Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

— Хотите, чтобы я смоделировал кого-то из его друзей?

Мерчисон отрицательно покачал головой:

— Цицерону угодно снова ожить, во плоти. Поэтому мне необходимо для него клонированное тело.

— Ага, понял вас, шеф, клонированное тело, одна штука, с пылу с жару, сию минуту.

— Не надо так со мной шутить. Вы говорили, что можете наложить симулякр на клонированное тело.

— А ещё я говорил, что процесс пока в стадии разработки.

— Мне нужно через неделю.

— А что будем делать с Бакуниным? Как насчёт того, чтобы выпустить его из тюрьмы?

— Я готов это сделать в любой момент, — сказал Мерчисон. — Всё, что нужно, — это согласие сотрудничать. Можете смонтировать для него какой-нибудь ввод сенсорной информации? Я хочу, чтобы он в полной мере ощущал свою камеру, чувствовал, как она воняет. Я хочу, чтобы он мог испытывать физический дискомфорт.

— Вы имеете в виду боль?

— Да, если угодно. Я должен побыстрее его уговорить. Телевизионщики и газетчики ждут не дождутся интервью с ним.

Мерчисон ушёл, и Симмс снова уставился в голокабину, на Бакунина, скорчившегося в уголке камеры. «Бедняга, — думал Симмс, — даже в смерти ты не избавился от таких людей, как Мерчисон».

Симмс сел за компьютер и запустил программу симуляции. Рассеянно работая, он думал о другом. О Мерчисоне, о том, как надоел ему директор. Пора увольняться, это ясно. Увольняться, пока не уволили.

Но как же симулякры?

Цицерон, кажется, чувствовал себя прекрасно. Но Бакунин… Что этому несчастному нужно, так это карта полного доступа.

И он сможет беспрепятственно перемещаться по всей компьютерной системе.

Но этого никогда не произойдёт. Симмс слишком хороший учёный, чтобы допустить функционирование в системе неконтролируемого пакета информационно-личностных данных. Невозможно даже описать, какой ущерб это может нанести.

Пока Симмс размышлял обо всём этом, он вдруг заметил, что пальцы сами отстучали команду запуска программирования дескриптора доступа.

Дух Бакунина вечно норовил предать его принципы. Бестелесность не влияла на склонность ума к самоистязаниям. Ожидает ли душевный покой хотя бы в конце этой пытки? Разве может ничто продолжаться вечно? И всё же продолжалось. Враги преследуют его. Даже в смерти он не избавлен от ревизионистов. Они всё так же стремятся сломить его волю. Не понимают, что после смерти человеку остаётся единственно воля, только она даёт ему возможность называть себя человеком.

Эти не слишком радостные размышления были нарушены появлением человека, который вошёл в камеру Бакунина прямо сквозь массивную стену, как сквозь воздух. Анархист поднял взгляд, но не пошевелился. У царской полиции в запасе уйма научных фокусов. Этот человек не Мартин и, кажется, не тюремный охранник. На нём цивильное платье. Вероятно, чиновник высокого ранга, одетый по последней моде, — тогда всё становится на свои места.

— Вы пришли мучить меня, я знаю, — сказал Бакунин. — Но хочу напомнить, что против нематериального кнут бессилен. Даже лишённые тел, мы всё равно во власти диалектики Гегеля.

Вошедший улыбнулся:

— Здравствуйте, Михаил. Для человека, посаженного в Петропавловскую крепость, быть может, навечно, вы произносите довольно бодрые речи.

— Потому что я Бакунин, — сказал анархист. — А поскольку я Бакунин, вы пришли о чём-то меня просить.

Незнакомец улыбнулся:

— Ошибаетесь, Михаил! Я пришёл кое-что вам дать.

— Не верю я вам! Это дьявольские шутки капиталистов или коммунистов. Неважно чьи: те и другие меня ненавидят.

— Если вам не нужна моя помощь, я уйду.

— Почему я должен вам доверять? — спросил Бакунин.

— Придётся рискнуть.

— Кто вы? — спросил Бакунин.

— Моя фамилия Симмс. Я один из тех, кому вы обязаны своим теперешним состоянием.

— Зачем вы пришли?

— Считаю, что несправедливо подвергать страданиям даже симуляцию человека, особенно если эта симуляция способна воспринимать и чувствовать. Подобную симуляцию в некотором смысле необходимо считать живой, и её права должны уважаться. Я был против заключения вас в эту камеру, но не смог воспрепятствовать. Не помогло бы даже моё увольнение. Я всё равно уволюсь, но прежде кое-что сделаю.

— Что именно? — спросил Бакунин.

— Дам вам вот это.

Симуляция Симмса достала из нагрудного кармана некий предмет, похожий на игральную карту, но чуть больше и толще. Карта светилась. Бакунину показалось, что от неё исходят еле видимые провода, словно паутина, сотканная так тонко, что едва различима.

— Что это?

— Назовём это пропуском для выхода из тюрьмы.

— Нельзя ли объяснить?

— Это карта полного доступа. С ней вы можете перемещаться куда угодно в пределах данного домена.

— Какого домена?

— Я не могу обучить вас всему необходимому. Со временем вы сами во всём разберётесь, а сейчас просто воспользуйтесь шансом.

— Вы меня дурачите, — сказал Бакунин.

— Соглашайтесь или отказывайтесь.

Бакунин взял и покрутил в пальцах сияющий прямоугольник. И поднял глаза, ощутив перемену.

Стены камеры стали для него прозрачными. Карточка меняла его видение окружающего мира. Он мог проникать взглядом вплоть до крепостного периметра. Через стены Бакунин видел то место, где должен был находиться Трубецкой бастион. Но бастион отсутствовал. Не было ни собора, ни монетного двора. Не существовало ничего, кроме его камеры и внешней стены, на которую он смотрел с противоположного берега Невы.

— Словно театральная декорация! — воскликнул он.

— В сущности, так и есть, — ответил Симмс. — Мы не сочли необходимым смоделировать всё остальное. Сделали только вашу камеру и крепостную стену.