Отец и сын, или Мир без границ - Анатолий Симонович Либерман

команде»; «Я не буду тебе читать» – «Делай» (то есть ну и не читай); адоптировать (усыновить), хотя сам многократно употреблял правильное слово; забывал слово невестка, а ведь о невестке соседской старушки, хозяйки сиамского кота Чарли, говорено-переговорено; «коричневые волосы» (десятки раз я исправлял этот англицизм, внедряя слова «блондин», «шатен» и «брюнет», и «каштановые»); «я смянул» (= смял; редкая оговорка; но когда я изумился, что это еще за монстр, то получил в награду: «Я не знаю моих глаголов»); «он сочувствует со мной» (перевод с английского); «они узнались» (= познакомились); «это неожиданная вещь» (= неожиданность); «я потрясен твоей догадливости»; «я купил это от него» (из, от и у оказались твердым орешком); «Бабушка там? Дай мне бабушку» (миллионы раз искореняемые англицизмы по телефону).]

Иногда хорошие слова попадали в чужой контекст (неудержимая реакция). Некоторые англицизмы были предсказуемы (натуральное желание, то есть «естественное»), другие – непростительны вроде «он ее будет аккомпанировать в Москву» (= сопровождать). Изумляли меня ошибки, которые я называл монстрами («они притворяются быть друзьями» = что они друзья). На фоне изощренного синтаксиса, к месту вставленных идиом и к месту же употребленных цитат вдруг могло появиться «сыщик полез в карман для револьвера» (за револьвером: перевод с английского). Помогло мое бычье упрямство и то, что, как выяснилось впоследствии (французский, испанский, латынь, греческий), Женя оказался чрезвычайно способным к языкам. Но акцент ушел полностью; даже оказавшееся почему-то таким трудным слово пять тогда же почти выправилось.

Мне часто снится сон – два персонажа:Один из них – ребенок лет шести;Знакомых черт в ребенке не найти,Но я настороже. А может быть, на страже.Расплывчат образ: всё как будто в дымке,Но почему-то я готов к борьбе,Беззвучно что-то говорю себеИ у судьбы взимаю недоимки.Чего-то я как будто не сказал,Запутавшись в потусторонней смеси, —Расплывшийся в тумане кинозал,Где сам себя играешь в мертвой пьесе.Все тот же сон; он об одном и том же.Мы не меняемся: ни я, ни он,И лишь мучнистей делается фон,И контуры становятся все тоньше.Жизнь не лимон: ее с бедой не выжать,Но надо жить и постараться выжить.

Глава тринадцатая. Трудный ребенок

1. Презренный металл

Десять долларов. Сон в руку. Тифозный барак. Виды на будущее

После Исландии мы уехали на озеро, и там все было как всегда, но отпуск закончился неожиданно и на очень тревожной ноте. За неделю до конца сезона приехали Никины родители, и Женя не вылезал из их дома (там его тайком от нас подкармливали, но я, как всегда, легко раскрывал заговор по крошкам на губах). Наши общие с ними разговоры о Жене носили полуанекдотический характер. Так, однажды Никина мама сообщила, что, оказывается, Женя не моется по утрам до пояса. Я успокоил ее, что он и до рта никогда не доходит. Но как-то Женя рассказал ей, что у него есть десять долларов; бумажка сложена вчетверо и спрятана в брюках. Чтобы добыть эту неведомо откуда взявшуюся десятку, я сказал Жене, что хочу постирать его штаны (действительно очень грязные). Женя наотрез отказался выдать штаны и долго копошился у себя в комнате. Когда я наконец получил их, заветной десятки в кармане уже не было. Назавтра я без большого труда отыскал ее в коробке с хозяйским клинексом и конфисковал.

Меня интересовало, что Женя будет делать, обнаружив пропажу. Интересовал меня и источник денег. Женя сказал бабушке, что в день их встречи (он ездил с Никой в городок, куда прибывал автобус из Миннеаполиса, а я остался на даче) нашел деньги в магазине: какая-то старушка выронила их и исчезла. Ясное дело, что все это было враньем. Во-первых, ни в какой магазин они не заходили, а во-вторых, случись такое происшествие, ликованья бы хватило до конца лета. Женя заметил исчезновение денег вечером (скупой рыцарь осматривал свои сокровища), долго шебуршил, надеясь, что они попали на дно коробки, смял и испортил массу салфеток, но, к моему изумлению, виду не подал, а спокойно послушал то, что я ему прочел, и вскоре заснул.

Моя гипотеза состояла в том, что деньги украдены из Никиной сумки. Назавтра Женя пожаловался бабушке, что он очень обижен: зачем это родители роются у него в вещах? Каков! Допеченный дедушкиной нотацией, он уполномочил бабушку официально сообщить нам, что у него было десять долларов и что они пропали. Когда он пришел домой, я открыл переговоры. Откуда же деньги? «Одна старушка» неожиданно приняла знакомые очертания. Слово за слово выяснилось, что проклятая ассигнация Никина. Было о чем сокрушаться. Во-первых, сам факт хищения; во-вторых, вполне взрослые размеры преступления (не какие-нибудь двадцать пять – пятьдесят центов и даже не доллар); и наконец, профессиональная выдержка: деньги взял, спрятал, а когда они исчезли, то примирился со случившимся да еще пожаловался, что вмешиваются в его личную жизнь. (Я ему сказал, что хотел высморкаться, взял клинекс и случайно наткнулся на бумажку.) Говорили, плакали, давали клятвы.

Подростки, попавшие в колонию Макаренко, знали, что их там накормят, оденут и дадут приют. Знали они и о царившей там железной дисциплине (в сущности, это была полувоенная организация, управляемая, как и вся страна, непререкаемым авторитетом хозяина) и что воровать там не просто опасно, плохо, недостойно, но и глупо. И все-таки воровали, так как делали это автоматически по сложившейся привычке. Поначалу их ловили (а ловили всегда) и били, а потом пришли к выводу, что человек не может сразу избавиться от дурных навыков, и даже сформулировали правило: «Ты еще два раза украдешь».

Злоумышленник клялся, что никогда больше не опозорится, и с удивительной регулярностью попадался снова и снова, иногда дивясь своему проступку. К этому времени что-то сдвигалось в психике подростка и он переставал зариться на чужое добро. Однако кое-кто не мог остановиться; его признавали неисправимым и, если не ошибаюсь, выгоняли из колонии. Такой, конечно, попадал в тюрьму, и ждать ему от жизни было нечего.

Но Женя-то вырос не среди беспризорников. Он объяснил бабушке, что обожает покупать вещи. Действительно: недавно приобрел в школьном магазине на нетрудовые доходы чудовищный бумажник. Бабушка пообещала Жене, что нам ничего не передаст, так что мы вроде бы ничего не знали. Я только сказал ему, что мне стали сниться дурные сны, будто он опять украл. Женя поделился этим поразительным совпадением с бабушкой и каждое утро спрашивал: «Тебе опять снился этот сон?» Я ответил, что снился. Но ведь это только сны! «Да, да, конечно, но я верю своим снам, и от них у меня теперь даже на лекциях болит сердце. Помнишь, я объяснил тебе в Исландии, что такое вещий сон? Тебе приснилось, что