этими словами Варес подхватил его на руки, несмотря на протесты, и Дамиан пошел вперед, проверяя путь. После освещенной комнаты его глаза не сразу привыкли к темноте, поэтому двигался он осторожно, останавливаясь от каждого шороха. Однако на лестнице они никого не встретили. У выхода Дамиан замедлился, спускаясь в холодную воду. Он был на грани: эмоции бурлили в нем, точно лава, и грозились взорваться извержением ярости. Хоть спасение Симеона и шло по плану, он не мог отделаться от чувства предательства, которое обожгло его, когда наставник отвел его руку. И то, что он защищал Эдуарда, несмотря на все его чудовищные поступки. Храм не прощал короля, гневался и осуждал, а Симеон почему-то решил, что человеческая природа угодна Князю. И сомнения Эдуарда тоже угодны Князю. Тогда и его собственные сомнения праведны? Дамиан злился на себя. Злился и не понимал, почему каждый раз возвращается мыслями к моменту на источниках. Что-то в словах Симеона задело его, точно рыболовный крючок, и дергало каждый раз, когда в его воображении всплывали мысли о ней. Дамиан с трудом удерживался от вывода, что Симеон предал Храм и предал самого Дамиана даже раньше, чем отверг его помощь.

Сжав челюсти, он нырнул в воду, надеясь, что хотя так охладит свой пыл, и почти сразу выбрался с другой стороны входа. Сделав глубокий вдох, он нырнул еще раз и помог Варесу, подхватив Симеона под руки. Вытащив его на поверхность, он дернул головой, отбрасывая со лба мокрые волосы. Рядом вынырнул Варес и тут же перехватил Симеона. Дамиан ждал очередной попытки спорить, но наставник молчал. Даже выражение лица не поменял: такое же осуждающее. Обида полоснула Дамиана острым лезвием. Он надеялся, что Симеон оценит его поступок, будет рад его видеть, с благодарностью примет помощь, но реальность оказалась куда более жестокой. Придя с распростертыми объятиями, он получил под дых.

Отвернувшись, Дамиан побрел обратно по тому же пути, который и привел их в тюрьму, разгребая попадавшийся в воде мусор. Ночь все еще отлично скрывала их присутствие, а они старались идти как можно медленнее, чтобы не привлекать внимание плеском. Удачно минуя желтые пятна света, разбивающиеся на поверхности воды, они тащились в сторону крепостной стены. Как вдруг из-за амбара вышел человек без факела. Дамиан столкнулся с ним практически нос к носу. Мгновение замешательства, позволившие стражнику приглядеться, растянулись патокой. Перед глазами Дамиана сгустилась алая пелена. С рыком прыгнув на стражника, он попытался погрузить его в воду, но мужчина оказался сильнее. Он успел отскочить, и Дамиан врезался в него, придавив к стене амбара. Стражник ударил его головой в лицо. Между глаз вспыхнул белый свет. Отшатнувшись, Дамиан со всплеском ушел под воду. Не успев сдержать порыв, он вдохнул, и вода обожгла нос. Рванув на поверхность, он выскочил прямо перед стражником. Отплевываясь, Дамиан выхватил кинжал и бросился на стражника. Тот отскочил, поднимая брызги. Варес уже собирался отпустить Симеона и помочь, но Дамиан оттолкнул его.

— Уходи!

Краем глаза он видел, что капитан остался, но ему было не до того. Использовав обманный маневр, Дамиан попытался воткнуть лезвие в бок стражника, но тот угадал его прием и полоснул его по ребрам, оставив холодную черту, которая тут же стала обжигающе горячей. Не спуская друг с друга взгляда, они начали медленно кружить вокруг невидимого центра, как будто раскручивали колесо. Продолжая двигаться, Дамиан отвел руку за бедро и сжал кинжал обратным хватом. В ушах гремела кровь. Стражник не выдержал первым: дернулся вперед, целясь ему в живот. Дамиан вильнул, заставив его промахнуться, и всадил кинжал в его шею по самую рукоять. А потом резко выдернул. Стражник вздрогнул, отшатнулся. Из раны хлынула кровь. Брызги попали Дамиану на лицо. Округлившиеся от ужаса понимания глаза, казалось, вот-вот лопнут. Стражник попытался что-то сказать. Изо его рта тоже полилась кровь. Он захрипел, попытался ухватиться за одежду Дамиана, но оступился и ушел с громким плеском под воду.

Боевой барабан в груди немного утих. Алая пелена растаяла. Дамиан судорожно вдохнул и расслабил пальцы на рукояти кинжала. Угроза миновала. Дрожа, он повернулся к Варесу как раз в тот момент, когда время снова замедлилось. Дамиан не сразу осознал, что произошло. Лицо капитана обмякло, глаза точно так же ошалело округлились. Он выронил Симеона, и Дамиан увидел, что у Вареса из живота торчит лезвие. А потом время с оглушающим воплем ускорилось, и он понял, что крик вырывается из его горла. Варес упал. Над ним с мечом стоял Ерихон, подло ухмыляясь. Дамиан, ослепленный ненавистью, кинулся вперед. В то же мгновение в висок сбоку прилетел удар.

Дамиана поглотила чернота.

— Ублюдок.

Мать вперила в него яростный взгляд и отбросила игрушку на свой стол, за которым прихорашивалась к приходу мужчин. Затем подняла прут, которым служанка ворошила угли в камине, и хлестнула его по лицу. Голова Дамиана мотнулась в сторону, и он взвыл, прижав ладони к пылающей щеке.

— Ублюдок!

— Прекрати, — попросил он.

— Ублюдок! — кричала она, нанося ему новые удары.

— Пожалуйста, не надо, — пробормотал он, чувствуя, как с саднящей разбитой губы течет кровь.

— Ублюдок! — рявкнул мужской голос у уха, заставив Дамиана вздрогнуть и приоткрыть глаза. Лицо ныло. — О, прекрасно, ты снова с нами.

Дамиан, едва ворочая заплывшими глазами, огляделся и с трудом осознал, где он. До нетерпимости яркий, практически сияющий, свет свечей и факелов; сырые мокрые стены, покрытые плесенью; едкий запах мочи, бьющий в нос, точно кувалда; и боль. Она была везде: вгрызалась в лицо, точно бешеная собака; пронзала занемевшие плечи и руки раскаленными ножами при каждом движении; копошилась червями на лице, опухшем от ударов; пульсировала в ногах, которыми он не мог никуда упереться.

— Итак, ублюдок! Вернемся к тому, на чем закончили. — Ерихон толкнул его и с наслаждением наблюдал, как Дамиан раскачивается и кривится от боли, разрывающей онемевшие руки, за которые он был подвешен. — Обратимся к писаниям: «Никто в Храме не вредит так много, как тот, кто, имея священный сан, поступает неправедно. Никто не решается бросить ему обвинение, и проступок становится все больше, ежели грешника продолжают почитать из уважения перед его саном». Понимаешь ли ты, ублюдок, что, предав Храм, ты подставил не только самое себя, но и всех праведников?

Ерихон задавал ему этот вопрос не впервые. И терял сознание он от боли тоже не впервые. В глухой допросной комнате Дамиан запутался, сколько сменилось дней. Ему не давали ни есть, ни спать, и вскоре он потерялся во времени. Казалось, только вчера они с Варесом пытались спасти Симеона.

Варес.

Глаза обожгло, но Дамиан заставил себя обрубить этот порыв. Он не заплачет при Ерихоне, не порадует его своей слабостью. Ни один крик от пыток не сравнился бы для кардинала осознанием, что Дамиан страдает от горя. Ерихон по-прежнему пытался отыскать ответ в его глазах. Дамиан позволил ему вести поиск, все равно ответа ему не найти.

— Ладно, ублюдок. Вернемся к Симеону.

Дамиан молчал, едва не теряя сознание от боли, скопившейся в плечах. Он сомневался, что когда-либо снова сможет ими двигать. Но это опасение казалось ему надуманным: он вряд ли проживет дольше нескольких дней. Хотя, возможно, его продержат в живых до приезда Горлойса и заседания синода. Ерихон не терял надежды, что выбьет из Дамиана ложные показания против наставника.

— Можешь ли ты признать, что Симеон Эюзби присягал Лилит?