Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

Семен Романович Воронцов писал сыну из Лондона: «Вся Европа ждет с раскрытыми глазами событий, которые должны разыграться между Двиной, Днепром и Вислой. Я боюсь только дипломатических и политических событий, потому что военных событий я нисколько не боюсь. Даже если начало операций было бы для нас неблагоприятным, то мы все можем выиграть, упорствуя в оборонительной войне и продолжая войну отступая. Если враг будет нас преследовать, он погиб, ибо чем больше он будет удаляться от своих продовольственных магазинов и складов оружия и чем больше он будет внедряться в страну без проходимых дорог, без припасов, которые можно будет у него отнять, окружая его армией казаков, тем больше он будет доведен до самого жалкого положения, и он кончит тем, что будет истреблен нашей зимой, которая всегда была нашей верной союзницей».

Возможно, под влиянием подобных настроений, генералы и флигель-адъютанты, окружавшие Александра, вели себя так, будто они находятся на маневрах или в веселой командировке. Единственным их желанием было упросить государя разрешить устроить бал. Сдавшись на их настойчивые просьбы, Александр наконец дал свое согласие. Местом бала было выбрано имение Закрет, принадлежавшее Беннигсену. При подготовке к балу случилась странная история. За неимением в господском доме большой залы, местному архитектору поручили соорудить в саду деревянную галерею. Накануне бала, назначенного на 12 (24) июня, Александр получил записку, в которой неизвестный доброжелатель предупреждал его о том, что галерея выстроена с таким расчетом, чтобы обрушится на гостей во время танцев. Александр поручил де Санглену[92] осмотреть постройку. Едва де Санглен успел приехать в Закрет, как крыша и стены галереи рухнули на его глазах; остался стоять лишь помост для танцующих. Хватились архитектора, но оказалось, что он скрылся.

Когда де Санглен доложил Александру о случившемся, царь задумчиво покачал головой:

— Так это правда… — И тут же, воспрянув, добавил: — Поезжайте и прикажите помост немедленно очистить: мы будем танцевать под открытым небом.

Общество собралось в саду, где под цветущими померанцевыми деревьями уселись дамы, а около них встали мужчины. Возле уцелевшего помоста был накрыт большой стол. Вечер был тихий, небо слегка подернулось облаками; толпы приехавшего из города народа бродили по саду и вдоль реки.

В восемь часов приехал Александр. Он был очень хорош в мундире Семеновского полка, с синим воротником, оттенявшим белизну его лица. Царь приветствовал мужчин и любезно поздоровался с дамами, которых обязал не вставать.

За столом разговор принял общий, оживленный характер; чуть погодя Александр открыл бал. Военный оркестр в саду заиграл полонез. Александр пригласил первой г-жу Беннигсен, как хозяйку, потом графиню Барклай де Толли, потом графиню Шуазель-Гуфье. Каждой из них он говорил, что она лучше всех и затмила собой остальных. Последовавшая вслед за полонезом кадриль всех разгорячила; Александр в пылу танца столкнулся с композитором Марлини, любимцем Вильно, подбиравшем с полу рассыпанные одной дамой ноты.

Ужинали при луне, которую Царь шутливо называл фонарем, и ярких, сыпавших во все стороны огнях иллюминации. Ночь была такая тихая, что свечи в саду не гасли. Во время ужина Александр не садился, а переходил от одной дамы к другой.

В этот час в двадцати верстах от Закрета русские караулы наблюдали другое зрелище: французские понтонеры наводили мосты через Неман. Глубокой ночью министр полиции генерал-адъютант Александр Дмитриевич Балашов подошел к Александру и прошептал, что Великая армия начала переправу. Царь, не изменившись в лице, приказал ему молчать и продолжил веселье.

Под утро Александр вернулся в Вильно и до полудня работал в кабинете, диктуя воззвания, приказы, рескрипты, рассылая курьеров и т. д. Днем он выехал из города. Вслед за ним в лихорадочной спешке Вильно покидали русские чиновники, вместе со своими семьями и пожитками. Улицы были запружены каретами, набитыми постелями, сундуками, люльками, клетками с перепуганными, бьющимися птицами… Во всем городе не осталось ни одной лошади, ни одного экипажа. Очевидец замечает, что Вильна стала похожа на Венецию: не было слышно ни стука копыт, ни скрипа колес.

Днем французским солдатам зачитали знаменитое воззвание Наполеона, ставшее единственным официальным объявлением войны:

«Солдаты! Вторая польская война началась. Первая закончилась во Фридланде и Тильзите. В Тильзите Россия поклялась в вечном союзе с Францией и войне с Англией. Она нарушает теперь свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения своего странного поведения, пока французские орлы не возвратятся за Рейн, оставив на ее произвол наших союзников.

Россия увлечена роком. Ее судьба должна свершиться. Не думает ли она, что мы изменились? Или мы уже более не солдаты Аустерлица? Она ставит нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнительным. Пойдем же вперед, перейдем Неман, внесем войну на ее территорию.

Вторая польская война будет славной для французского оружия, как и первая. Но мир, который мы заключим, принесет и свою гарантию и положит конец пагубному влиянию, которое Россия оказывала в течение пятидесяти лет на дела Европы».

Приказ Александра по армии гласил:

«С давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки Французского императора, но всегда кротки и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем Нашем желании сохранить тишину, вынуждены Мы были ополчиться и собрать войска Наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах Нашей Империи, не нарушая мира; а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого Нами спокойствия. Французский Император, нападением на войска Наши при Ковне открыл первый войну. Итак, видя его, никакими средствами непреклонного к миру, не остается Нам ничего иного, как призвать на помощь Свидетеля и Защитника правды, Всемогущего Творца небес, поставить силы Наши против сил неприятельских. Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим об их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь Славян».

В конце царского воззвания говорилось: «Воины! Вы защищаете Веру, Отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог».

Он был слабой, но вместе с тем правой стороной.

***

Наполеон ясно сознавал, что война с Россией будет не из легких. Перед своим отъездом из Парижа он сказал префекту парижской полиции Пакье, что предстоящее ему предприятие «самое важное, самое трудное», на которое он когда-либо решался.

— Однако, — заключил император, — нужно довести до конца то, что начал.

Чтобы не возбудить преждевременных подозрений русского царя, свою поездку на Вислу, к армии, Наполеон обставил как неспешный объезд вассальных владений. 17 мая, в сопровождении императрицы Марии-Луизы, он прибыл в Дрезден к саксонскому королю, где повторились пышные эрфуртские торжества. Вся Германия