Странники в ночи - Андрей Быстров

Аня порывисто вскочила, и тут кондуктор обернулся. Ужасная проржавевшая маска робота с провалившимися глазницами и холодным оскалом щелевидного рта смотрела на Аню, если механической развалине было чем смотреть.

Зажав рот рукой, чтобы сдержать крик, Аня вылетела в распахнувшуюся дверь. Она сразу повернулась к автобусу лицом, отступая от него шаг за шагом - мысль о том, что ужас окажется за её спиной, была непереносима.

ТОТ САМЫЙ АВТОБУС - да, разумеется. Теперь Аня видела и дракона, и рекламный лозунг, но... Что-то изменилось. Лозунг, как помнилось Ане, выглядел немного не так. "Перестаньте беспокоиться, вы под нашим контролем", - гласила верхняя строчка, так же, как и раньше. Но нижняя была другой. Вместо прежнего "Мы защитим вас" там стояло:

МЫ ПОГЛОТИМ ВАС.

И только сейчас Аня сообразила, какие латинские буквы образованы сплетениями драконьих колец.

RX.

Автобус до Измерения RX. Куда же дальше, сударыня. Приехали, выходите.

С тоскливым воем автобус рванулся вперед, сверкнул лежачей восьмеркой (маршрут в бесконечность) и оставил на память о себе звук лязгнувших дверей. На других остановках мерседесовские двери открывались и закрывались почти бесшумно, как им и положено, а вот напоследок Анин слух укусило жалкое, но и победное "БЛАМБД". Такое, словно механизм моментально одряхлел и пришел в состояние полной запущенности, но почему-то гордился этим...

Автобус исчез из вида... Аня была одна.

Ее чуть подташнивало, ноги подкашивались. Панорама, расстилавшаяся перед ней, была соткана из ласкового ветерка и бесчисленных оттенков зеленого цвета. Мягкое перемещение упоительного воздуха разносило чьи-то мысленные

ООООО!..

УУУУУ!..

ААААХ-Х!..

Он был густым как мед, этот воздух, свежим как только что сорванный апельсин, сочным как трава, растущая на простиравшихся вокруг лугах и низких холмах. Аня видела необыкновенно растянутую линию горизонта, какую не охватило бы в единый миг человеческое восприятие там... Там, откуда она прибыла.

Объем панорамы визуально увеличивался из-за огромного оврага, на который Аня смотрела как в перевернутый бинокль. На склонах раскинулись уступами сады и огороды, кое-где торчали дощатые дачные строения. На дне оврага мерцало вытянутое озеро с коричнево-зеленой водой и полузатопленными лодками. К бревенчатому причалу вела лестница. Людей не было видно. Вдали за оврагом раскинулся город, представший весь целиком, как на ладони, мегаполис на несколько миллионов жителей. Самые высокие дома его казались Ане мельче луговых цветов. Темными плоскими коробочками жались к городу заводские корпуса, дымили трубы-спички. Миниатюрные бурые облачка окутывали заводские районы. "Смог", - догадалась Аня, и это слово почему-то немного успокоило её.

Там, где кончался город, начинались дороги. Они сходились и расходились, они сплетались и расплетались, они ныряли в леса, вдруг возникающие на пути, и выныривали оттуда, запутывая сами себя. И над всем лениво-царственно плыл уже другой, совсем не ласковый медленный ветер. Он проносил сквозь грандиозную, искаженную по краям воздушной линзой панораму - как и тот, первый ветер - невысказанные кем-то

ААААА!..

ООООО!..

ААААХ-Х!..

Не пели птицы, не журчали ручьи. Спокойствие цепко держало Аню... Потом чересчур цепко.

Вдалеке, где громоздились какие-то груды железа (автомобильное кладбище?) Аня разглядела едва ползущую машину "Скорой помощи". Машина и не могла двигаться быстрее, потому что дороги СТАРИЛИСЬ НА ГЛАЗАХ. Нет, не то: они не разрушались, как происходило бы с оставленными без присмотра дорогами в течение десятков и сотен лет. Они точно перемещались во времени не вперед, а назад, обретая тот облик, какой имели до наступления эры асфальта, бетона, многоуровневых развязок, скоростных полос и бензоколонок. Они покрывались ухабистым грунтом, утрачивали стреловидность прямых участков, обочины зарастали жестким диким кустарником...

Город съежился и поблек. Белоснежные новостройки превратились в угрюмые средневековые башни, исчезли заводы, а на месте "Скорой помощи" топтался конь. Всадник тоже был там - лежал, уткнувшись лицом в землю, с копьем в спине.

Ветер метался, менял направление. Трава у ног Ани расползалась, открывая под слоем дерна, лопающимся как прогнившая дерюга, мешанину человеческих внутренностей, черепов и костей. Все это выглядело искусственным, сделанным не то из папье-маше, не то из раскрашенного гипса, шевелилось, но не само по себе. Из-под груды анатомических наглядных пособий выползали, вытягивались руки, вооруженные ножами, скальпелями, блестящими зажимами и крюками. Продуманно-расчетливыми движениями (ни одного лишнего) эти руки подбирались к Ане...

Помог ветер. Он смешал руки, скальпели, хирургические перчатки, дороги, деревья и холмы. Все теснилось в сужающемся пространстве, сливалось и совмещалось, опровергая известный тезис о том, что несколько твердых тел не могут занимать один и тот же объем одновременно.

/Одновременно ли?/

Свет периодически ослабевал и разгорался вновь. Откуда-то вынырнула Анина школьная учительница, она настоятельно просила проработать какой-то материал, а у Ани не было на это ни сил, ни времени, ни желания. Учительница стояла рядом с открытой дверью в стоматологический кабинет, где Аня наверняка закричит, а потом ей целый год будет стыдно. Следующая дверь вела в темный подъезд, и сердце Ани застучало от страха: ведь здесь собирались хулиганистые ребята, которые вполне могли отнять деньги, выданные мамой на мороженое, да ещё и поколотить. Возле подъезда ревел мотоцикл, едва не сбивший Аню в её пятый день рождения, атомным грибом вспучился зыбкий детский сад, в окне мелькнуло лицо воспитательницы...

Аня побежала. Она была бы счастлива вернуться к неестественной, перетянутой, чрезмерно огромной панораме, но ничего уже не зависело от нее, потому что проснулся потревоженный зверь RX. Впрочем, у Ани был Великий Шианли - но ей и в голову не приходило прибегнуть к нему. Воспользоваться Великим Шианли - наверняка значило пробудить к жизни такие силы, по сравнению с которыми безумные игрища RX показались бы проказами расшалившегося котенка.

В воздухе дрожали энергетические жгуты, земля перекликалась с небом, сжатая до предела пружина готовилась развернуться. И когда это произойдет, ничто не остановит бешеного напора, а каждая проглоченная жертва придаст новые силы RX. Этот мир, замкнутый в движении движения, существовал по своим законам, законам RX: подчинить, сожрать, подтолкнуть маятник, жадно увеличивать амплитуду колебаний. Ничто и никогда не застывало, не замирало здесь. Смерчи закручивались и раскручивались вокруг черных воронок, реки текли и вперед, и вспять, даже солнце вновь всасывало отданное тепло. Все двигалось, и этот мир подкарауливал новые жертвы.

Аня бежала, но будто бы и стояла на месте, а расколотая панорама разбиралась, как разрезанный яблочный пирог расхватывается гостями на празднике. Пропадали, развеивались холмы, домики и леса, но не окончательно, потому что окончательно ничто не могло исчезнуть в мире RX.

Подобно тенетам гигантской паутины, пространство между небом и землей заполнили, пересекли во всех направлениях сверкающие стальные нити, небывалые железные дороги RX, а по ним стягивались к единому центру и "Скорая Помощь", и город, и деревья, и средневековые замки, и сюрреалистические подземные операционные, где препарировались воплощенные образы Аниного детства. Путаница повисших в воздухе стальных дорог не упорядочивалась, прямые линии завивались в спирали, расцветал причудливыми серпантинами цветок полного хаоса, затем сложившийся внутрь себя.

Усталая и разбитая, Аня замедлила бессмысленный бег... Но кто-то словно подталкивал её, заставлял бежать быстрее, расстилал перед ней гладкую дорогу, тянул за руки, толкал в спину. Аня сопротивлялась, но безуспешно. Она попыталась оглянуться и мельком увидела, что дорога сзади встает дыбом, словно кобра, переполненная агрессивной торжествующей силой. Это было страшно, но не так страшно, как предчувствие того, что станет с дорогой ВПЕРЕДИ... А на деревьях, вырастающих по обочинам, желтые листья окрашивались в зеленый цвет и свертывались в почки. Отрываясь от земли, деревья взлетали ввысь.

"Все должно закончиться когда-нибудь, - обреченно подумала Аня, - все на свете".

Пыльные вихри носились над равниной, теперь не травянистой, а песчаной, и край зеленого поля виднелся вдали. Аня оказалась там, в зарослях кукурузы, так быстро, как если бы не она добежала до поля, а поле бросилось ей навстречу и обступило её.

Кукуруза была высокая, крупная и тяжелая. Стебли размеренно покачивались, никуда не убегая, не улетая, и здесь ничто не подталкивало в спину и не тянуло вперед. Раздвигая стебли руками, Аня уже не бежала, а шла, не помня себя от усталости. Она падала, вставала, а пройденный путь хитрил с ней, стремился свернуться в кольцо. Аня устала не только физически. Она чувствовала отвращение к собственным безобразно ничтожным усилиям в борьбе с расстояниями и движением, с неопределенным расшатанным временем. Бесконечность, лукавство, предательство, героизм и пафос - все одинаково здесь, все возвращается отражением одной невыносимой муки.