Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

– Порубили мы тех, что из-под вашего ствола убежали. Немного осталось. – Вахмистр показал на восьмерых пленных, которых уланы как раз вводили во двор.

Шарик, который помогал их конвоировать, подбежал к Янеку, заскулил и замолчал, почувствовав прикосновение руки хозяина.

Три командира направились к пленным десантникам. За ними Томаш, Вихура с Лидкой, а в конце Григорий рядом с Еленем, который недовольно ворчал:

– Что за железку прицепил к боку? Сними ее!

Немцы стояли в две шеренги, понурые, но с видом непокорным. На правом фланге – офицер, рядом с ним – лесничий, сзади за лесничим – фельдфебель с лицом в синих крапинках от пороха. Долгое время длилось молчание, оно становилось все более тяжелым и злобным. Нараставшая годами враждебность, кровь и обида разделяли этих людей с окаменевшими лицами, стоявших друг против друга. Страх и усталость больше всего исказили лицо лесничего. Гнев легче всего было заметить на лице Томаша, который тяжело дышал, то сжимая, то разжимая кулаки.

– Ночью они посветили пожаром, показали дорогу, – объяснил Калита.

– И потом уже мы по свежим следам… Интересно, что они тут искали, что среди бела дня в атаку пошли?

Янек снял планшетку, висевшую на боку у офицера, заглянул в нее.

– Он сумел выбросить карту или уничтожить, – произнес Кос, а потом по-немецки обратился к пленным: – Вас зухтен ир хир? 21 Вопрос он задал спокойно, но твердо. Пленные не отвечали. Даже не пошевельнулись, будто не слышали этих слов. Янек ждал, по очереди глядел на их лица и вдруг показал на лесничего.

– Ты.

Тот вздрогнул, побледнел и, захваченный врасплох, медленно заговорил по-немецки:

– Унтер дер эрде ист хир… 22 Глухо охнув, лесничий неожиданно переломился в пояснице, ноги у него подкосились, и он рухнул вниз лицом на землю. В спине под седьмым ребром у него торчал вогнанный по самую рукоятку десантный нож. Зеленый мундир быстро темнел от крови. Кос вытащил пистолет и, направив на остальных пленных дуло, перевернул лесничего на бок.

– Готов. Этот, в крапинках, прямо в сердце его ударил, – сказал он, глядя на напрягшегося, чуть пригнувшегося фельдфебеля, ожидавшего выстрела из пистолета.

– Осрамили вы меня, – обратился вахмистр к своим. – Вас, как детей, можно обмануть. А ну еще раз обыскать и все, до последней крошки, вывернуть…

Десантники без приказа подняли вверх руки, а два улана подбежали к ним выворачивать карманы. Все, что находили, они бросали на плащ-палатку, расстеленную на земле перед пленными.

Среди перочинных ножей, тряпок, перевязочных пакетов, сигарет и спичек блеснуло золото. Плютоновый наклонился, поднял крестик и с неподвижным лицом показал другим:

– Этот крест мой отец на шее носил.

– Не успели мы… – объяснил вахмистр. – Его сторожка догорала, – показал он на убитого лесничего. – Мы опоздали, наверно, на полчаса…

Томаш, все время стоявший молча, глухо охнул, словно в нем что-то оборвалось, и внезапно бросился на десантников. Размахивая обеими руками, он свалил на землю фельдфебеля и капитана, прежде чем те успели заслониться.

– Что ты делаешь? – закричал Григорий.

– Рядовой Черешняк! – крикнул Янек.

Густлик вышел вперед, схватил его за руку.

– Стой!

Тот, словно помешанный, вырвался от Густлика и, ударив кулаком в челюсть еще одного десантника, сбил и этого с ног.

– Черт! – выругался Густлик и, перерезав Черешняку дорогу, дал ему тумака в живот. – Нельзя, – говорил он, держа его за плечи, чтобы тот не упал после такого удара.

– Новый солдат, – попытался объяснить Кос. – Всего четвертый день в экипаже.

– Гм, новый, непосредственный, – сказал вахмистр. – Я бы его наказал, посадил бы на хлеб и воду, а потом представил бы к званию. Ничего, что он их немного того… Вечером в штабе армии они будут поразговорчивей.

– Сегодня вечером?

– Это отсюда недалеко. – Командир эскадрона кивнул головой, глядя не без удовольствия, как медленно поднимаются с земли побитые десантники и как фельдфебель размазывает по своей бандитской роже кровь, текущую из носа.

– Нам тоже в ту сторону. Можем вместе ехать. Посадим их в грузовик.

– Согласен. Только сначала коней надо напоить, и трогаться можно будет.

Вахмистр отошел к Колодцу, а Кос остановился около плютонового, который не отводил взгляда от отцовского крестика, держа его на ладони.

– Мы поехали.

– Поезжайте, – ответил солдат, словно выйдя из оцепенения, и подал руку Янеку.

– Возьмете этого пацаненка?

– А где он? Франек! – позвал он. – Я говорил, что не могу…

Из-под брезентового навеса одной из подвод высунулась светловолосая голова парнишки.

– Я тут.

– Где этот маленький немец?

– Тут, – ответил Франек. – Он со мной будет спать и с конями управиться поможет.

– Ну хорошо. – Плютоновый улыбнулся. – Пускай остается.

Минуту спустя казалось, что он и Кос вот-вот обнимутся, но оба были слишком молоды, чтобы не смутиться, поэтому отдали друг другу честь и каждый пошел в свою сторону.

– Строиться к маршу! – крикнул плютоновый.

Около танка, на досках, положенных у стены риги, корчился Черешняк, держась руками за живот. Григорий, опершийся о лобовую броню, Густлик, стоящий около башни, и Лидка, которая сидела у открытой дверцы кабины грузовика, – все слушали Вихуру. Шофер копался в моторе и одновременно рассказывал:

– …Только всего этого мало. Представьте себе, что ночью он меня сменяет на посту и начинает заливать, как он около Шварцер Форст переплыл речку и перерезал кабель и потому фрицы не смогли взорвать заминированный мост. Я ему сказал, чтобы он своей бабушке рассказал, когда вернется в деревню…

– Перестань, Вихура, болтать. Как только уланы напоят коней, мы едем вместе с ними.

– Корову отдали, за конями будем теперь плестись… Я бы проверил, что за стена в этой риге, и догнал бы.

– Погодите, – перебил Густлик и, спрыгнув с танка, подошел к Черешняку. – Ты чем это кабель перерезал?

Не поднимаясь, Томаш без слов полез в карман и подал садовый нож, невзначай вытащив конец кабеля. Елень наклонился и вынул большой моток.

– Водонепроницаемый, – сказал он, внимательно осмотрев кабель. – На что он тебе?

– Да так. – Он пожал плечами. – Провод всегда может пригодиться.

Елень раскрыл нож, провел пальцем по острию, нащупав на нем две маленькие щербинки. Потом подал нож Косу.

– Правда.

Вихура и Григорий, приподнявшись на носках, наблюдали за внимательно рассматривавшим кабель Янеком через его плечо.

– Рядовой Черешняк, – назвал он его негромко, а когда тот встал, сержант протянул ему руку. – Спасибо.

– Вон ты какой! – Григорий схватил его за плечи, посмотрел ему в лицо.

– Отцепи саблю, глупо выглядишь, – заметил Григорию Кос.

– Сейчас сниму.

В этот момент Вихура пошел к грузовику и вернулся, неся в обеих руках гармонь.

– Бери. Твоя.

Черешняк, еще продолжавший дуться, вдруг не выдержал.

– Ладно, буду вам играть, – пообещал он, глядя в сторону танка.

– Давай руку, мир. Тем вином из дворца запьем.

Протянутая рука Густлика повисла в воздухе.

– Нет, пан плютоновый. – Томаш покрутил головой. – Мне пленных нельзя было бить, но и такого права нет, чтобы солдата…

– Посмотрите! – крикнула Лидка, показывая на двор фольварка.

Из ворот выезжал обоз. Рядом плютоновый, командир интендантского отдела, верхом на коне приветствовал, махая рукой, танкистов.

Под навесом последней подводы, свесив ноги, сидели оба парнишки – Франек и немец-найденыш, они что-то пытались объяснять друг другу. Григорий, придерживая саблю, побежал за ними.

– Забудь, – обратился Густлик к Томашу.

– Не забуду, – ответил упрямо Черешняк и даже головы не повернул.

Через открытые ворота он смотрел на стадо, отправляющееся в путь, на подводы, тянувшиеся за ним.

– Лягушку им дал на дорогу, заводную, – объяснил запыхавшийся Григорий, вернувшись к своим.

– И саблю нужно было, – буркнул Елень.

Денек выдался погожий – солнце светило не очень горячо, дул слабый ветерок, нежно пахла зелень. Солдаты разлеглись вдоль канавы, несколько человек о чем-то толковали, а остальные, подремывая, слушали пересвистывание птиц в сосновой роще.

Они ожидали здесь, чтобы поймать попутную машину и добраться до своих полков. Каждый давно уже отыскал на дорожных указателях табличку с фамилией своего командира, и толстощекая регулировщица обещала, что как только будет возможность… Большинство частей уже направилось в сторону Одера, и здесь, к югу от Колобжега, движение было небольшое. Солдаты недовольно посматривали на грузовую машину, около которой возился шофер с руками, по локоть выпачканными смазкой. Не было похоже ни на то, что ему удастся скоро исправить поломку, ни на то, что кто-нибудь подъедет.

Все сразу подняли голову, когда из-за поворота проходившего через лес шоссе послышался низкий рокот мотора, грохот гусениц и стук копыт.